CC BY
46
бесследно для Чехии. В день его похорон был казнен арестованный им чешский премьер Алоис Элиаш. Из Берлина было дано распоряжение начать операцию «Возмездие». Все мужчины из деревеньки Лидице, чьи жители были заподозрены по непроверенным и оказавшимися ложными данным в связях с парашютистами, в общей сложности 199 человек, - были расстреляны. Женщины отправлены в концентрационный лагерь Равенсбрюк. Из детей лишь девять были отобраны для пересылки в Германию и распределения по новым семьям. Остальных убили. Деревня была сравнена с землей, дабы исчезла и сама память о ней. 1 сентября был казнен епископ чешской православной церкви Горазд, а сама она была запрещена. 236 человек из членов семей, оказывавших помощь парашютистам, были отправлены в концлагеря (с. 278-285). Число арестованных достигло 3188 человек, из которых 1327 в течение лета были приговорены к смерти. Вдова Гейдриха после окончания войны вернулась в ФРГ, где с 1956 по 1959 г. выиграла ряд судебных процессов против государства, прежде отказывавшего ей в пенсии. В 1970-х годах вышли ее мемуары, которые она, дабы позлить антинацистов и левую прессу, назвала «Моя жизнь с военным преступником».
И. Цибизова
2012.03.018. НЕФЕДОВ С.А. АГРАРНЫЕ И
ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ ИТОГИ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ. - Екатеринбург: Издательство УГГУ, 2009. - 209 с.
Каков был результат русских революций начала ХХ в.? Стали ли крестьяне жить лучше, получив помещичью землю? Такими вопросами озадачивается в своем философско-историческом исследовании С.А. Нефедов. Как он отмечает, еще не так давно, в советские времена, решение подобных вопросов было однозначным. Но теперь на данный счет есть разные точки зрения.
Различия точек зрения связаны не только с идеологической ангажированностью авторов. Сама проблема, по словам Нефедова, слишком сложна для того, чтобы иметь однозначное решение. Неожиданно дали о себе знать пробелы в научных сведениях. Выяснилось, что фактически отсутствуют сопоставимые данные о потреблении до и после периода войн и революций, что вызывают сомнение многие статистические показатели. Еще важный нюанс
заключается в больших размерах нашей страны. В разных ее частях ситуация была различной. Правильное решение поставленных проблем должно включать учет местной специфики.
В теории, напоминает Нефедов, сопоставление уровня жизни в различные периоды предполагает сравнение данных о душевом потреблении, продолжительности жизни, рождаемости и смертности. Эти показатели традиционно считают связанными между собой. В частности, продолжительность жизни в значительной мере определяется уровнем потребления пищи. В свою очередь, уровень потребления зависит от показателей сельскохозяйственного производства (размеров посевных площадей, урожайности, развития животноводства, величины крестьянских наделов и т.д.) и соотношения ввоза и вывоза продуктов сельского хозяйства. В то же время продолжительность жизни зависит и от других переменных, в первую очередь, медицинского обеспечения, санитарии и гигиены, распространенности инфекционных заболеваний.
Исходя из того что решение задач, поставленных Нефедовым, представляет большую сложность, оно требует комплексного подхода, учитывающего самые различные теории. В качестве одной из них автор выдвигает теорию демографических циклов, или неомальтузианство. Главный постулат Т. Мальтуса заключался в том, что количество населения неизбежно ограничено средствами существования. В силу такого ограничения перенаселение приводит к нехватке продуктов питания, росту цен и ренты, падению реальной заработной платы и потребления. Возникают голодные годы, повторяющиеся все чаще и делающие социально-экономическую систему неустойчивой. Далее наступает кризис системы (экосоциальный кризис), в ходе которого население резко сокращается в результате голодания и социальных конфликтов. Но тяжелые годы не длятся вечно. Перенаселение со временем уходит в прошлое, количество средств существования, приходящихся на человека, возрастает, цены и рента падают, заработная плата увеличивается, и через некоторое время население снова начинает расти.
Идеи Мальтуса не остались незамеченными. Когда-то к ним с вниманием отнеслись А. Смит, Ж.Б. Сей, Дж. Милль. А в ХХ в. мальтузианское учение поддержал среди прочих Ф. Бродель. «Демографические приливы и отливы, - цитирует Броделя Нефедов, -есть символ жизни минувших времен, это следующие друг за дру-
гом спады и подъемы, причем первые сводят почти на нет - но не до конца - вторые. В сравнении с этими фундаментальными реальностями все (или почти все) может показаться второстепенным... Растущее население обнаруживает, что его отношения с пространством, которое оно занимает, изменились... Возрастающая демографическая перегрузка нередко заканчивается - а в прошлом неизменно заканчивалась тем, что возможности общества прокормить людей оказывались недостаточными. Эта истина, бывшая банальной вплоть до XVIII века, и сегодня еще действительна для некоторых отсталых стран... Демографические подъемы влекут за собой снижение уровня жизни, они увеличивают... число недоедающих нищих и бродяг. Эпидемии и голод - последний предшествует первым и сопутствует им - восстанавливают равновесие между количеством ртов и недостающим питанием... » (с. 7).
Новым этапом в развитии концепции демографических циклов Нефедов считает работы Дж. Голдстоуна. Отличительной их чертой можно считать структурный подход, т.е. рассмотрение структуры, элементами которой выступают простой народ, элита и государство. Голдстоун анализирует динамику и взаимодействие этих элементов в условиях роста и сокращения населения. По Гол-дстоуну, рост населения должен приводить к дроблению крестьянских наделов и крестьянскому малоземелью. При таких условиях начинает ощущаться недостаток пропитания. Крестьяне разоряются (вплоть до продажи своих наделов) и ищут другие заработки. Так получают распространение аренда, батрачество, отходничество. Кроме того, крестьяне в поисках работы устремляются в города, придавая им импульс для роста. Городское население сравнительно с сельским растет, но в целом рост населения замедляется.
Такая картина наблюдалась в самых различных странах. Россия к ним тоже относится. Согласно Нефедову, историю России XIX - начала XX в. в значительной степени можно объяснить исходя из мальтузианской теории. Еще в первой половине XIX столетия в России произошло падение потребления и дальше вплоть до революции 1917 г. значительная часть населения пребывала в состоянии недоедания. Недоедание было серьезным, именно оно в немалой степени и привело к революционным событиям.
Однако жизненные сложности, связанные с нехваткой хлеба и недоеданием, должны иметь пределы. Конец войн и революций,
уничтожающих избыточное население, знаменует увеличение крестьянских наделов, уменьшение хлебных цен и ренты, рост потребления и уровня жизни. Также войны и революции ведут к трансформации структуры «народ-государство-элита». Гибнут крупные собственники, их собственность перераспределяется в ходе крупных социальных реформ. Соответственно, увеличивается общая доля ресурсов, приходящихся на счет народа.
С. Нефедов убежден в том, что демографически-структурная теория (представляющая собой одну из версий неомальтузианства) обладает большим объяснительным потенциалом. Однако в основном она применяется для изучения эволюции традиционного, до-промышленного общества. Но для объяснения изменений в странах, находящихся на переходе между стадиями традиционного и индустриального общества, в большей степени подходит теория модернизации. По определению одного из создателей данной теории С. Блэка, модернизацией надо называть процесс адаптации традиционного общества к новым условиям, порожденным научно-технической революцией. В сельскохозяйственной сфере модернизация подразумевает внедрение новых технологий, позволяющих увеличить урожайность и потребление. В социальной сфере модернизация обеспечивает распространение грамотности и снижение смертности благодаря развитию медицины. Как отмечает Нефедов, некоторые последствия модернизации, например уменьшение смертности и увеличение (на первых порах) естественного прироста, близки по характеру к тем переменам, которые, согласно демографически-структурной теории, должны наблюдаться после эко-социального кризиса.
Еще одним подходом, которым пользуется Нефедов, является теория мир-систем И. Валлерстайна. В соответствии с ней развитие мирового рынка определяет сырьевую специализацию экономики периферийных стран и приводит к массовому вывозу сырья и продовольствия в обмен на промышленные товары. В контексте российской истории второй половины XIX в. можно утверждать, что включение в мировой рынок привело к огромному росту экспорта хлеба, усугубившего продовольственную ситуацию внутри страны. Хлебный экспорт был в значительной мере связан с изучаемым демографически-структурной теорией перераспределением ресурсов в рамках структуры «народ-государство-элита». Сама возмож-
ность усиленного хлебного экспорта была связана с нахождением значительной части земель и получаемого с них зерна в руках элиты, которая считала более выгодным продавать его за границу. Однако подобное положение длится не вечно, его прерывает кризис. Он, в соответствии с уже упоминавшейся теорией Дж. Голдстоуна, должен сопровождаться уменьшением ренты и ресурсов, находящихся в распоряжении элиты. Как следствие, после кризиса следует ожидать значительного сокращения хлебного экспорта.
В какой степени указанные теории применимы к царским временам начала ХХ в. и первым годам Советского государства? Как уже сказано, к моменту революционных потрясений в России наблюдалось серьезное аграрное перенаселение. Сборы хлеба в расчете на душу населения сокращались, при этом постоянно возрастала вследствие распашки пастбищ та часть зерна, которая шла на корм скоту. Но самой большой проблемой был голодный экспорт. Под гнетом налогов и арендных платежей крестьяне были вынуждены продавать необходимый им для потребления хлеб, который перепродавался за границу. Терпение крестьян постепенно иссякало, они все чаще поднимались на бунты.
Главное требование крестьян было хорошо известно: они требовали наделения землей за счет помещиков. Но царское правительство вместо этого предложило реформу Столыпина, противопоставлявшую «социалистической программе передела земли программу агротехнической модернизации по европейскому и, в частности, немецкому образцу» (с. 93). Подобную программу называют «прусским путем развития капитализма». Как известно, в Пруссии после освобождения крестьян произошло укрупнение наиболее обеспеченных крестьянских хозяйств за счет сгона с земли крестьян-бедняков. Столыпин попытался добиться чего-то подобного. Но для хороших результатов требовалось длительное затишье в государстве, резкое прекращение народного недовольства. Ничего такого не случилось, из чего можно сделать вывод о том, что реформа запоздала. Требовались более радикальные меры, о чем говорили еще при жизни Столыпина многие экономисты. «Расширить площадь крестьянских земель, - писал М.И. Туган-Барановский, - нужно уже потому, что повышение производительности народного труда есть длинный и сложный процесс, требую-
щий для своего осуществления многих лет и даже десятилетий, а крестьянская нужда не ждет и требует помощи немедленно» (с. 97).
То, отчего категорически отказывался царизм, в значительной степени удалось большевикам. Как известно, уже на следующий день после захвата власти в Петрограде советское правительство провозгласило «Декрет о земле», по которому земля безвозмездно отчуждалась у помещиков в пользу крестьян. Результатом стало увеличение крестьянских наделов примерно в полтора раза в расчете на двор (с. 99). Впрочем, уже к 1924 г. размер наделов в Центральной России стал примерно таким, каким был еще в 1905 г., но произошло это за счет распада больших семей и уменьшения количества крестьян, приходившихся на двор (с. 100).
В целом жизнь крестьян к середине 1920-х годов была лучше, чем в царские времена. Улучшение оказалось возможным даже несмотря на то, что по сравнению с докризисными временами не удалось добиться роста душевого сбора зерна. Главным фактором увеличения потребления на 20% послужило резкое сокращение (примерно в 12 раз) хлебного экспорта. Но с точки зрения руководителей ВКП (б), обозначенной в 1928 г.у, в этом и состояла главная проблема. Они жаловались на то, что крестьяне, поделившие помещичьи земли, увеличили потребление хлеба и резко сократили его поставки на рынок, не только ликвидировав экспорт, но и нарушив снабжение городов (с. 132). В действительности, отмечает Нефедов, жалобы были необоснованны, и, к примеру, в 1926-1927 гг. снабжение городов хлебом осуществлялось крестьянами в масштабах, значительно превосходящих довоенные.
Нефедов предлагает «чисто мальтузианское объяснение хлебозаготовительных трудностей» (с. 138). С точки зрения Нефедова, «поскольку производство зерновых не увеличивалось... то очевидно, что уменьшение душевого потребления было следствием роста населения» (с. 139). Иными словами, сработали «мальтузианские ножницы», те самые, которые несколько раньше, до революции, привели страну к экосоциальному кризису. Передел земли увеличил потребление крестьян, но ненадолго - с ростом населения крестьянское потребление снова стало уменьшаться.
П.А. Столыпин в свое время предупреждал о возможности такого развития событий. Согласно Столыпину, темпы роста населения в России превышают темпы роста в других государствах и
настолько велики, что если даже отдать крестьянам всю землю, то и тогда едва ли можно было бы удовлетворить земельный голод. Столыпин был не совсем прав: передел земли на какое-то, пусть и совсем не большое, время принес положительные результаты. Более точным Нефедов считает прогноз П.Б. Струве: «Совершенно бесспорно, что в настоящее время никакая ликвидация частных хозяйств в пользу крестьянского не может устранить перенаселения значительной части России в смысле избытка ртов относительно пищи, производимой на данной площади. И даже если уничтожение избыточного населения путем указанной ликвидации было бы достижимо и последняя была бы возможна, то это при условии сохранения и укрепления натурального хозяйства отбросило бы нас только на несколько десятков лет назад, а затем мы вернулись бы преблагополучно к той точке, на которой находимся теперь. Вопрос о подъеме всего народного производства стоял бы перед нами в еще большей наготе» (с. 140).
Таким образом, делает вывод Нефедов, революция ослабила аграрное перенаселение и обеспечила передышку, но перенаселение все же сохранялось и дало о себе знать в конце 1920-х годов. С точки зрения теории это означает, что события 1914-1922 гг. были лишь первым этапом экосоциального кризиса, за которым в 1930-е годы последовал второй этап.
С.А. Ермолаев
