Научная статья на тему '2012. 03. 010. Зильбер И. Ф. Эмоции как режим оправдания? Случай гражданского гнева. Silber I. F. emotions as regime of justification? The case of civic anger // European j. of social theory. - L. , 2011. - Vol. 25, n 3. - p. 443-464'

2012. 03. 010. Зильбер И. Ф. Эмоции как режим оправдания? Случай гражданского гнева. Silber I. F. emotions as regime of justification? The case of civic anger // European j. of social theory. - L. , 2011. - Vol. 25, n 3. - p. 443-464 Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

CC BY
90
20
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ И БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЕ УЧРЕЖДЕНИЯ / БОЛТАНСКИ Л. / ГРАЖДАНСКИЙ ГНЕВ / СОЦИОЛОГИЯ ЭМОЦИЙ / ТЕВЕНО Л
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2012. 03. 010. Зильбер И. Ф. Эмоции как режим оправдания? Случай гражданского гнева. Silber I. F. emotions as regime of justification? The case of civic anger // European j. of social theory. - L. , 2011. - Vol. 25, n 3. - p. 443-464»

2012.03.010. ЗИЛЬБЕР И.Ф. ЭМОЦИИ КАК РЕЖИМ ОПРАВДАНИЯ? СЛУЧАЙ ГРАЖДАНСКОГО ГНЕВА.

Silber I.F. Emotions as regime of justification? The case of civic anger // European j. of social theory. - L., 2011. - Vol. 25, N 3. - P. 443-464.

Илана Зильбер (Университет Бар-Илана, г. Тель-Авив, Израиль) анализирует специфический вид гнева - «гражданский» гнев (civic anger), а также роль эмоций в связи с режимами оправдания в трактовке Л. Болтански и Л. Тевено1. Анализируя интервью с крупнейшими благотворителями или донорами, автор показывает различные формы проявления гражданского гнева как моральной и политической эмоции. В данном случае содержание гражданского филантропического гнева раскрывается в связи с культурным контекстом, который включает режимы оправдания (гражданский и индустриальный) и позволяет выделить особый кластер эмоций, позволяющий предложить описание дополнительного квазирежима оправдания («добрая воля»). Этот квазирежим указывает на наличие многомерной связи между эмоциями и режимами оправдания. По мнению автора статьи, кластер морально-политических эмоций, связанных с гражданским гневом, еще не получил должного вни-

1 Социология критической способности французских социальных мыслителей Люка Болтански и Лорана Тевено дает возможность проанализировать способы, посредством которых люди оправдывают свои действия и действия других в социальном мире. Авторы описывают множественную систему порядков, или режимов, оправдания, применение которых зависит от конкретных условий. Такие режимы использовались для разрешения споров и противоречий в самых разных ситуациях, но прежде всего - внутри формальных политических институтов, поэтому главный интерес ученых составляют политические философские концепции и их применение в социальном мире. Именно в этом смысле данный подход можно назвать социологией критической способности, которая изучает оправдания, используемые людьми в отношении своих собственных действий, а также репертуар их оценок в отношении действий других согласно логике философских теорий. Каждый мир оправдания имеет центрального для своей аргументации политического философа, который в наиболее чистой или радикальной форме выражает стандарты справедливости, присущие данному миру. Французские теоретики выделили шесть миров: мир вдохновения, или одержимости (бл. Августин); мир домашний (Ж.Б. Боссюэ); рыночный мир (А. Смит); индустриальный мир (А. Сен-Симон); гражданский мир (Ж.-Ж. Руссо); мир справедливости, или мир мнения (Т. Гоббс). См. подробнее: Л. Болтански, Л. Тевено Социология критической способности // Журнал социологии и социальной антропологии. - СПб., 2000. - Т. 3, № 3. - С. 66-83. - Прим. реф.

мания в социологии филантропии, социологии морали и социологии эмоций (с. 301).

Эмпирической базой для настоящей статьи послужило исследование элитной филантропии, понятой как пожертвование частных средств на общественные цели очень богатыми людьми. В последние десятилетия элита филантропов вкладывает большие средства в развитие израильского государства. Это явление, по замечанию Зильбер, не является уникальным, обнаруживая много общего с благотворительностью в других странах. Автор считает, что необходимо понять последствия этого явления для гражданского общества и государственного управления в современных демократиях. Кроме того, современная элитная филантропия позволяет исследовать дикурсивные процессы, или, по Болтански и Тевено, «режимы оправдания». Поэтому основным вопросом своего исследования И. Зильбер считает следующий: каким образом рост филантропической деятельности артикулирует режимы оправдания в терминах Болтански и Тевено, а также - как сами доноры объясняют новую волну филантропии и какие ценности и принципы оценки они используют? (с. 302).

Вначале автор описывает свое качественное исследование («израильский кейс»), послужившее эмпирической базой для основных положений данной статьи. Это исследование состояло из 26 полуструктурированных интервью мега-доноров (от 45 минут до двух часов каждое; респонденты - 18 мужчин и 8 женщин в возрасте от 40 до 80 лет, которые часть жизни провели в Израиле и являются известными публичными фигурами). И. Зильбер обращает особое внимание на те аспекты интервью, в которых нашел отражение специфический набор эмоций - «гражданский гнев». Биографии доноров показывают, что их благотворительная деятельность не была случайной: она обусловлена вовлеченностью в общественные дела, которая была характерны для семей их родителей, а также их собственным участием в международных деловых сетях и молодежных движениях и знанием международной практики благотворительности, полученным во время длительного пребывания за границей. Вместе с тем филантропическая деятельность не является автоматическим результатом подобного рода биографии, а представляется итогом глубоких размышлений и результатом добровольного индивидуального выбора. Для всех интер-

вьюируемых пожертвования - не только обдуманное индивидуальное предприятие, но дело, которое приносит глубокое удовлетворение, ощущение выполненного долга. Поэтому самореализационное измерение этой деятельности дополняется интенсивным чувством патриотизма, когда пожертвования расцениваются как вклад в коллективное благополучие, в будущее израильского общества.

Выражение сочувствия и патриотизма было связано с озабоченностью социально-экономическими проблемами, которые представляют угрозу для израильского общества в целом, подрывают его солидарность. В этом смысле дискурс доноров-филантропов был насыщен рассуждениями, связанными с «гражданским» миром. Этот мир определяется Болтански и Тевено через оценку частных вкладов в социальную солидарность и коллективное благо1. В этой связи самыми важными моментами, по свидетельству автора статьи, оказались острая критика и негативные чувства (гнев), которые испытывали доноры в отношении государства. Гнев оказался характерной эмоцией для всех опрошенных благотворителей, невзирая на возраст, этническую принадлежность и гендер. При этом доноры сочетали гражданский режим оправдания с аргументами, соответствующими индустриальному миру2. Здесь суждения доноров были обращены против некомпетентности и неэффективности государства и чиновников, а также против равнодушия и неспособности последних принять на себя ответственность за социальные болезни. Критика со стороны доноров затрагивала также способ взаимодействия государства с ними самими, поскольку государственные чиновники нарушают обещания в отношении совместного финансирования некоторых сфер деятельности. Многие доноры также выражали острое недовольство сферой политики, описывая политиков как людей «грязных» и коррумпированных. Интенсивные негативные чувства касались также политизированности тех областей, которые, по их мнению, следовало бы предоставить профессионалам и сделать относительно закрытыми для по-

1 См.: Boltanski L., Thevenot L. On justification: Economies of worth. - Princeton (NJ): Princeton univ. press, 1991. - P. 137-149; 231-240; Boltanski L., Thevenot L. The sociology of critical capacity // European j. of social theory. - L., 1999. - Vol. 3, N 2. - P. 371-372.

2 См.: Boltanski L., Thevenot L. On justification... - P. 150-160; 252-264; Bol-tanski L., Thevenot L. The sociology of critical capacity... - P. 372-373.

литики. Автор квалифицирует это как «момент столкновения гражданского и индустриального режимов оправдания» (с. 303-304).

И. Зильбер подчеркивает, что в ее цели не входило доказательство того, что гражданский гнев является основной причиной элитной филантропии. Гражданский гнев не был единственной либо доминирующей эмоцией опрошенных, он появлялся одновременно с позитивными эмоциями - чувством солидарности, сочувствия, удовлетворения, выражением заботы. При этом гражданский гнев мог быть очень интенсивным, но всегда находился под контролем респондента. Само слово «гнев» респонденты использовали также для выражения целого ряда сильных негативных чувств: негодования, печали, ужаса, презрения, разочарования, отвращения. Эти чувства проявлялись не только на вербальном уровне и в дискурсивных суждениях, но и в изменении интонации и темпа речи, в мимике и телесных жестах.

По замечанию автора, при исследовании израильского кейса в свете общей социологии филантропии оказалось, что эмоции (в частности, такие негативные, как гнев) не привлекали до сих пор внимания ученых, хотя анализу подлежало множество других мотивов. На основании обзора имеющейся литературы по теме Зиль-бер утверждает, что ни одна подробная карта мотивов и интересов благотворителей не включает гнев, тем более гражданский гнев, тогда как, по результатам настоящего исследования, именно это чувство является мотивирующим для израильской филантропической элиты (с. 304).

В новейших социологических и социопсихологических исследованиях эмоций гнев трактуется как высокоинтенсивная моральная эмоция, как часть реакции на несправедливость, когда субъект гнева является также объектом несправедливости1. В противоположность этому Зильбер рассматривает гнев, который испытывают привилегированные члены общества, как реакцию на беды других, притом что сами они не являются объектами несправедливости и не находятся в бедственном положении. Здесь автор обра-

1 См.: The CAD triad hypothesis: A mapping between three moral emotions and three moral codes / Rozin P., Lowery L., Imada S., Haidt J. // J. of personality a. social psychology. - Wash., 1999. - Vol. 76, N 4. - P. 574-586; Turner J.H., Stets J.E. Moral emotions // Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.H. Turner, J.E. Stets. -N.Y.: Springer, 2007. - P. 544-566.

щается к известной исследователям эмоций тройной гипотезе (CAD -contempt, anger, disgust), согласно которой гнев (наряду с презрением и отвращением) определяется как эмоция, которая нацелена на критику других и возникает вследствие моральных нарушений по отношению к другим людям1. Гражданский гнев доноров действительно нацелен против чиновников, занимающих высокое положение, но не способных помочь разным категориям нуждающихся. По мнению автора, гражданский гнев следует считать не только моральной, но и политической эмоцией, тем более что для последних работ в области политологии характерно осмысление гнева не только как одного из основных мотивов политических действий, но и в качестве легитимного чувства на уровне социальных элит2.

Феномен гражданского гнева мобилизует коллективные действия членов социальных и экономических элит и одновременно способствует тому, что талант и энергия доноров покидают сферу политики и направляются в русло благотворительности (альтернативную область публичных действий гражданского общества). Поэтому здесь нужно принять во внимание то, что Болтански и Теве-но называют моральной и критической компетенцией самых богатых, что в свою очередь требует большего внимания к моральным и политическим эмоциям, чем у самих авторов данной концепции, замечает Зильбер (с. 305). Политические эмоции и моральная компетенция доноров зависят от социального и культурного контекста. Описывая этот контекст применительно к израильскому кейсу, автор подчеркивает, что в середине 1990-х годов израильское общество стало свидетелем новой тенденции - роста филантропии среди самых богатых граждан, сопровождающегося новыми инициативами в отношении управления предоставляемой финансовой помощью. Такой рост благотворительности понимался как часть общих изменений в политической экономии на национальном и межнациональном уровнях: кризис развитых стран, доминирование неолиберальных идеологий и экономической полити-

1 Turner J.H., Stets J.E. Moral emotions...

См.: Ost D. Politics as the mobilization of anger emotions in movements and in power // European j. of social theory. - L., 2004. - Vol. 7, N 2. - P. 229-244; Lyman P. The domestication of anger: Use and abuse of anger in politics // Ibid. - P. 133-147; Holmes M. Introduction: The importance of being angry: Anger in political life // Ibid. -P. 123-132.

ки, растущая аккумуляция средств в определенных отраслях экономики, увеличивающаяся пропасть между бедными и богатыми и, наконец, рост организаций, конкурирующих с филантропической деятельностью. Каждое из упомянутых изменений в разной степени повлияло на израильское общество и по-разному способствовало росту филантропии. К тому же эти изменения усилились в связи с экономическим подъемом, затронувшим все сферы жизни общества. По мнению автора, мировой социально-экономический контекст, безусловно, помогает объяснить рост благотворительной активности, но не дает понимания субъективных мотивов доноров. Сам факт направленности гражданского гнева филантропической элиты против государства и его политики не может служить объяснением и требует анализа специфики израильского политико-культурного контекста.

Как показало исследование, филантропический гражданский гнев не означает отхода от государства, он выступает в качестве критической установки и даже стыда за государственную политику. Для многих доноров (в основном представителей старшего поколения) разочарование в государстве часто подогревается чувством ностальгии по солидарности, характерной для ранних этапов истории израильского общества, когда государство было основой коллективной идентификации. Чувства гнева и острого разочарования коренятся в осмыслении коллективной истории, а государство как часть коллективной идеологии все еще видится единственным центральным органом управления, тогда как гражданское общество не рассматривается в качестве его альтернативы. Гнев отвечает также общественной ситуации, в которой филантропия по большому счету еще не вполне легитимна. Филантропы вынуждены преодолевать недоверие, поскольку иногда считается, что они вмешиваются в сферы ответственности государства. Более того, согласно автору статьи, филантропическая деятельность в Израиле не располагает моральным словарем: голос доноров не слышен в широких кругах общественности, а элитная филантропия часто ассоциируется с аристократией, социальным неравенством, ситуацией кризиса и отсутствием легитимных альтернатив.

Интервью показали, что объектом гнева является не только «абстрактное» государство, но и некомпетентность конкретных чиновников. Подобная персонализация государства и политики

характерна для небольших стран, подобных Израилю, где существуют плотные сети коммуникации и тесные связи между элитами, как раз и способствующие возникновению чувства семьи, меньшей степени анонимности и даже интимности в публичной сфере. Распространение гражданского гнева, наблюдающееся в последнее время в этой стране, впоследствии может способствовать его легитимации. В этом смысле состоятельные израильские филантропы являются частью коллективного эмоционального климата, где гнев служит в том числе выражением желания более безопасного государства как в физическом, так и в моральном смысле (с. 306-307).

Итак, филантропия, помимо прочего, является сферой особого дискурса, который Болтански и Тевено называют «гражданским» режимом оправдания и который определяется подчинением индивидуальных частных интересов коллективным, выступая как вклад в поддержание социальной солидарности. В негативном смысле данный режим оценки вызывает критику типов действия, которые разрушают коллективное благо и солидарность. Этот режим исторически связан с государством, хотя Тевено и Болтански не указывают конкретно, о каком именно институте здесь идет речь. В контексте израильского общества гражданский гнев, направленный на государство и политику, укоренен в более широкой политической культуре, где государство окружено идеологическими ценностями и ностальгическими чувствами. В таком контексте гражданский гнев имеет некоторые дискурсивные преимущества, поскольку характеризует доноров не только как людей, принадлежащих к самой высокой социально-экономической страте, но и как активных и ответственных граждан, заботящихся об общественном благе (что соответствует мысли Болтански и Тевено). Кроме того, гражданский гнев не обращается против рыночного и индустриального мира или против либерального капитализма как такового, а также против сфер деятельности, обеспечивших благосостояние доноров. Более того, именно высокие экономические достижения доноров позволяют им задействовать аргументы индустриального мира, выделенные Болтански и Тевено (в том числе - критику неэффективности государственных чиновников). При этом государство и его политика в лице определенных фигур критикуются не только за неадекватное распоряжение общественным богатством, коррупцию и неэффективный менеджмент, но также в эмоциональ-

ном отношении - за равнодушие к нуждающимся группам населения (с. 308-309).

Материалы интервью, продолжает Зильбер, свидетельствуют о том, что гражданский гнев и ряд других эмоций в определенной степени могут рассматриваться как специфическое выражение гражданского режима (и частично - прочих режимов оправдания), что дополняет подход Болтански и Тевено. В созданной ими социологии критической способности эмоции рассматриваются в разных контекстах. Ученые пишут о негодовании как основополагающем чувстве, которое связано с естественным чувством справедливости и предшествует дискурсивной артикуляции режимов оправдания, разжигая критику1. Однако гражданский гнев доноров не сводится исключительно к негодованию, стимулирующему оправдания, он включает аргументы из других миров. Второй контекст, где возникают эмоции, - это мир вдохновения, где эмоции конституируют типическую, элементарную или стихийную форму информации2. Между тем гражданский гнев доноров, связанный с рядом моральных эмоций, по мнению автора, не соответствует миру вдохновения, так как здесь нет неординарных, харизматических страстей или творческих импульсов. Гражданский гнев подразумевает глубоко обдуманные и добровольные обязательства. Зильбер замечает, что мир вдохновения - это единственный режим оправдания, где эмоции имеют значение. Позитивные или негативные, моральные и / или политические, эмоции едва ли принадлежат какому-либо другому режиму ожидания, включая гражданский режим. Существует и третий контекст, в котором появляются эмоции: между режимами оправдания и действия. Эти эмоции имеют переходный статус и перекликаются с аналогичным понятием Р. Коллинза3. Автор статьи полагает, что гражданский гнев действительно может быть симптомом нестабильной ситуации, он близок скорее к логике наименьшего зла, чем к какому-либо режиму

1 См.: Boltanski L., Chiapello E. The new spirit of capitalism. - L.: Verso, 2005. -

Р. 36.

2

Boltanski L., Thevenot L. On justification: Economies of worth. - Princeton (NJ): Princeton univ. press, 1991. - P. 200-206.

3

Collins R. Stratification, emotional energy and the transient emotions // Research agendas in the sociology of emotions / Ed. by T.D. Kemper. - Albany: State univ. of New York press, 1990. - P. 27-57.

оправдания, сочетая в себе характеристики гражданского и индустриального режимов.

Во всех трех случаях эмоции трактуются как динамические силы, внешние по отношению к режимам оправдания, за исключением мира вдохновения. И. Зильбер считает, что гражданский гнев и кластер связанных с ним эмоций (включая позитивные «добрые» эмоции, направленные на сопереживание и соответствующую критику) не могут быть отнесены к «негодованию», не могут рассматриваться только как следствие переходных периодов или изменений между режимами оправдания и действия. С ее точки зрения, Болтански и Тевено недооценивают эмоции, считают их чем-то неустойчивым, внешним и переходным. До некоторой степени эмоции обладают свойствами, содержащимися в гражданском режиме оправдания (например, акцент на солидарности). Добрые эмоции, задействованные в филантропических действиях и связанные с гражданским гневом, предполагают возможность критики и оценки, поэтому индивид способен одновременно оправдывать филантропию и критиковать других (государство, политику, не признающих благотворительности богатых граждан), а также использовать другие режимы оправдания. Возникает вопрос: нуждаются ли добрые эмоции в том, чтобы их рассматривали как режим оправдания или даже как более общий режим, который придает легитимность эмоциям как таковым, а также целому ряду критериев оценки и прочих доказательных средств? В таком случае позитивные моральные эмоции могут ранжироваться очень высоко, выше, чем, например, индивидуальные предпочтения и удовольствия. В данный режим оправдания могли бы войти разнообразные критерии оценки эмоций - например, степень аутентичности и продолжительность филантропических эмоций, степень их общезначимости и репрезентативности с точки зрения коллективной эмоциональной атмосферы (с. 310-311).

В заключение Зильбер подчеркивает необходимость кросс-национального сравнительного исследования, которое позволит проследить эмоциональный характер филантропии в различных культурах, а также разные режимы оправдания филантропов. Автор полагает, что ее эмпирическая работа подтверждает жизненно важную роль эмоций в коллективных действиях и макроинститу-циональных процессах. Применительно к израильскому кейсу филантропические эмоции возникают как основа для оценки, не дос-

тигающей уровня, характерного для гражданского и индустриального режимов оправдания, которые очевидны в артикуляции гражданского гнева. Филантропический гнев подпитывается негодованием, но также формируется - как эмоциональный опыт и как дискурсивная практика - посредством особого политического и культурного контекста, отражая синергетический эффект разных режимов оправдания.

Теоретическая разработка филантропических эмоций как квазирежима оправдания, как составляющей гражданского мира и гражданского гнева, не является единственной исследовательской перспективой, замечает Зильбер. Эмоциональная работа (филантропическая или любая другая) может быть обнаружена в разных режимах оправдания. Другими словами, каждый из этих режимов может иметь различимый ряд эмоций. Эмоции способны развиться в эффективные дискурсивные суждения, которые могут быть преобразованы в абстрактные, моральные и коллективно разделяемые тезисы, относящиеся к общему благу. Поэтому автор статьи считает, что социология морали и социология эмоций нуждаются в привлечении теории режимов оправдания - при условии систематических эмпирических исследований сложной связи между такими режимами и эмоциями (с. 312-313).

О.А. Симонова

2012.03.011. ТЕПЕР Р., ИНЦЛИХТ М. МОРАЛЬНЫЕ ПРОСТУПКИ И МОРАЛЬНЫЕ УВЕРТКИ: О ВЛИЯНИИ СИТУАТИВНОЙ СТРУКТУРИРОВАННОСТИ ДЕЙСТВИЯ НА ПРОСОЦИАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ1.

TEPER R., INZLICHT M. Active transgressions and moral elusions: Action framing influences moral behavior // Social psychological a. personality science. - Thousand Oaks (CA), 2011. - Vol. 2, N 3. -P. 284-288.

Психологи Римма Тепер и Майкл Инцлихт (Университет г. Торонто, Канада) рассматривают факторы альтруистического

1 Реферат подготовлен в рамках исследовательского проекта «Социальная солидарность как условие общественных трансформаций: Теоретические основания, российская специфика, социобиологические и социально-психологические аспекты», осуществляемого при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (проект 11-06-00347 а).

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.