CC BY
100
обряд практически не меняется, за исключением некоторых внешних его проявлений. В частности, резко сокращается количество украшений, среди которых теперь преобладают изделия из костей и зубов животных. Меняется форма «святилищ»: вместо капитальных построек сооружаются облегченные конструкции в виде шалаша. Исчезают ритуальные клады и одновременно возрастает число ритуальных кострищ.
Могильники финального этапа (рубеж III-II - первая четверть II тыс. до н.э.) отличаются бессистемностью планировок и полным нарушением традиций погребального обряда. Наряду с индивидуальными встречаются коллективные захоронения в разных позах и с различной ориентировкой костяков. Кроме того, выявлены следы массовых посмертных манипуляций с трупами, когда у покойников перерезали мышцы, отрубали головы или вообще разрубали туловище на части, а в некоторых случаях практиковали захоронение только одной головы. По мнению авторов, это было обусловлено двумя причинами. С одной стороны, утратой коллективного самосознания и самоощущения себя как единого социума, а с другой - внешним воздействием со стороны абсолютно чуждого лесным охотникам-собирателям мира пришлых пастухов-скотоводов. Мигранты, по-видимому, занесли какую-то инфекцию, к которой у аборигенов не было иммунитета, что вызвало среди них массовые эпидемии и большую смертность. В результате воло-совская культура, просуществовавшая чуть более 1000 лет, полностью и навсегда исчезла, без каких-либо реминисценций, вместе со своими носителями - охотниками/собирателями лесов ВосточноЕвропейской равнины (с. 259).
А.Е. Медовичев
2012.02.039. КРЕНКЕ Н А. ДЬЯКОВО ГОРОДИЩЕ: КУЛЬТУРА НАСЕЛЕНИЯ БАССЕЙНА МОСКВЫ-РЕКИ В I ТЫС. ДО Н.Э. -I ТЫС. Н.Э. / РАН. Ин-т археологии. - М.: ИА РАН, 2011. - 546 с. -Библиогр.: с. 254-267. Рез. англ.
Ключевые слова: материальная культура железного века, Окско-Москворецкое междуречье, I тыс. до н.э. - I тыс. н.э., дьяковская археологическая культура, Дьяково городище.
В монографии представлены результаты проведенных в 1981-1987 гг. раскопок Дьякова городища - эпонимного памятника
дьяковской археологической культуры, расположенного в южной части заповедника «Коломенское» в Москве. По многим параметрам Дьяково городище является эталонным среди прочих подобных памятников, лучше всех отражающим историю развития материальной культуры в железном веке в Волго-Окском междуречье. Книга состоит из введения, десяти глав, заключения и ряда приложений, снабжена множеством таблиц и обширным иллюстративным материалом.
В первой главе автор анализирует более ранние планы Дьякова городища, снятые в конце XVIII - начале XIX в., а также результаты раскопок памятника, проводившихся в XIX - первой половине XX в. Д.Я. Самоквасовым (1872), В.И. Сизовым (1889, 1890, 1893), Г.Д. Филимоновым (1875), Ю.В. Готье (1921), К.Я. Виноградовым (1935). Во второй главе, посвященной характеристике культурного слоя Дьякова городища, автор приводит общие данные о раскопках 1981-1987 гг., в ходе которых были исследованы три участка на городище общей площадью 290 м2. Наиболее полное представление о стратиграфии памятника дают профили северного и восточного бортов раскопа 1983-1984 гг. Культурный слой Дьякова городища расчленен на две части - верхнюю и нижнюю, разделенные прослойкой почти стерильного песка (с. 28). Нижний слой имеет среднюю толщину 0,7 м и содержит остатки построек, границы которых прослеживаются сравнительно хорошо благодаря сохранившимся обугленным и истлевшим деревянным конструкциям стен. Верхний слой - наиболее мощный, его толщина на непотревоженных участках составляет около 2 м. (Верхняя часть этого слоя более всего подверглась разрушениям поздними перекопами.) По данным раскопок, постройки верхнего строя, вероятно, столбовой конструкции возводились обычно на одном и том же месте (профиль восточной стенки раскопа показывает, что на данном участке постройка возобновлялась не менее девяти раз). Стратиграфия насыпи вала, окружавшего основную площадку памятника, показала, что укрепления Дьякова городища имеют не менее семи основных строительных периодов, при этом древнейшее укрепление предшествовало возведению насыпи вала. Четыре нижних горизонта насыпи вала соответствуют периоду накопления нижнего слоя на площадке самого поселения. Постройки нижнего слоя представлены домами прямоугольной формы, общей площа-
дью 3-3,6^10 м. Их внутреннее пространство было разделено перегородками на отапливаемые комнаты и узкие холодные тамбуры. Внешние стены состояли из плетня и горизонтально положенных бревен, зажатых плетнем и столбами, высотой 2 м. В верхнем культурном слое выявлена серия однотипных жилых построек, а также мусорные остатки, включавшие рыбную чешую, кости животных, развалы горшков и столовых мисок. Постройки были прямоугольной формы (4^5 м), столбовой конструкции со стенами из горизонтально уложенных досок или бревен (материалом служила в основном липа), с тщательно выполненным полом из подсыпок песка и суглинка, перекрытых матами.
В главе третьей рассмотрена коллекция вещей с городища, которая включает 2564 находки, из которых 2436 относятся к железному веку. Около половины этих находок являются предметами домашнего обихода, на втором месте - украшения и детали одежды. Серия глиняных табличек, статуэток и прочих культовых объектов составляют около 5% от всей коллекции. Около 20% составляют предметы метательного оружия - стрелы и шарики для пращи. Более 8% представлено предметами, связанными с железоделательным и бронзолитейным производствами. В вещевом комплексе из нижнего слоя преобладают изделия из кости, составляющие набор часто встречающихся типов вещей, в первую очередь - инструменты и стрелы. При этом автор отмечает отсутствие элементов упряжи и преобладание изделий из костей лошади и крупного рогатого скота. Примечательно также разнообразие предметов мелкой глиняной пластики неутилитарного назначения - бусы, погремушки, глиняные таблички, зооморфные фигурки и модели предметов. Численное соотношение железных и костяных изделий (19:1), пишет автор, является одной из важных диагностических характеристик нижнего слоя (с. 46). Умбоновидное украшение, имеющее серию аналогий на синхронных москворецких памятниках, свидетельствует о сложении локального стиля Окско-Москво-рецкого междуречья, а такие элементы интерьера «приочажного пространства», как рогатые кирпичи, характерны в I тыс. до н.э. для обширной территории Центральной и Северной Европы, Причерноморья, восточноевропейской лесостепи, «что позволяет вписать культуру жителей Дьякова городища в стиль эпохи» (там же).
Находки из верхнего слоя разделены на четыре «блока» соответственно четырем прослойкам толщиной по 0,5 м. Для самого нижнего горизонта характерно резкое сокращение количества изделий из кости и их ассортимента, появляется много железных изделий (стержни, кольца, ножи), украшения из бронзы (подвески умбовидной формы, нашивные бляшки), глиняные грузики. В следующем слое резко увеличивается концентрация украшений, предметов одежды и прочих предметов из бронзы, поделок из глины, в том числе непроизводственного назначения. Важно отметить, что в этом горизонте резко увеличивается количество привозных вещей -преимущественно стеклянные бусы и бронзовые украшения с эмалью. В следующем из рассматриваемых слоев вместе с украшениями, распространенными в нижележащем горизонте, появляются новые виды конических бубенчиков с петлей, шляпковидные бубенчики с полями, вытянутые трапециевидные привески, которые, по мнению автора, свидетельствуют о контактах «в противоположных направлениях» - с Прибалтикой, а также с юго-восточным ареалом (аналогии в рязанско-окских могильниках). Характерно широкое разнообразие глиняных предметов: статуэток, орнаментированных табличек, шариков, биконусов, погремушек, бус.
Сравнение комплексов находок нижнего и верхнего слоев Дьякова городища показывает значительные различия между ними, т.е. обитатели поселения, оставившие верхний слой, хотя и были в культурном отношении близки к предшественникам, вряд ли являлись их прямыми потомками (с. 73).
Помимо основного текста глава содержит ряд отдельных экскурсов: «Типология и хронология умбовидных подвесок», «Стеклянные бусы верхнего слоя Дьякова городища», «"Сарматский след" в Подмосковье и особенности позднедьяковского культового комплекса», «Бантиковидные нашивки», «Литейные формы финального этапа существования Дьякова городища».
В главе четвертой представлена коллекция керамики. Ее описание ведется по признакам, характеризующим способ обработки поверхности, форму, орнаментацию и размеры сосудов. Комплекс керамики из погребенной почвы демонстрирует смешение нескольких традиций: 1) гладкая керамика+гребенчатый штамп, 2) текстильная керамика+наклонные тычки; 3) текстильная кера-мика+круглые ямки+гребенчатый штамп. «Такое смешение тради-
ций, - пишет автор, - соответствует срединному положению Дьякова городища по отношению к памятникам Оки, Мещеры, бассейну Верхней Волги. Можно предположить, что в бассейне Москвы-реки на рубеже бронзового и железного веков шел процесс культурной интеграции» (с. 110). Сравнение этой керамики с керамикой нижнего слоя (уровень ниже 310 см), по мнению автора, говорит о том, что эти два комплекса разделяет хронологическая лакуна. Если ориентироваться на такие показатели, как орнаментация, форма, процентное соотношение керамики с текстильными отпечатками на поверхности и керамики с гладкой поверхностью, то можно предполагать, что керамический комплекс нижнего слоя Дьякова городища являет собой синтез традиций, которые можно условно обозначить как «волжская», «москворецкая» и «окская».
Находки верхнего слоя (уровень 110-310 см), разделенного на четыре горизонта, показывают, что в период отложения слоя примерно на глубине 160-170 см керамический комплекс претерпел достаточно существенное изменение, при этом трансформация проявились в профилировке и пропорциях сосудов. Появляются миски и мисковидные горшки с резко выделенным перегибом в основании венчика. Это так называемая посуда «мощинского круга». «Почти повсеместное распространение этого стиля в Волго-Окском междуречье во второй четверти I тыс. н.э., - отмечает автор, - скорее свидетельствует о "новой моде", а не о массовых миграциях. Источники этой новой моды "геометризированных форм" скорее всего находились в регионе бассейна Верхней Оки, где исследователи традиционно выделяют ареал мощинской культуры» (с. 120). Экскурс четвертой главы посвящен некоторым технологическим данным о керамике Дьякова городища и других городищ этого типа.
Глава пятая посвящена хронологии Дьякова городища. По совокупности археологических данных, пишет автор, памятник датируется от VIII-VI в. до н.э. (нижний слой памятника) до второй половины IV - начала VI в. н.э. (верхний стратифицированный горизонт верхнего слоя). Находки из разрушенной верхней части культурного слоя, попавшие в перекопы, указывают на то, что на городище была еще какая-то активность вплоть до VII в. н.э. Радиоуглеродный анализ всех исследованных слоев городища дает суммарный интервал от 450 г. до н.э. до 400 г. н.э. Сопоставление
радиоуглеродной и археологической хронологии показывает, что в случае Дьякова городища оба метода датирования имеют погрешность не более 100 лет. Так, верхний горизонт верхнего слоя согласно с результатами обоих методов начал формироваться в IV в. н.э. Финал жизни городища в VI-VII вв. н.э. может быть определен лишь ориентировочно по археологическим находкам (с. 145).
В главе шестой рассмотрена обширная коллекция остеологических остатков млекопитающих и птиц из раскопок Дьякова городища, которая ценна тем, что получена из стратифицированного памятника. Используя ее как эталон, автор вводит в научный оборот такие базовые параметры коллекции, как список определенных видов, их количественное соотношение в различных слоях памятника. Второй своей задачей автор считает реконструкцию природной обстановки, особенностей животноводства и охоты в железном веке на изучаемой территории. Очевидно, что скотоводство составляло одну из основ хозяйства жителей городища на всем протяжении его существования. При этом количественно соотношение между остатками основных видов домашних животных плавно изменялось, образуя законченный цикл - нижний слой и самый верхний горизонт верхнего слоя почти тождественны. Ведущее место принадлежит остаткам свиньи, затем следует лошадь, крупный рогатый и мелкий рогатый скот - соотношение, типичное для памятников восточной части Волго-Окского междуречья. В первых веках новой эры роль свиньи в диете «дьяковцев» снизилась в пользу растительной пищи. «Уменьшение продукции скотоводства, видимо, частично компенсировалось интенсификацией мясной охоты и рыболовства» (с. 156). Рост доли костей диких животных в кухонных отбросах с 4,5% в начальный период жизни поселения до 51% на заключительном этапе автор объясняет резкой интенсификацией пушного промысла, в первую очередь наиболее ценного пушного зверя - бобра. Это можно объяснить появлением спроса на пушнину, которая получает меновую ценность, и сам промысел приобретает коммерческую окраску. Вполне возможно, считает автор, что в первые века новой эры население бассейна Москвы-реки начинает интенсивно втягиваться в сеть европейских торговых связей и становится поставщиком пушнины.
В главе седьмой рассмотрены палеоботанические данные. Проведенные исследования выявили сложную картину взаимоот-
ношения человека с окружающей средой, что в первую очередь связано с разной интенсивностью хозяйственной деятельности на разных этапах существования городища. Нижний культурный слой отражает два цикла освоения территории вокруг Дьякова городища: сведение коренных хвойных пород и обустройство пахотных земель и пастбищ, затем следует этап некоторого равновесного состояния между площадями с естественным растительным покровом и культурным клином, а завершается цикл заболачиванием поймы, изменением состава пойменных лугов и уменьшением площадей пахотных угодий. В верхнем культурном слое наблюдаются аналогичные циклы и этапы, которые отличаются более значительным уничтожением коренных хвойных лесов и более успешной борьбой с заболачиванием поймы. Последний цикл освоения Дьякова городища характеризовался существенным изменением хозяйственного уклада населения, когда в большей степени стали использоваться территории коренного берега. Состав сельскохозяйственных культур, выявленных в культурном слое Дьякова городища, характерен для многих других синхронных и хронологически близких памятников, расположенных в той же почвенно-климатической зоне или несколько южнее, где возделывались три основные культуры -просо, пшеница и ячмень.
В восьмой главе автор отмечает, что изучение системы землепользования на исследуемом памятнике позволило сформулировать гипотезу о поселенческо-хозяйственных комплексах. Суть ее в том, что городище и окружавшие его мелкие памятники составляли единую структурированную в пространстве поселенческую макроячейку с включенными внутри нее угодьями, где велась хозяйственная деятельность. Границы этого комплекса (площадью около 75 га, площадь окружавшей его ресурсной зоны - 12 км2) в значительной степени определялись естественными рубежами, рельефом, центральное место занимало пойменное расширение.
Глава девятая посвящена погребальному обряду жителей городищ дьякова типа. В слое поселений VII-VI вв. до н.э. впервые было обнаружено погребение этого времени, совершенное по обряду кремации. Это дало основание гипотетически реконструировать «многоступенчатый» погребальный обряд, когда одноактно выкапывались тела нескольких умерших, скончавшихся за опреде-
ленный промежуток времени, а затем их костные останки сжигались и захоранивались.
Культура населения Москворечья в I тыс. до н.э. - I тыс. н.э. рассмотрена в десятой главе. Автор отмечает, что материал из более чем 30 поселений начального этапа железного века Москворечья имеет черты, находящие аналогии в соседних регионах, однако уникальная комбинация этих черт свидетельствует о процессе культурного синтеза в рамках исследуемой археологической культуры. В V-!! вв. до н.э. происходит резкое (в четыре раза) увеличение числа памятников, формируется специфический облик материальной культуры городищ Москворечья, где фиксируется большая строительная активность и приток импорта. При этом собственный стиль искусства развивался, не подчиняясь влиянию скифского звериного стиля. В конце II - начале I в. до н.э. наблюдается значительная трансформация материальной культуры, возможно, в результате частичного обновления населения, который способствовал новому витку этнической консолидации. Это нашло отражение в специфичном, свойственном именно ареалу бассейна Москвы-реки наборе женских бронзовых украшений (умбовидные серьги и наследовавшие их привески с трапециевидными подвесками).
Количество поселений позднедьяковского этапа не превзошло количества поселений предшествовавшего времени. При этом поселенческая система «сдвигается» вверх по течению Москвы-реки примерно на 30-40 км. В первые века н.э. развитие местной культуры способствовало активизации внешних контактов. В Москворечье начался массовый приток стеклянных бус, есть признаки влияния северной периферии сарматского мира на Верхнем Дону. В ГУ^ вв. н.э. прослеживаются трансформации в некоторых сферах культуры, важнейшие - изменение стиля керамики и формирование специфического набора культовых предметов. Находки антропоморфных глиняных статуэток (известно более 100) резко отличают Москворецкий регион от соседних, а в таких поселенческо-культовых центрах, как Дьяково городище, эти находки были массовыми. Однако в VI-VII вв. н.э. число импортных и местных изделий на городищах заметно убывает, но причины деградации культуры остаются неизвестными (с. 232).
Произведенные палеодемографические подсчеты показали, заключает автор, что в период обоих пиков (раннедьяковский в
V-!! вв. до н.э. и позднедьяковский в !-ГУ вв. н.э.) численность населения Москворечья может быть оценена в 10-20 тыс. человек (с. 232).
О. Л. Александри
ЭТНОЛОГИЯ И ФИЗИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ
2012.02.040. УВАРОВА Т.Б. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ НАПРАВЛЕНИЯ В РОССИЙСКОЙ ЭТНОЛОГИИ. (Реферативный обзор).
Ключевые слова: российская этнология, Институт этнологии и антропологии, общеакадемические программы, исследовательские направления.
Заметным явлением среди отечественных гуманитарных изданий 2011 г. стали два сборника, посвященные 70-летию академика В. А. Тишкова, авторитетного ученого, широко признанного в своей стране и за рубежом (1, 10). Более двух десятилетий он возглавляет Институт этнологии и антропологии РАН, будучи в настоящее время заместителем академика-секретаря Отделения историко-филологических наук, руководителем Секции истории этого отделения, Президентом Ассоциации этнографов и антропологов России. Ряд публикаций в обоих сборниках посвящен современным исследовательским направлениям в российской этнологии.
В одной из наиболее информативных обобщающих статей, написанной М.Ю. Мартыновой, автор привлекает внимание к тому, что в последнее десятилетие XX в. этнология как научная дисциплина вступила в новый период развития, произошло переосмысление ее предметной области. В стране происходили перемены, которые выдвинули этническую проблематику на передний план. Появились новые исследовательские направления, изменился статус дисциплины в научном пространстве, что отчасти проявилось и в смене в 1990 г. названия Института этнографии и антропологии на новое - Институт этнологии и антропологии (ИЭА).
Современное более емкое понимание этнологии как антропологии (социально-культурной и физической) расширяет круг научных интересов. Вместе с тем основные направления исследований по-прежнему определяются предметной сферой науки о народах,
