CC BY
21
дования: «Вместо биографистики, вдохновляющейся надеждой на достижения идеала и ориентированной преимущественно на пропагандистское возвеличивание героя, и биографистики, которая отягощена подозрением к тому же герою и приводит по сути к умалению его собственно философских результатов, современность, на наш взгляд, востребовала биографистику доверия» (с. 411).
В. Багинский
2012.01.033. МАКМАЛЛИН Э. ДЕЛО ГАЛИЛЕЯ. MCMULLIN E. The Galileo affair (Faraday Paper N 15). - Mode of access: http://www.st-edmunds.cam.ac.uk/faraday/Papers.php (6 p.; last download: 05.10.2011).
Дело Галилея давно стало предметом легенд, символизируя для многих натянутые взаимоотношения между наукой и религией. Оно было (и до сих пор остается) предметом выпадов и контрвыпадов. В таком случае, может быть полезным (насколько это сейчас возможно) обрисовать события, произошедшие в те бурные годы. Каким образом и почему была вовлечена Церковь? И что можно сказать об известном суде?
В феврале 1616 г. Римская конгрегация, рассказывает автор, ответственная за список запрещенных книг, действуя под властью папы Павла V (1605-1621), наложила запрет на работу Николая Коперника «Об обращении небесных сфер» 1543 г. Чтобы понять, что произошло в 1616 г., нам придется вернуться почти на век ранее. «Одним из последствий акцента деятелей Реформации на принципе sola Scriptura ("только Писание") как правиле веры стал более буквалистский подход к толкованию библейских текстов, имевший место как у протестантских, так и у католических богословов. Что касается последних, этот подход отмечался в постановлениях Тридентского собора, подчеркивавших, что "единогласие Отцов" - это надежный путь к пониманию "истинного смысла" Писания» (с. 1). Яркий пример тому: при преподавании космологии в Лувенском университете в 1570-1572 гг. богослов-иезуит Роберт Беллармин (Bellarmine), который впоследствии сыграет важную роль в событиях 1616 г., для поддержки своих астрономических взглядов гораздо чаще заглядывал в Библию и буквально понимал ее, чем обращался к традиционному источнику, трудам Аристотеля. И еще пример того, как общепринятая доктрина, в частности
реформаторский буквализм, и удушила богословие католиков и затормозила развитие научной мысли. Мы знаем множество примеров в истории, когда вера, превращаясь в идеологию, сначала полностью выхолащивает созидающие основы, а потом превращается в оружие насилия и мировой экспансии, приобретая различные формы коммунизма, фашизма, демократии, ложно понятого христианства или глобализации.
На протяжении нескольких десятилетий работа Коперника не привлекала особого внимания философов и богословов, отчасти из-за предисловия Озиандера. Но в 1570 г. Христофор Клавиус (С^^), ведущий иезуитский астроном того времени, раскритиковал реалистичные утверждения Коперника. « Научный путь Галилея принял совершенно новый оборот осенью 1609 г., когда он направил на небо недавно усовершенствованный им телескоп. До этого момента, как профессор математики и натурфилософии в Падуанском университете, он уделял большую часть своего внимания механике и уже тогда делал то, что впоследствии окажется крупными открытиями. Но теперь он отложил механику и обратился к астрономии. Быстро он обнаружил горы и другие типично земные черты на луне, пятна на солнце (которое, несомненно, само вращалось), четыре окружавших Юпитер "луны" и периодичные фазы освещения Венеры, как у нашей луны. Все это вместе определенно опровергало космологию Аристотеля. Отвергались некоторые из ее ключевых черт: четкое отделение земли от других небесных тел и их неизменный характер, а также идея, что земля является центром круговых движений. Сверх того, фазы Венеры показали, что она не движется вокруг земли. Крайне популярная книга Галилея 81йетвт Ыыпегш (1610) произвела во всей Европе драматический эффект. Космология Аристотеля веками была стандартом во всех университетах, и нужно было время, чтобы воспринять его изменение» (с. 2). Автор, показывая ограниченность протестантского буквализма в прочтении Священного Писания, принятого и в католичестве в XVI в., а также воззрения на космологию Аристотеля, язычника IV в. до Р.Х., не связывает два этих явных заблуждения, на общности которых и было основано мировоззрение Западной Европы того времени. Хотя очевидно, что именно привнесение в западную схоластику приемов греческой софистики очень сильно повлияло на кризис западного богословия
в период Просвещения. И ссылки на эпизод сражения Иисуса На-вина и продления световой части дня для победы над пятью царями мало основательны для вывода о неподвижности Земли. «Однако тем временем один из доминиканцев, критиковавших Галилея, передал копию его письма Кастелли Конгрегации Индекса запрещенных книг. Также, что может было даже серьезнее для Рима, уважаемый богослов-кармелит Паоло Фоскарини (Ро8сайш) опубликовал небольшую работу, защищавшую "безусловно вероятную" систему Коперника от богословских выпадов и цитирующую множество тех же доводов, что использовал Галилей. Посещение Галилеем Рима в конце 1615 г. с целью лично привести свои аргументы, одновременно напрямую бросив вызов их критике, могло стать последней каплей, хотя публикации Фоскарини самой по себе могло быть достаточно, чтобы вызвать реакцию Рима» (с. 2). То есть мнение о том, что земноцентрическая система мироздания является единственно верной, было весьма наивно. Если не сказать больше, она была лишь временно официальной, как и принципы библейского буквализма в католичестве. Особенно учитывая, что в более древних цивилизациях - Шумере, Египте, Индии, Мексике - везде, где была развита астрономия, Земля не являлась центром вселенной и не была неподвижной.
Последующее официальное постановление Священной канцелярии (5 марта 1616 г.), продолжает повествование автор, было более осторожным. В нем заявлялось, что положения Коперника «ложны и всецело противоречат Священному Писанию», но ересь упомянута не была. Книга Коперника должна была «находиться под подозрением до ее правки». Галилей не был упомянут в постановлении, но папа (Павел V) дал кардиналу Беллармину указание лично вызвать его и приказать ему оставить осужденную доктрину. Если бы он не согласился, представитель Священной канцелярии Микеланджело Сегицци (Segizzi) дал бы ему официальный приказ «полностью отказаться от преподавания и защиты ее» и даже от «обсуждения». Беллармин сообщил в Священную канцелярию, что Галилей «уступил», когда ему приказали оставить доктрину Коперника.
Что вынудило Церковь поступить так, как она поступила, осудив в 1616 г. доктрину Коперника с такими далеко идущими последствиями? Часто считается, что это было противодействие
«старой и новой науки», и римские богословы полагали, что защищают натурфилософию Аристотеля, удачно созвучную с их богословием, от вторжения нового и потому потенциально опасного вида науки. Тут возникают вопросы - до «новой науки» Галилея было еще 20 лет: две его великие работы появились в 1630-х, и в 1616 г. богословы никак не могли знать, что их ожидает в этом отношении в ближайшем будущем, как и любой другой человек. Доводы Галилея в пользу позиции Коперника в 1616 г., как бы новы они ни были, не давали никакого намека на то превращение, которое с ними вскоре произойдет, даже с точки зрения самой науки. Однако правда, что Галилей обратился к новому виду доказательства, конкурирующему источнику авторитетного познания, не испытанному до этого в богословском контексте. Но вряд ли богословы воспринимали себя, в первую очередь, защитниками натурфилософии Аристотеля. Беллармин, ведущий богослов среди них, уже критически относился к этой философии. Другие подумали бы, что она не нуждается в защите. Что находилось под угрозой, что требовало защиты с их стороны, так это неприкосновенность Писания. После контрреформационного Тридентского собора и его ужесточений касательно толкования Писания неприкосновенность Писания должна была подразумевать, что понимать его следует буквально, если только мы не вынуждены толковать его иным образом. Также, по меньшей мере с точки зрения самих богословов, на осуждение 1616 г. не может быть прикреплен ярлык «богословие против науки», так часто на него навешиваемый позднее. В 1616 г. натурфилософы более или менее единогласно считали новшество Коперника не более чем полезным средством для подсчетов. Советники Священной канцелярии в 1616 г. несомненно верили, что лучшее естественное знание («наука») их времени было на их стороне. Именно это позволяло им характеризовать утверждения Коперника как «глупые и абсурдные с точки зрения философии» (с. 3). Их промах был в том, что они не увидели отмеченную Галилеем в его письме к Кастелли возможность, что новые открытия могут опровергнуть кажущиеся самыми неопровержимыми факты. И этот процесс очевидно уже активно шел в астрономии.
Ученый, имея уже преклонный возраст и слабое здоровье, несколько месяцев пытался отложить длительное путешествие в
Рим, но Урбан был непреклонен. В конце концов, он прибыл туда в феврале 1633 г. Галилею была сделана одна необычная уступка: ему позволили остаться в уютном тосканском посольстве под опекой своего хорошего друга Никколини. Это опровергает восходящую к Вольтеру («О Декарте и Ньютоне») легенду о том, что Галилей страдал на протяжении тех дней, что провел в подземельях инквизиции.
Судебный процесс состоял из серии допросов, проводившихся представителем Священной канцелярии Винченцо Макулано (Маси1апо) в присутствии только нотариуса, с намерением заставить обвиняемого сознаться в том, что он защищал осужденную доктрину, а затем заставить его отказаться от нее. Усугубляющим положение Галилея обстоятельством было то, что он получил официальный запрет от Сегицци и проигнорировал его. Но тогда Галилей извлек полученный давно от Беллармина (который в то время был уже мертв) сертификат, что никакого запрета ему дано не было. Это очевидно потрясло представителя, который безуспешно пытался заставить Галилея вспомнить, что был еще и дополнительный запрет. Но затем он изменил тему допроса: разве не нарушил Галилей указание Беллармина, по меньшей мере когда защищал запрещенные взгляды в своем «Диалоге» (с. 5). Но Галилей продолжал изворотливо настаивать на том, что его книга ничего подобного не содержит, раздражая Макулано, тем более что назначенная Священной канцелярией комиссия единогласно заявила, что произведение, несомненно, защищает позицию Коперника. На этом представитель, очевидно понадеявшись на легкое разрешение конфликта, получил разрешение разговаривать с Галилеем «во внесудебном порядке», чтобы получить необходимое признание. То, чего он достиг, было не ожидаемым им признанием, а допущением, что Галилей по причине «тщеславного честолюбия» подкрепил доводы Коперника больше, чем следовало, и неожиданным предложением добавить к «Диалогу» раздел, опровергающий его собственные прокоперниковы аргументы. Но все это было напрасно. Священная канцелярия перешла к вынесению решения. Конспект улик, в том числе данных допросов, был выслан судьям-кардиналам, которые должны были решить дело. В конспекте были, как мы теперь знаем, некоторые значительные нарушения по нескольким пунктам. Принималось за данность, что личный запрет
был, на самом деле, передан Галилею в 1616 г. Не упоминалось сообщение Беллармина о согласии Галилея. Кроме того, запрет был приписан Беллармину, а не Сегицци, и (неверно) утверждалось, что Галилей признал наложение запрета. Были также и намеренно искаженные цитаты. Но для судей суть дела уже была ясна: Галилей защищал запрещенные взгляды, признанные противоречащими Писанию, те, которых, помимо всего прочего, Беллармин приказал ему в особенности избегать. Исход дела ни разу не ставился под сомнение. В июне 1633 г. Галилея осудили по «сильному» подозрению в ереси. Статус учения Коперника остался неопределенным. Личное решение по делу Галилея соответствовало более строгому вердикту по обвинению в ереси или более слабому вердикту по обвинению в «заблуждении в вере» по отношению к самому учению. Технически последнее было правильным решением, когда другое нельзя было четко определить. Галилею было приказано отречься от порицаемых взглядов. Галилей вернулся во Флоренцию к строгому домашнему аресту. Возобновив исследования в области механики, оставленные 20 лет назад, он составил свою самую важную работу, «Беседы и математические доказательства двух новых наук» (Discorsi e dimostrazioni matematiche intorno a due nuove scienze), чье появление в 1638 г. должно было совместить математику и эксперимент новым и плодотворным способом, который быстро изменил бы науку о природе. В 1624 г. кардинал Цоллерн (Zollern) уведомил Галилея, что папа сказал ему, что Церковь осудила учение Коперника не как еретическое, но только как поспеш-ное1. Дело Галилея вряд ли отражает весь спектр отношений науки и религии, но эпохе Просвещения нужен был новый культурный герой - мученик за идею научного прогресса, и Гелилео сын Вин-ченцо, своим солнечным именем и подходящей судьбой подошел как нельзя лучше.
А.В. Кузнецов
1 Opere di Galileo Galilei. - Florence: Giunti Barbera, 1968. - Vol. 13. - P. 182.
