CC BY
23
условия консенсуса, то воспроизводство кризиса явится единственной формой, адекватной гетерономии межцивилизационного диалога как паралогии (Лиотар) множественных языковых игр и жизненных миров. Преодолеть виртуалему межцивилизационного диалога - не обеспечить консенсуальные условия представимости культурного акта, а соотнести культуротворчество с конечностью человеческого бытия, со смертной мерой любого и единственного культурного акта.
Список литературы
1. Poulain J. De l'homme. Elements d'anthropobiologie philosophique du langage. -P.: Cerf, 2001. - 309 p.
2. Poulain J. L'injustice capitaliste et la justice du jugement // Qu'est-ce que la justice? La justice devant l'autel de l'histoire. - P.: Saint-Denis: PUV, 1994. - P.75-95.
3. Poulain J. La sensibilisation de la raison dans l'anthropologie pragmatique // Critique de la raison phenomenologique. - P.: Cerf, 1991. - P. 185-210.
4. Poulain Jacques. Dissidence, differend, dissentiment. Jacques Ranciere ou l'action revolutionnare aujourd'hui // Colloque sur l'oeuvre de J. Ranciere. - P.: Saint-Denis: PUV, 2006. - P. 32.
С.В. Панов, С.Н. Ивашкин
2011.03.008-016. ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ БИОЛОГИИ И МЕДИЦИНЫ: ФУНДАМЕНТАЛЬНОЕ И ПРИКЛАДНОЕ. (Сводный реферат).
2011.03.008. МОИСЕЕВ В.И. Медицина как транснаука // Философские проблемы биологии и медицины: Сборник материалов 4-й ежегодной научно-практической конференции. - М.: Принтберри, 2010. - Вып. 4: Фундаментальное и прикладное. - С. 4-6.
2011.03.009. ЮДИН Б.Г. Технонаука: В поисках этоса // Философские проблемы биологии и медицины: Сборник материалов 4-й ежегодной научно-практической конференции. - М.: Принтберри, 2010. - Вып. 4: Фундаментальное и прикладное. - С. 6-8.
2011.03.010. ТИЩЕНКО П.Д. Топология целей врачевания: Прикладное как фундаментальное // Философские проблемы биологии и медицины: Сборник материалов 4-й ежегодной научно-практической конференции. - М.: Принтберри, 2010. - Вып. 4: Фундаментальное и прикладное. - С. 9-10.
2011.03.011. КИЯЩЕНКО Л.П. Динамическая структура локализации врачебного действия: Между инвариантностью и вариативностью // Философские проблемы биологии и медицины: Сборник материалов 4-й ежегодной научно-практической конференции. -М.: Принтберри, 2010. - Вып. 4: Фундаментальное и прикладное. -С. 10-12.
2011.03.012. ЛУКОВ В.А. Тезаурусный подход к изучению человека // Философские проблемы биологии и медицины: Сборник материалов 4-й ежегодной научно-практической конференции. - М.: Принтберри, 2010. - Вып. 4: Фундаментальное и прикладное. -С.12-13.
2011.03.013. БАННЫХ СВ., РОСТОВА Н.Н. Принцип абсентеист-ской рациональности в медицинской теории и практике // Философские проблемы биологии и медицины: Сборник материалов 4-й ежегодной научно-практической конференции. - М.: Принтберри, 2010. - Вып. 4: Фундаментальное и прикладное. - С. 13-14.
2011.03.014. ЕВСТИФЕЕВА Е.А., ФИЛИППЧЕНКОВА СИ. Социально-психологическая практика врачевания: Междисциплинарное исследование // Философские проблемы биологии и медицины: Сборник материалов 4-й ежегодной научно-практической конференции. - М.: Принтберри, 2010. - Вып. 4: Фундаментальное и прикладное. - С. 14-16.
2011.03.015. КУДАШОВ В.И. Медицинский взгляд на философию // Философские проблемы биологии и медицины: Сборник материалов 4-й ежегодной научно-практической конференции. - М.: Принтберри, 2010. - Вып. 4: Фундаментальное и прикладное. - С. 19-21.
2011.03.016. КУЗОВЕНКОВА Ю.А. Диалог между обществом и ученым сообществом: За и против // Философские проблемы биологии и медицины: Сборник материалов 4-й ежегодной научно-практической конференции. - М.: Принтберри, 2010. - Вып. 4: Фундаментальное и прикладное. - С. 21-22.
В. И. Моисеев (008) отмечает, что с конца XIX в. современная наука находится в состоянии кардинальных изменений, которые обозначаются как рождение нового типа научной рациональности, формирование новой парадигмы научного знания и т.д. Подобный процесс носит характер глобальной смены научного знания, рождения нового образа науки, который автор условно обозначает как феномен транснауки. Термин «транснаука» существенно связыва-
ется с развивающейся сегодня философией трансдисциплинарно-сти, в которой феномен научного знания понимается как кардинально перестраивающий дисциплинарные деления научного знания и расширяющий образ новой науки вообще за прежние границы дисциплинарной организации научного знания в область жизненного мира.
Автор выделяет следующие факторы, лежащие в основе формирования транснаучного знания. Во-первых, следует отметить сложный и глубокий процесс, связанный с изменением структуры эмпирического базиса транснауки. Если эмпирический научный базис всегда существенно опирался на данные пяти органов чувств и их интерсубъективную обработку, то начиная с исследований Карла Юнга в истории науки стал формироваться новый феномен интерсубъективной экстрасенсорности, которая все более кладется в основание нового - расширенного - образа эмпирического научного знания. «Наука всегда неявно предполагала, что интерсубъективным может быть только обычный опыт пяти органов чувств -своего рода сенсорный базис классической антропологии. Все выходящее за границы этой базовой сенсорики и обычно называемое "экстрасенсорным" опытом, мыслилось как неизбежно субъективное, не способное стать интерсубъективным и потому войти в состав научного знания. В исследованиях Юнга и его последователей впервые возникла и стала формироваться новая методология интерсубъективного представления опыта измененных состояний сознания, выходящих за границы базовой сенсорики человека» (с. 4).
Во-вторых, феномен транснауки опирается не только на расширенный (эписенсорный) эмпирический базис, но с самого начала проявляет себя в формировании новых типов теоретического знания. Они так или иначе опираются на новый тип научной объективности, в основе которого лежит единство объектного и субъектного образов реальности, - феномены жизни, сознания, разума, субъектности в той или иной форме органично входят в структуру единой субъект-объектной реальности. В этом новом образе теоретического знания начинают в новой форме воспроизводить себя многие структуры классической метафизики, в связи с чем такой новый тип теоретического знания можно было бы условно обозначить как научную метафизику. Здесь фундаментальные структуры метафизики (душа, мир, Бог) впервые начинают находить свою
теоретическую обработку средствами математического моделирования, логической аксиоматизации и т.д.
Таким образом, в основе феномена транснауки лежат две фундаментальные инновации - расширенный (эписенсорный) эмпирический базис в области прикладных исследований и научная метафизика в теоретической сфере. И оба этих явления тесно связаны между собой. Согласно кантовской традиции, научная метафизика невозможна именно потому, что границы науки очерчены пятичувственным сенсорным базисом, в то время как основные вопросы метафизики (души, мира и Бога) требуют выхода за пределы такой сенсорности. Кант лишь предполагал, что подобный выход никогда не будет возможен для человеческого типа научного познания. И здесь, аналогично крушению консервативных кантовских предсказаний в области геометрии и логики, в лице развития трансперсональной психологии и других проявлений расширенного эмпирического базиса наблюдается еще одно крушение кантов-ского прогноза. Расширение пятичувственного сенсорного базиса с сохранением его научности (в частности, интерсубъективности) приводит к возможности построения на его основе и нового типа теоретического знания, которое может быть названо «научной метафизикой».
Хотя научная метафизика возникает во многом самостоятельно, но вскоре она обнаруживает свою координацию с расширенным эмпирическим базисом и начинает выступать как теоретическое выражение этого типа базиса. С другой стороны, эписенсорный тип опыта начинает получать теоретическую нагруженность со стороны нового типа научного знания. В итоге возникает целостный феномен транснауки, в основе которого лежит сетевая координация эписенсорного эмпирического базиса и научной метафизики. С этой точки зрения современность по своей масштабности вполне соответствует эпохе Возрождения, когда возникала современная научная традиция. Сегодня аналогично идет рождение транснаучных образов познания и практики.
В эпоху обычной науки фундаментальным знанием в конечном итоге могло быть лишь знание физическое, и все прочие виды знания оказывались прикладными его аспектами. Науки о жизни, сознании и человеке способны обрести свой фундаментальный статус только в рамках транснаучного знания, поскольку только в
транснауке феномен жизни и сознания органично включен в состав совокупного образа реальности. В связи с этим эпоха будущей транснауки - это одновременно время возникновения нового фундаментального знания, в основе которого будут лежать науки о жизни и сознании. Медицина относится к разряду именно таких наук, и будущая транснаука может быть одновременно представлена в качестве условия формирования медицины как фундаментальной науки, которая должна будет обладать своими разделами научной метафизики и собственными версиями расширенного (эписенсорного) эмпирического базиса.
Б.Г. Юдин (009) указывает, что современная наука характеризуется множеством специфических особенностей, разительно отличающих ее даже от той науки, которая существовала еще 3040 лет назад, не говоря уже о классических стадиях ее развития. К таким особенностям относятся, в частности, совершенно иное разделение и соотношение фундаментальных и прикладных исследований и разработок, резко меняющиеся формы и способы взаимодействия науки и общества, социального потребления научно-технических достижений. Все эти перемены происходят буквально на глазах современников, так что понятийные средства для их описания и осмысления только еще создаются.
Одно из понятий, часто используемых для обозначения специфического облика современной науки, - это понятие «технонау-ки». Наиболее очевидный признак технонауки - это существенно более глубокая, чем прежде, встроенность научного познания в деятельность по созданию и продвижению новых технологий. Тех-нонаука - это не только теснейшая связь науки и технологии, но и симбиоз, включающий также и человеческие устремления и интересы. Взаимоотношения науки и техники в этом симбиозе внутренне противоречивы. С одной стороны, наука выступает как генератор новых технологий, и именно в силу устойчивого спроса на эти новые технологии наука пользуется определенной, и часто весьма щедрой, поддержкой. С другой стороны, производство новых технологий определяет спрос на науку определенного ограниченного, одностороннего типа, так что многие потенции науки при таком ее использовании остаются нереализованными. «Грубо говоря, от науки не требуется ни объяснения, ни понимания вещей -
достаточно того, что она позволяет эффективно их изменять, манипулировать ими» (с. 7).
Все это предполагает понимание познавательной деятельности, включая и научную, как деятельности в некотором смысле вторичной, подчиненной, по отношению к практическому преобразованию, изменению и окружающего мира, и самого человека. Тем самым открывается возможность для переосмысления, точнее даже сказать - оборачивания - сложившегося ранее соотношения науки и технологии. Если традиционно это соотношение понималось как технологическое приложение, применение кем-то и когда-то выработанного научного знания, то теперь оказывается, что сама деятельность по получению такого знания «встраивается» в процессы создания и совершенствования тех или иных технологий.
Интересно не только то, как подобные трансформации происходят в реальности, но и то, как они осмысливаются. На поверхности все вроде бы остается по-старому: провозглашается, что наука - это ведущая сила технологического прогресса, который, в свою очередь, использует достижения науки. На этом фоне, однако, пробуждается осознание того, что так называемая прикладная наука занимается теми проблемами, которые диктуются именно развитием технологий, при этом и по количественным масштабам, и по финансовому и иному обеспечению, и по социальному признанию такая «обслуживающая» наука становится определяющей. Регуля-тивом научной деятельности становится не столько получение знания, так или иначе претендующего на истинность, сколько получение эффекта, который может быть воплощен в пользующуюся спросом технологию.
Наиболее показательным примером технонауки можно считать биомедицину. Именно в ней особенно отчетливо проявляются многие кардинальные изменения, которые претерпевает наука начала ХХ1 в. Биомедицина вполне может восприниматься как один из локальных, а следовательно, ограниченных разделов научного познания. Однако происходящие в ней изменения интересны и значимы не только сами по себе: их можно понимать и как манифестацию глобальных перемен, значимых для науки в целом. Одна из характерных черт современной биомедицины - это то, что сам человек во все большей степени становится объектом самых разнообразных научных исследований. И в той мере, в какой на нем на-
чинает концентрироваться мощь научного познания, в какой наукой разрабатываются все новые, все более тонкие и эффективные средства воздействия на него, неизбежно возрастают элементы риска и опасности, которым он подвергается. Следовательно, актуализируется задача защиты человека, в непосредственных интересах которого теперь осуществляется прогресс науки и техники, от негативных последствий того же самого прогресса. В результате резко обостряется необходимость выявления таких последствий и тем или иным образом реагирования на них.
Истоки этоса технонауки в определенной мере кроются в практике биомедицинских исследований, в которых приходится иметь дело с иным, иначе ценностно выделенным объектом экспериментальных воздействий и манипуляций, чем в науке мертонов-ского типа. Отсюда - необходимость различать морально допустимые и морально неприемлемые манипуляции, а это различение в случае каждого конкретного исследования проводится не только исследователями - в определении грани, разделяющей морально приемлемое и неприемлемое, участвуют и бизнес, и власти (через регулирующие нормы и др.), и общественность.
П. Д. Тищенко (010) ограничивается рассмотрением лишь целей современной медицинской деятельности: шаманизм, хилерство, народное целительство и другие виды схожих практик его в данном случае не интересуют. Поскольку в локализации целей врачевания встречается действие и жизнедеятельность человека, на которую оно направлено, то естественно описывать ее (локализации) границы в четырех дополнительных планах: в плане врачебного призвания, предметной специфики врачебного действия; в плане специфики врачебного отношения к пациенту и в том еще мало изученном плане, что во врачевании жизнь сама к себе склоняется с запросом о помощи и откликом на этот запрос. Нельзя отделить призвание врача от запроса и ответа на страдание сородичей близких нам млекопитающих, но и нельзя к ним все свести.
Жизнь как жизнь субъекта - все, что указано в тех или иных медицинских нормах, оказывается моментами жизни конкретного врача. Он в зависимости от ситуации, удачи и таланта дает ей (жизни) пройти через себя в движении хирурга, внимании руки терапевта, слове и действии, отличающем пациента от животного и т.д. Но одновременно проходящая через нас жизнь взывает человека к
ответу, требует от него исполнения долга. Ежемоментно жизнь взывает человека к ответу - в желаниях есть, пить, поддерживать чистоплотность, любить и т.д. и т.п. И врачевание, поскольку оно стало призванием конкретного человека, должно дать возможность этой жизни реализоваться.
Цель профилактики - снижение риска возможного заболевания. Проблема только в одном небольшом обстоятельстве - необходимости отказа от механистической каузальности. Нужно отставить в сторону тупые представления о вакцинации как панацее, нужно начать понимать статистику - без нее все рассуждения о риске и его предупреждении научно не состоятельны. Цель совершенствования человеческих качеств - улучшение имеющихся качеств (косметологическая хирургия, спортивная медицина и т.д.), трансформация одних качеств в другие (транс-сексуальные практики), создание новых качеств.
Л.П. Киященко (011) считает, что локализацию можно рассмотреть с топологической точки зрения как сочетание серий антитетически различенных целей врачевания (например, по призванию врачующего, по особенностям страдания пациента, по характеру отношений врач - пациент и т.д.). Автора интересует философский аспект, описывающий динамику локализации врачебного действия с позиций методологии интервального подхода. Интервальный подход разворачивает идею, известную издавна, в форму методологии начала XXI в.
Исходным для онтологической локализации врачебного действия является оппозиция между доминирующей идеей инвариантности (гомеостаза) и идеей потока жизни чистого становления (вариативности) в стиле А. Бергсона или Ж. Делеза. «Каждая из этих оппозиций релевантна или иррелевантна в здесь-теперь конкретной ситуации телесного или душевного страдания. Для пациента в ситуации острого заболевания, находящегося на операционном столе, релевантна как нормативная идея гомеостаза» (с. 11). Врачевание предстает как возвращение из отклоненного состояния в нормальное. Оказание врачебной помощи умирающему пациенту в хосписе по сути ориентируется на идею жизни как потока необратимого становления Иным, включающего смерть в качестве заключительного «нормального» момента человеческого существования. Врач не возвращает пациента к норме, а облагораживает уход из
жизни, делает его достойным. Крайности инвариантности-вариативности выражают глубоко укорененную в сознании современного человека апорию, опыты разрешения которой образуют незати-хающую пульсацию жизни, опыта идущего путем различения-синтеза-идентификации.
Парадоксальная идея конвариантности (самовоспроизведения с ошибкой) может выступить в качестве динамического посредника (включенного Третьего в логике или коммуникативного канала в информатике) в интервале инвариантности-вариативности. Термин «конвариантная редупликация» был введен Н.В. Тимофеевым-Ресовским в начале 30-х годов XX в. в качестве общебиологического естественноисторического принципа развития. Совместно «инвариантность-конвариантность-вариативность» можно рассмотреть как своеобразную тройную спираль (триплекс), образующую интервал жизни - среду порождения смысла основополагающих различений состояния человеческого существования на нормальное-патологическое, здоровое-больное и т.п. Причем каждый из выделенных элементов оппозиции не ограничивается только физическим состоянием, а рассматривается вкупе с социальными и культурными составляющими (в контексте другой триады: тело-душа-дух). И это «вкупе» всегда присутствует за плечами ученого, который видит человека в качестве механизма, и этика, который видит в нем чистую, лишенную тела субъективность.
Совместный учет двух типов интервальности описывает условия возможности опыта инвариантно-конвариативно-вариатив-ной локализации врачебного действия и является для него соответствующим методологическим обеспечением. Проецирование результатов применения интервального подхода на феномены жизни может иметь далеко идущие последствия. Это проецирование означает понимание жизни через призму конвариантности - в качестве структуры с испорченным (в существе - это и есть начало жизни) основанием.
Конвариантность, осмысленная в методологии двухинтер-вальности, позволяет описать пространство мысли, в котором логос жизни (биологос) выражает себя как в инстинкте самосохранения, так и в осознанном или бессознательном, свободном или вынужденном выдвижении себя к пределам существования, за рамки самих различений нормы и патологии, здоровья и болезни. Введение
двух типов интервальности дает возможность вывести обоснование биоэтического знания на философский уровень рефлексии, представить региональные различения, интервалы нормального и патологического, здорового и больного в качестве возникающих и преходящих событий. В дополнительности с топологической локализацией целей врачевания интервальная локализация формирует динамический хронотоп врачебного действия.
В.А. Луков (012) отмечает, что фундаментальность биомедицинского знания перестает быть уделом только естественных наук, и трансдисциплинарные измерения в этой области все в большей мере подвержены гуманитаризации. Кроме общенаучных причин (тех же, в частности, что породили всплеск постмодернизма в философии и гуманитарных науках в конце ХХ в.), имеет значение и перспектива появления трансчеловека, пока звучащая как фантастика, но слишком быстро приобретающая черты реальности. Социальное конструирование реальности (термин П. Бергера и Т. Лукмана, получивший широкое распространение в мировой и отечественной науке) в этих обстоятельствах становится своего рода технологией жизни по правилам, установленным человеком как субъектом сознательной преобразующей деятельности.
В биомедицинском знании все в большей мере акцентируется биоэтическая составляющая, что свидетельствует о том, что более значимыми становятся методологические постулаты субъектной организации научного знания, осмысливаемые ныне в формах те-заурусного подхода. Назначение понятия «тезаурус» в понятийной системе науки выявляется тогда, когда необходимо отразить полноту некоторого знания (информации), существенного для некого субъекта по какому-либо основанию. Здесь сочетаются две важнейшие характеристики понятия: первая оставляет в тени, на периферии мыслительного акта измеряемые признаки информации (объем, мера) и обозначает лишь то, что информация полна, т.е. по каким-то соображениям признана достаточной для каких-то целей. Полнота, таким образом, является здесь не количественной, а качественной характеристикой. Обобщенное понимание тезауруса предполагает, что не имеет значения, какими способами измеряется полнота знания, освоенного субъектом, важно лишь то, что ее наличие составляет атрибут тезауруса.
Другая характеристика находится в зоне ценностей и ценностных ориентаций. Существенность того знания, которое составляет тезаурус, предопределена субъектом - его целями, потребностями, интересами, установками. Там, где о знании может быть сформулирован тезис относительно его (знания) полноты и существенности для субъекта, субъект имеет дело с какими-либо тезаурусами.
Тезаурус, как и любой объект действительности, может быть представлен на уровне знания о нем в виде системы. Но когда говорится о систематичности как свойстве тезауруса, то имеется в виду нечто другое: он систематичен в том смысле, что самую разнообразную информацию подвергает систематизации по какому-то определенному основанию, выстраивая иерархическую структуру знания. Он систематичен в том смысле, что систематизировать информацию - и есть его важнейшая задача. Весь вопрос, в каком направлении происходит эта систематизация. Здесь специфика тезауруса проявляется наиболее ярко: систематизация данных в тезаурусе строится не от общего к частному, а от своего к чужому. Свое выступает заместителем общего. Реальное общее встраивается в виртуальное свое, занимая в структуре тезауруса место частного. Все новое для того, чтобы занять определенное место в тезаурусе, должно быть в той или иной мере освоено (буквально: сделано своим).
Автор делает вывод, что «в трансдисциплинарной перестройке знания о человеке тезаурусный подход может сыграть определенную роль, не заменяя и не отменяя фундаментальности монодисциплинарных научных концепций, но позволяя осуществить сшивку разнородной информации для осмысления человека как целостности» (с. 13).
С.В. Банных и Н.Н. Ростова (013) подчеркивают, что принцип абсентеистской рациональности (от англ. absent - отсутствующий) направлен на изучение «эффекта отсутствия». Согласно этому принципу интерес для исследования имеет не только то, что присутствует здесь и сейчас, но и то, что уже или еще отсутствует. В ряде случаев ценность отсутствующего превышает ценность присутствующего. «... Принцип абсентеистской рациональности позволяет учитывать в анализе не только данное нам в "объективной
реальности", но и не данное, но оказывающее на эту реальность серьезное воздействие» (цит. по: с. 13).
Логика данного принципа обнаруживает себя в области научных и обыденных знаний. Принципу абсентеистской рациональности обязаны многие открытия астрономии; психология и психотерапия работают с тем, что отсутствует в сознании, но хранится в бессознательном состоянии; реконструкция исторических событий происходит с опорой на названный принцип. В обыденном знании «эффект отсутствия» проявляется в суждениях типа: «счастье - это отсутствие несчастья», «отсутствие результата - тоже результат».
В обыденном сознании при оценке состояния собственного здоровья «эффект отсутствия» является доминирующим. Отсутствие знакомых явно выраженных симптомов (повышение температуры, давления и пр.) воспринимается обыденным сознанием как состояние здоровья. При этом не учитывается или игнорируется незнакомая симптоматика (хроническая усталость, раздражительность, отсутствие аппетита, реагирование на изменение погодных условий и т.д.), которая может свидетельствовать о начавшихся в организме изменениях, которые и приведут к заболеванию. Болезнь как таковая отсутствует («эффект еще отсутствия»), но симптоматика присутствует, хотя и скрыта от понимания носителя симптомов. Этим, вероятно, можно объяснить отсроченное обращение к врачу и позднюю диагностику заболевания. В этом смысле обыденное сознание уводит человека от истинного понимания болезни.
На уровне научного медицинского знания принцип абсентеи-стской рациональности используется в качестве диагностического: отсутствие того или иного явления/симптома исключает то или иное заболевание или свидетельствует о его наличии. Другими словами, врач может увидеть болезнь как в формирующемся периоде при несформировавшемся симптомокомплексе, так и при наличии неспецифических признаков.
Е.А. Евстифеева и С.И. Филиппченкова (014) указывают, что практики врачевания в современных реалиях изменяются, они выражают качественно усложняющуюся идею и модели врачевания, ориентированы на междисциплинарные исследования, свидетельствуют о становлении неклассической рациональности.
Психологическая часть исследований связана с задачами выявления психосоциальных факторов, стимулирующих больного к
поддержанию здоровья в профилактический период, идентификации поведенческого паттерна человека в реабилитационный период хронического заболевания; с проведением социально-психологической диагностики атрибуции ответственности, мотивации, локу-са контроля, ценностных ориентаций, самооценки и волевых качеств личности. Диагностируются основные характеристики межличностного взаимодействия пациента и врача: наличие и осознание субъектами врачевания общей и единой для всех цели совместной деятельности; самоотношение пациента к самому себе как к субъекту лечебного процесса; формирование определенного типа личности пациента, характеризующегося активностью, автономностью, самостоятельностью, психологической готовностью брать на себя ответственность за свое здоровье; партнерские отношения между субъектами врачевания (пациентом и врачом); преобладание горизонтальных коммуникационных связей, имеющих добровольный характер и исключающих какие-либо формы принуждения; наличие и оценка обратной связи при осуществлении субъектами врачевания своих действий.
Социально-психологическая модель врачевания усматривает в пациенте активную, рефлексивную фигуру, осуществляющую самоконтроль и саморегуляцию в период реабилитации и профилактики. Она формирует субъект-субъектную контингентную коммуникацию «врач-пациент». Продукт рефлексивной активности может проявиться в виде адекватной самооценки, самоконтроля, саморегуляции, психологически ожидаемого результата. В реабилитационный период, в период профилактики хронических заболеваний особенно значимой становится ответственность человека за свое здоровье. Идея ответственности - это идея конструирования в проекции здоровья жизненного мира и самостроительства. Ответственность за себя предполагает желание, мотивацию, способность индивида поддерживать стиль поведения, способствующий укреплению здоровья и отказ от дисфункционального образа жизни. «Чувство собственной ответственности, готовности больных следовать предписаниям врачей и медицинскому режиму коренится в их мотивированности и волевых интенциях. В профилактический и реабилитационный период перенос ответственности за выздоровление на пациента, повышение его интернального локуса контроля
предполагают вызов самоподдерживающих произвольных изменений, а также изменение статуса «пациента-хроника» (с. 16).
Авторы приходят к выводу, что социально-психологическая практика врачевания ориентирована на идею «холистического» здоровья, междисциплинарность, субъект-субъектные отношения, рефлексивные коммуникации, диалог, конструирование здоровья.
В.И. Кудашов (015) считает, что реальность современной мультидисциплинарной медицины представляет совокупность теоретических и эмпирических объектов. Предельно широкая постановка вопроса об объекте медицины как науки позволяет в качестве такового рассматривать природу, общество и сознание, духовную жизнь. Предметами медицины в этом случае являются их саногенное и патогенное влияние на человека, профилактика заболеваний, диагностика, лечение и реабилитация. Но медицинское знание в современную эпоху само становится важнейшим феноменом культуры, от которого зависит сохранение физического и психического здоровья людей, перспективы развития цивилизации. Поэтому вполне закономерным и плодотворным может быть взгляд на философию с точки зрения медицины как особой формы современной культуры, во многом определяющей массовые феномены общественного бытия и сознания. Таким образом, феномен философии как одной из форм общественного сознания тоже может быть рассмотрен в качестве одного из аспектов медицинского знания. «Медицинский анализ философии призван выполнить ряд существенных общенаучных функций методологического, гносеологического и аксиологического характера как в системе междисциплинарных связей медицины с философией, гуманитарными и естественными науками, так и в самой системе медицинских наук» (с. 19).
Нозологический подход в медицине неразрывно связан с диагностикой как процессом отражения, в основе которого лежит процедура совмещения абстрактно-теоретической конструкции нозологической единицы с нормальными и патологическими процессами. Широко распространенный подход к нозологии исходит из того, что это учение о болезни, включающее биологические и медицинские основы болезней, а также вопросы их этиологии, патогенеза, номенклатуры и классификации. Можно использовать нозологический подход и в рассмотрении исторически сложившихся
философских учений с точки зрения их этиологии и классификации. В качестве одного из возможных критериев классификации можно предложить рациональность как один из ценностных факторов современной культуры и выделить направления философской мысли, по-разному позиционирующих себя к разуму как высшей ценности человеческого существования - от картезианства и гегельянства до мистицизма и иррационализма.
Здоровье, болезнь, норма, симптом, синдром, патология, заболеваемость, общественное здоровье и другие понятия задают контуры медицинской реальности, в пределах которых движется медицинское познание, порождаются новые предметы исследования. Здоровье и болезнь выступают существенными характеристиками состояния человека с точки зрения физиологии и патофизиологии, в том числе в связи с адаптацией. Чем лучше адаптируется человек к природным и социальным факторам, тем выше показатель его здоровья. Болезнь и здоровье не есть некоторые абстракции, они всегда проявляются телесно. Однако именно образ мысли -это та точка опоры, с помощью которой можно коренным образом влиять на состояние общественного психического здоровья. Образ мысли - это тот инструмент, при помощи которого можно перейти от общесоциологических закономерностей развития общества к закономерностям общественного и индивидуального здоровья.
Автор делает вывод, что результаты медицинского рассмотрения философии могут быть использованы в практике гуманитарного, профессионально ориентированного образования студентов и аспирантов-медиков, изучающих опыт гуманитарного исследования медицины в современной неклассической философии, а также историю и философию науки в аспекте медицины. Общее позитивистское основание образования, сложившееся в середине прошлого века, отводит классической философии роль современных мифов, которые, может быть, полезны и поучительны, но, скорее, для учащихся, чем для взрослых, озабоченных жизнью, людей. Однако здравый смысл повседневного сознания не предполагает самостоятельного интереса к дисциплинарной философии, излагаемой в академической форме.
Ю.А. Кузовенкова (016) указывает, что Ж. Бодрийяр называет элитой современного общества людей, в наибольшей степени обладающих главными конвертируемыми валютами современного
общества, а именно: властью, знаниями, культурой и информацией. Научные открытия и технические изобретения оказывают значительное влияние на жизнь общества. Одной из ключевых фигур современности, без сомнения, является ученый-инноватор. Наука и техника определяют ритм и образ жизни человека, профессиональную спецификацию и способы проведения досуга, влияют на формы социального устройства, определяют духовную ситуацию общества и многое другое. Все это ярко видно на примере современной ци-вилизационной ситуации.
Автор ставит вопрос о взаимодействии ученого сообщества и общества. Исторически первая модель была монологична: ученые, изобретатели «спускали» в общество результаты своих трудов, которые изменяли образ жизни людей. Инновации становились лишь объектами потребления. Общественность не привлекалась к обсуждению их влияния на жизнь человека, самими учёными не давалось комментариев, оценок возможных рисков, научные и технические новшества не подвергались философскому осмыслению и не делалось попыток просчитать те последствия, которые они привнесут с собой в жизнь общества. «В настоящее время можно утверждать, что подобная модель взаимоотношений себя изжила, ее недостатки становятся все более очевидными» (с. 21).
Реклама всегда была не только искусством, но и областью с активно развивающимися технологиями. Многие из них ориентированы на «управление знанием» человека о продукте. Именно соотношение «знание/незнание» становится главным козырем в руках рекламистов. Создаваемые стереотипы в отношении товара или товарной группы призваны заместить процессы самостоятельного мышления человека. Например, на сегодняшний день часто можно столкнуться с такой ситуацией, когда товар приобретается не потому, что он хороший, а потому что новый. Производители инновационной продукции (или продукции, которая выдается за инновационную) и рекламисты не заинтересованы в создании условий для потребителя, которые позволят сделать ему осознанный, продуманный выбор, основанный на критическом отношении к продукту. Подобная ситуация ярко демонстрирует необходимость диалога между обществом и научным сообществом, осуществляющегося посредством общественных организаций или иных форм коммуникации.
Ситуация в медицинской сфере обладает своей спецификой. Человек без медицинского образования в принципе не может сделать выбор, основанный на объективных научных представлениях. Именно с этим связан вопрос о запрещении рекламы лекарственных средств. Вместе с тем, очевидно, что диалог между обществом и медицинским сообществом выстраивать также необходимо, так как человеком легко манипулировать, если речь идет о его здоровье или даже жизни.
Автор делает вывод о том, что человека нельзя лишать права на информацию и права выбора. Необходимо найти наиболее адекватные формы, в которых этот диалог будет реализовываться. И крайне важно при разработке подобных форм учитывать специфику медицинского знания.
О. В. Летов
