Научная статья на тему '2010. 03. 001. Крымский С. Утренние размышления. - Киев: мастерская Билецких, 2009. - 120 с'

2010. 03. 001. Крымский С. Утренние размышления. - Киев: мастерская Билецких, 2009. - 120 с Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
41
9
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2010. 03. 001. Крымский С. Утренние размышления. - Киев: мастерская Билецких, 2009. - 120 с»

ФИЛОСОФИЯ: ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ

2010.03.001. КРЫМСКИЙ С. УТРЕННИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ. - Киев: Мастерская Билецких, 2009. - 120 с.

В книге освещается культурологический опыт трансформации европейской философии III тысячелетия, которая после краха формалистической методологии науки уяснила, что мировоззренческой направляющей понимания новейшей цивилизации может стать императив человека во всей необъятности его души, тайны судьбы и стремлении к высшим ценностям, возможными только через культуру.

«Утро как жизненное событие» - предисловие, в котором Крымский проясняет философский смысл «утренних размышлений». «Утро есть переход, преобразование вчерашнего в сегодняшнее, то есть - стихия рождения, становления, творения света, опровержения тьмы, просветления теней» (с. 10). Если в истории культуры много веков господствовала оптическая парадигма (мудрость связывалась с образом «света разума», что было закреплено также и названием «просвещение»), то проблема утра ассоциирует важный принцип рациональности, принцип ясности как уверенности в том, что свет разума способен рассеять любые тени бытия. Утро понимается как юность, обновление бытия, которое наполнено ожиданием «спасительного огня впереди нас, освещающего путь в будущее».

Первая глава: «Культура раскрывает внутреннюю безграничность человека». Стремясь воплотить всю полноту сущего, человек выступает медиатором между материальным и идеальным, потенциальным и актуальным, между вещью и словом, символом и бездонной семантикой его референций. С этой точки зрения «мир утверждается в истории и жизнедеятельности человека как наличное бытие его способностей, т.е. как мир культуры» (с. 13). Поэтому культура имеет оправдание сама в себе, так как приобретенный в

культуре опыт открывает человеку его внутреннюю безграничность.

Однако, как подчеркивает Крымский, культура не сводится только к выявлению творческих способностей человека, его возможностей, так как они могут быть по-разному ориентированы, в том числе и против самого человека. Культура по своему предназначению оптимизирует человеческий фактор, ценности добра и красоты, истины и свободы. В опыте европейской истории культура конституируется как альтернатива варварству. Соответственно автор считает целесообразным различение двух уровней культуры, исходя из дескриптивной и нормативной позиций. С дескриптивной позиции к культуре относится все, «что произведено человеком». «Однако с нормативной позиции, то есть в контексте того, что квалифицировано как достижение культуры тех или иных эпох, как то, что может быть мерой человечности, творческого саморазвития и свободы, далеко не все продукты человеческой деятельности конституируются в составе культуры» (с. 14). Сопоставление нормативного и дескриптивного уровней анализа культурологических явлений позволяет рассматривать ее в развитии, соответственно перманентному историческому выбору (материальных и духовных ценностей) в пределах изменяющегося содержания культуры, контркультуры и паракультуры. Культура - процессуальна. Она не сводится к статичным строениям из идей и вещей, материи и духа; она не сводится также к историческим фактам, -она относится к сфере возможного. «Культура не повторяет пройденного, так как реализует исторический опыт в формах творчества, которые придают смысл индивидуальности» (с. 16). Анализируя творчество Баха, Крымский утверждает реальность «связи времён» во всех его вариантах (циклическом времени и круговороте), создающих возможность в системе культуры «путешествий во времени, встречу различных эпох» (с. 23). Завершается глава обоснованием следующей концептуальной идеи: в культуре присутствует целенаправленность целого, благодаря которой уничтожение предметной части великого культурного явления создает подрывную, «призывную» пустоту «дырки» в этом целом, благодаря контексту, характеру и окружению которой возможно в той или иной степени реконструировать дух исчезнувшей ценности (с. 25).

Истинная просвещенность создает возможность самостоятельного бытия человека, его независимости от повседневной конъюнктуры; она не дается сразу и навсегда, а неустанно творится самим процессом жизни, вопрошаниями и испытаниями самих себя. Таков исходный тезис второй главы («Десять книг как фундамент европейской гуманитарной просвещенности»), исходя из которого Крымский ставит себе задачу определить «десять книг, атрибутивных интеллекту до III тысячелетия» (с. 27). Автор выбирает следующий список книг в качестве «минимума европейской просвещенности» (анализируя каждую из них): «Сказания о Гиль-гамеше»; «Книга Бытия»; Платон «Апология Сократа»; Данте «Божественная комедия»; Сервантес «Дон Кихот»; Шекспир «Гамлет»; Паскаль «Мысли»; Гёте «Фауст»; Пушкин «Борис Годунов»; Шевченко «Кобзарь».

Третья глава «Культурные критерии науки» посвящена критике исторического разрыва между наукой и культурой и обоснованию необходимости их взаимосвязи на внутрисистемной основе. Исходя из того, что культура расцветает благодаря реализации познавательных возможностей человека, можно заключить, что наука входит в состав культуры. «Однако это вхождение требует определенных социокультурных условий, которые не всегда наличествуют во всемирной истории, не предстают постоянно действующей нормой» (с. 33). Тот факт, что знание теперь не может рассматриваться как благо само по себе, приводит к выводу о целесообразности исследования условий превращения науки в культурный феномен, «учитывая человекомерное начало прогресса научного познания, его "вписывание" в систему той или иной цивилизации» (с. 34). Прослеживая историю развития собственно идеи природы как универсальной системы природного бытия, понятия «научности» как определенного типа рациональности и достоверности, а также освещая генезис идеи красоты в естествознании, Крымский резюмирует: «... культура является универсумом бытия, в котором наука - лишь одно из ее рационалистических измерений» (с. 35). Существенная функция культуры выявляется также и в том, что она выступает универсальной смыслообразующей системой, и во многих случаях становится стимулятором «актуализации возможностей научного познания» (с. 37-38), а сами социокультурные условия имеют определяющее значение и для мотивации перехода от

теоретического к практическому, для эмпирической интерпретации теоретических абстракций языком созерцаний.

Ситуация в современном искусстве характеризуется Крымским как «поиски новых онтологий» (с. 41) - таково проблемное поле четвертой главы «Искусство - новая онтология». Привычная онтология исходила из членения мира сообразно трём категориям: вещь, свойства, отношения. Мыслимая традиционно автономность вещей уже в абстракционизме подвергалась сомнению через привлечение внимания к свойствам. Подобным образом и в музыке «новая онтология находится на пути работы со звуком... И у нас, и на Западе сейчас есть композиторы, которые культивируют не просто онтологию пространства, но онтологию паузы, онтологию небытия, которая противостоит музыкальному материалу» (с. 42). Такая же тенденция и в театральном искусстве, и в живописи. Проанализированы и другие кардинальные переломы в современном искусстве. В частности, заявленная постмодернизмом «смерть автора», «смерть субъекта», сопровождаемые возникновением в современном искусстве «совершенно новых субъектов»: «...те имеет не одно, а много Я, как провозглашает так называемая гипотеза Сервиджа, гипотеза пандемониума. Согласно этой гипотезе, множество "демонов" работают на разных уровнях нашего подсознания.» (с. 42). Искусство противостоит подобному и иному «погружению в бездну», оно образует «защитную стенку символов», которые защищают «нас от губительных сил» (с. 43). Приводя мысль Ницше о том, что искусство необходимо нам для того, чтоб не умереть от истины, Крымский резюмирует: «Истина может нас разрушать, а искусство приспосабливает реальность к нашим потребностям и нашей экзистенции».

Размышление «Киево-Могилянка - крепость украинской духовности» - пятая глава книги Крымского, в которой сжато изложена история Киево-Могилянской Академии. Проект создания Академии предполагал синтез западноевропейской и восточнославянских культур, переход на европейские программы преподавания, с привлечением латинской образованности. «Образ слова как духовного оружия приобрёл архетипическое значение и ассоциировался с духовной родиной родного языка» (с. 48). В академических исследованиях знание связывалось с мудростью как этической духовностью, которая объединяет интеллект с моралью. В рамках

Академии был разработан концепт «барочного сознания», который Д. Чижевским характеризовался как «особенность национальной духовности украинской культуры». Современный исследователь барокко немецкий искусствовед Гурлит пишет: «Оно могло стать универсальным европейским стилем, если бы контрреформация и вторая волна схоластики в католических странах не привели к обесцениваю ренессансного гуманизма» (с. 50).

Шестая глава «Принципы духовности XXI века» открывается высказыванием В. Гавела, который иронично сравнивал переход от тоталитарного социума к посттоталитарному с «выходом из зоопарка в джунгли.» Данному сравнению Крымский придает иной акцент: «Дело в том, что "джунгли" есть и внутри нас самих. И для того, чтоб преодолеть их, требуются значительные духовные усилия» (с. 53). Проявления фанатизма в XX в. были продолжением такого рода «джунглей». Духовность «характеризует путь к самому себе. Путь, который человек проходит всю жизнь» (с. 53-54), как «домостроительство личности»: это - «путь формирования своего внутреннего мира, что позволяет человеку не зависеть полностью от контекста, внешней жизни, иначе - оставаться самотождественным» (с. 54). В то же время духовность в целом репрезентирует весь ценностный опыт человечества. Поэтому речь идет об актуализации того, что накопило человечество. Духовность не сводится к идее, она есть способ жизни: «Духовность - это вся полнота бытия человека, ориентированная и направленная духом» (с. 55). Нормативным явлением развития человечества стала возможность каждому индивиду стать «монадной личностью», при этом не противостоя коллективу, а следуя этике солидарности. В современном обществе перестает «работать "закон исключенного третьего", то есть принцип "или - или", когда человек занимает одну из противоположных позиций». «Понимание логики целого, которая поднимается над борьбой крайностей, - это путь к третьей правде» (с. 57). Восхождение к «третьей правде», восхождение в логике целого дает правдивый взгляд на явление толерантности. «В современном мире проблема "третьей правды" означает "жизнь с возрастающей совестью", то есть такую жизнь, которую постоянно догоняет совесть, движущаяся ввысь» (с. 58). С нормативным аспектом современной духовности связан и принцип ненасильственного противостояния добра и зла. Принцип духовности как движе-

ние по вертикали к некоему высшему дополняется «принципом полисистемности»: чтобы цель не превращалась в предмет фанатичной веры, ни одна цель не должна быть единственной (с. 59).

В седьмой главе «Быть человеком ноосферы» речь идет о новых проблемных ситуациях современного философского дискурса. Критически рассмотрена новоевропейская гносеология, обоснованная идеей «познания как трансцендентной силы, могущества и власти» (с. 67). Данная идея лежала в основании легитимации определенной практики и связанной с ней активности как линейно усиливающегося процесса. Автор обращает внимание на то, что в познании имеет место не только прямая, но и обратная перспектива. «Дело в том, что прямая и обратная перспектива познания -движение от субъекта к объекту и наоборот. обнаруживают основания человеческого единства с бытием. Возникает явление, которое можно назвать трансценденцией софийности, то есть интеграцией творца, творения и созданного» (с. 70). Исходя из такой модели познания Крымский видит возможным переход к «новой ментальной онтологии (или ноосфере) как зоны органического соединения возможностей природного с реальностью социального разума, когда в природе возникает вызов на внесение в нее культурной энергии» (с. 71). Отсюда видится перспектива новой витальности и нового гуманизма. «Ноосферная витальность исключает подход к природе как источнику сырья, лишенного святости» (с. 72).

Заключительные главы книги С.Б. Крымского («"Конец истории" или метаистория?», «Киев в контексте метаистории», «Культурные архетипы Киева», «Универсалии украинской культуры») связаны общим символическим смыслом понимания времени истории, ориентированной в вечность. «Исследование метаистории предполагает изучение не того, что исчезает, а того, что остаётся, так как она реализуется через синхронные измерения эпох, их совпадение, через "времявороты", которые возникают вокруг вечных, стержневых ценностей человечества (Бога, Правды, Добра, Красоты, Судьбы, Закона, Индивидуальности) и утверждают человека в его стремлении к бесконечному» (с. 91).

В. Багинский

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.