Научная статья на тему '2010. 01. 003. Миллер А. И. Империя Романовых и национализм: эссе по методологии исторического исследования. - М. : новое литературное обозрение, 2008. - 248 с'

2010. 01. 003. Миллер А. И. Империя Романовых и национализм: эссе по методологии исторического исследования. - М. : новое литературное обозрение, 2008. - 248 с Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
1527
341
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
МЕТОДОЛОГИЯ / ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ / НАЦИОНАЛИЗМ / РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ / ИМПЕРИЯ РОМАНОВЫХ
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2010. 01. 003. Миллер А. И. Империя Романовых и национализм: эссе по методологии исторического исследования. - М. : новое литературное обозрение, 2008. - 248 с»

2010.01.003. МИЛЛЕР А.И. ИМПЕРИЯ РОМАНОВЫХ И НАЦИОНАЛИЗМ: ЭССЕ ПО МЕТОДОЛОГИИ ИСТОРИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ. - М.: Новое литературное обозрение, 2008. -248 с.

Ключевые слова: методология, историческое исследование, национализм, Российская империя, империя Романовых.

В монографии А.И. Миллера «Империя Романовых и национализм» анализируется методология исторического исследования межнациональных отношений. Автор обращается к значимым проблемам в истории Российской империи - взаимоотношениям русского национализма и империи, «еврейскому вопросу», идентичности и лояльности, краху континентальных империй во время Первой мировой войны и другим. Монография состоит из введения, шести глав, заключения, обширной библиографии.

Внимание привлекается к тому, что «ни в историографии, ни в преподавании имперскому измерению истории России у нас никогда не уделялось должного внимания. Имперский нарратив... неизменно фокусировался на центре, на государстве, на власти. Национальные же историографии тех народов, которые когда-то входили в империю. концентрируются на собственной нации и сравнительно недавно обретенном государстве, проецируя их в прошлое. Для них империя - лишь тягостный контекст, в котором "просыпалась", зрела, боролась за независимость та или иная нация» (с. 6).

А.И. Миллер подчеркивает необходимость выработки иного подхода к имперской истории, сфокусированного на системе взаимоотношений центра и окраин, имперских властей и локальных сообществ. При этом автор не отрицает важность истории центральных органов власти, истории армии, внешнеполитических и экономических сюжетов, однако подчеркивает, что необходимо принимать во внимание взаимосвязь вышеперечисленных аспектов с «внутренней, окраинной и национальной политикой» (с. 7).

А.И. Миллер предлагает читателям широкий спектр вопросов, которые следует учитывать в современной историографии Российской империи: структурирование властями пространства империи посредством различных нововведений или отмены суще-

ствующих порядков, экономические взаимоотношения имперского центра и окраин, конфессиональная политика государства в различные периоды истории, регулирование употребления языков на территории империи, локальная политика в отношении местного населения в имперском масштабе и на местах, заимствование опыта управления окраинами империи и применение этого опыта в отношении других окраин, реакция местных властей и элит на политику империи (с. 8).

А.И. Миллер напоминает о том, что ни центральная бюрократия, ни местные сообщества никогда не были едиными, а состав населения на окраинах империи часто существенно менялся ввиду многочисленных миграций. Анализируя изменения, произошедшие в империи в XIX в., автор отмечает также, что пространство империи становится не только ареной соревнования националистических движений, но и объектом этого соревнования. Он обращает особое внимание на то, что «эти процессы могут быть поняты только в контексте истории империи, ведь национальные наррати-вы, призванные утверждать «естественность», неизбежность и глубину исторических корней нации, по самой своей природе не способны уделить должного внимания проблеме альтернативности процессов формирования наций» (с.9).

К кругу рассматриваемых вопросов относятся также проблемы русификации, регионального и сравнительного подхода к имперской историографии, коллективные стереотипы народов, соседствовавших с Российской империей относительно России и русских как наследников империи и имперского сознания.

Несмотря на довольно широко распространённое мнение о том, что главные успехи и надежды в последние годы связаны с региональным подходом, автор считает, что его лишь условно можно назвать направлением историографии, и критикует этот подход по нескольким критериям.

Понятие региона крайне расплывчато и может применяться к самым разным по размеру территориям. «Дать ясное определение того, что такое регион, представляется не менее сложным, чем дать определенный ответ на вопрос, что такое нация» (с. 15). А.И. Миллер подчеркивает, что границы региона зачастую воображаемы, а критерии выделения той или иной территории не объясняются. Понятие региона разрабатывается в рамках воображаемой

географии, или «mental mapping», исследования в области которой стали весьма популярны среди историков и политологов в последние 20 лет. В этом контексте было предложено понятие ментальной карты как созданного человеком изображения части окружающего пространства, впервые сформулированное Доунзом и Стеа. «Она, -пишет автор, - отражает мир так, как его себе представляет человек, и может не быть верной. Искажения действительно очень вероятны» (с. 16).

А.И. Миллер отмечает, что регионалистский подход, как правило, связан с «этнизацией» истории. «Убеждение в том, что национальный миф остается легитимной парадигмой писания истории, доминирует сегодня во всех постсоветских странах... Складывается парадоксальная ситуация, когда те исследователи на постсоветском пространстве, которые не работают в жанре национального нарра-тива, и в этом смысле составляют часть main-stream в мировом масштабе, являются маргиналами в собственных академических структурах, которые, в свою очередь, маргинальны по отношению к мировой историографии» (с. 21).

Анализируя империю как полиэтническую структуру, считает автор, логично применять категории не регионального, а ситуационного подхода. «В этом случае в центре внимания оказывается определенная структура этнокультурных, этноконфессиональных, межнациональных отношений или же различные аспекты, например, экономического, административного взаимодействия» (с. 28).

А.И. Миллер выделяет несколько преимуществ ситуационного подхода для исследования истории в рассматриваемом фокусе полиэтничности. Во-первых, «определение границ изучаемого пространства... становится вторичным и условным». Во-вторых, такой подход подразумевает «отказ от концентрации на каком-то одном акторе... Логика ситуационного анализа ведет нас к тому уже широко принятому тезису, что местное население не было лишь объектом воздействия власти, но самостоятельным актором» (с. 29-30).

По мнению автора, те преимущества, которые видят в региональном подходе его сторонники, а именно внимание к локальным акторам и процессам, отход от империоцентричного или нациоцен-тричного взгляда, более надежно обеспечиваются в рамках ситуационного подхода. Он позволяет избежать тех опасностей и ловушек (эссенциализация региона, неверное определение границ

изучаемого пространства, маргинализация внерегиональных акторов), которые свойственны региональному подходу.

А.И. Миллер подчеркивает, что «при изучении национальной политики и процессов формирования наций важно держать в поле зрения макросистему континентальных империй Романовых, Габсбургов, Гогенцоллернов и Османов». Он выделяет несколько факторов, важных для взаимодействия внутри этой макросистемы.

Во-первых, это религия: Романовы покровительствовали православным как в самой империи, так и за ее пределами, Османская империя - мусульманам, Гогенцоллерны - протестантам, Габсбурги - католикам и униатам. Во-вторых, различные панэтни-ческие идеологии - пангерманизм, панславизм, пантюркизм - способствовали появлению в рассматриваемых империях националистических течений, основанных на этих идеологиях.

«Макросистема континентальных империй в течение длительного времени была внутренне стабильна потому, что, несмотря на частые войны между соседними империями, все они придерживались определенных конвенциональных ограничений в своем соперничестве. Только в ходе приготовлений к большой европейской войне и во время Первой мировой соседние империи стали столь активно, отбросив прежние ограничения, использовать этническую карту против своих противников. Сила национальных движений в этой макросистеме к концу войны во многом была обусловлена тем, что они получили поддержку соперничавших империй» (с .42).

В этой связи автор задается вопросом, в какой мере распад континентальных империй зависел от национальных движений, а в какой - от самих империй, поддерживавших эти движения и использовавших их друг против друга; и был ли этот распад предо -пределен упадком империй, в котором не последнюю роль сыграло потрясение Первой мировой войны. Он отмечает, что «потенциал этих империй, за исключением, пожалуй, Османской, к началу войны был далеко не исчерпан. Они приспосабливались к вызовам модерного мира таким образом, что правильно говорить об их кризисе, а не упадке» (с. 43).

Возросший в последнее время интерес к сравнительному изучению империй поспособствовал появлению важных методологических инноваций, считает А.И. Миллер. Во-первых, при взгляде на континентальные империи фокус внимания сместился с их тра-

диционных, премодерных черт к сравнению их реакций и способов приспособления к вызовам Нового времени. Автор говорит о появившейся тенденции к «нормализации» истории империй и о борьбе с тенденцией «уникализации», свойственной как для зарубежной историографии - при позиционировании России как опасного Иного, - так и для отечественной - при подчеркивании «специфики» России, которую не способны понять зарубежные исследователи, чем нередко оправдывается незнание зарубежной историографии.

«Во-вторых, велика опасность увязнуть в непродуктивных версиях дискуссии о границах "европейской модели" исторического развития» (с. 46). По мнению Миллера, пресловутое «европейское единство» есть не что иное, как исторический миф на службе Европейского сообщества.

Самое интенсивное и продуктивное применение сравнительного подхода в последнее время было направлено на изучение элит рассматриваемых континентальных империй. В библиографии приводится ряд работ, посвященных этой проблематике.

Автор отмечает еще одну инновацию в методологии исторического исследования - разрушение оппозиции между континентальными «традиционными» и морскими «модерными» империями и выделяет на основании существующих исследований некоторые аспекты истории империй, где сравнение морских и континентальных империй может быть продуктивным, в частности: имперская бюрократия, политика в области образования мусульманского населения, колониальные компании (на примере сравнения Русско-Американской компании и британских торговых компаний), геополитические стратегии, внутренняя политика и т.д. (с. 52).

Автор поднимает вопрос об отношениях преемственности и разрыва между империей Романовых и Советским Союзом. Он особо отмечает, что «именно при трактовке имперской проблематики и национального вопроса тенденция подчеркивать не столько даже преемственность, сколько отсутствие принципиальных различий между империей Романовых и СССР имеет давнюю традицию в "национальных", прежде всего эмигрантских историографиях» (с. 206).

Основным понятием, которым оперирует А.И. Миллер в заключительной части своей монографии, является «империя положительного действия» («Affirmative action empire»), введенное в

зарубежной историографии. В целом «положительное действие» определяется как положительная дискриминация, применяемая к прежде угнетаемым группам населения (с. 312). Это комплексное понятие, определяющее национальную политику Союза в первые десятилетия его существования.

У этой политики было несколько важных составляющих. Во-первых, поощрение местных языков и местных элит. Во-вторых, приоритетное экономическое развитие прежде угнетенных народов, к которым относились все народы СССР за исключением русских, украинцев, белорусов, поляков, немцев и евреев. В-третьих, закрытие восточных областей (Казахстана, Средней Азии) для русского сельского хозяйства. Однако политика положительного действия на деле привела к обострению национального вопроса в ряде регионов. «Везде, где создавались национальные административные единицы, неизбежно происходила мобилизация тех этнических групп, которые оказывались перед угрозой превратиться в национальные меньшинства. Процесс проведения национальных границ всегда обостряет национальные конфликты» (с. 215).

Автор подчеркивает, что многие плоды политики положительного действия сохранились не только вплоть до краха СССР, но и в современной России. В первую очередь это различные формы национально-территориальных образований и массовые представления о «национальной собственности» на территорию, а также крайне устойчивые образы прошлого и национальные исторические нарративы, которые внедрялись в массовое сознание параллельно с ликвидацией безграмотности (с. 217).

А.И. Миллер констатирует, что в разных сферах - воображаемой географии, групповой идентичности, институциональной сфере - мы имеем «напластование руин» - руин Российской империи, руин «империи положительного действия» и более поздних вариантов национальной политики, которые еще предстоит серьезно проанализировать. «Понимание природы и сложной конструкции руин будет не лишним при разработке стратегий для той принципиально новой ситуации, в которой оказалась Россия», -заключает он (с. 219).

О.Е. Мартазова

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.