CC BY
11
2009.04.006. ЛИНЧ Дж. СТВОЛОВЫЕ КЛЕТКИ И ЭМБРИОНЫ: БИОРИТОРИКА И СЦИЕНТИЗМ В ХОДЕ ДЕБАТОВ В КОНГРЕССЕ.
LYNCH J. Stem cells and the embryo: Biorhetoric and scientism in Congressional debate // Public understanding of science. - 2009. - Vol. 18, N 3. - P. 309-324. - Mode of access: http: //pus. sagepub.com/cgi/reprint/18/3/309; doi:
10.1177/0963662507085164
Ключевые слова: эмбриональные стволовые клетки; статус эмбриона; лишние эмбрионы; биориторика; Конгресс США.
Дж. Линч - ассистент профессора коммуникаций в Университете Цинциннати (Огайо, США).
В статье анализируются проходившие в последние годы в США дискуссии относительно допустимости исследований, проводимых на эмбриональных стволовых клетках (ЭСК) человека. Противостояние противников и сторонников таких исследований фокусируется на определении статуса эмбриона.
В телевизионных дебатах по вопросу о федеральном финансировании исследований на ЭСК в 2000 г. представитель католической церкви Р. Дерфлингер (R. Doerflinger) говорил о том, что федеральное правительство намерено взять некоторый класс человеческих существ и разрушить эту жизнь для блага других. Объявляя о своей политике в области стволовых клеток, президент Дж. Буш заявил: «Подобно снежинке, каждый из этих эмбрионов исключителен и обладает уникальным потенциалом индивидуального человеческого существа»1. Эта озабоченность берет начало в дебатах по поводу абортов, при этом широко используется возникшее тогда понятие «публичный зародыш» (public fetus), которое обозначает зародыш как личность, отделенную от своей матери. Оно стало ключевым в риторике противников абортов, в стратегии которых моральные высказывания переплетаются с нейтральными высказываниями о биологических «фактах». «Целомудренная» (т.е. политически нейтральная) риторика науки в то время оказалась средством для выражения настроений противников абортов, но ее
1 Bush G.W. Remarks by the president on stem cell research. - Mode of access: http://www.whitehouse.gov/news/releases/2QQl/Q8/2Q01Q8Q9-2.html
применение в нынешних дебатах привело к трудностям. Претензии на статус эмбриона как личности, заслуживающей той же защиты, что и уже рожденные человеческие существа, не могут просто провозглашаться. Оппонентам необходимо в явной форме расширить понятие «публичный зародыш» на более ранние, эмбриональные стадии жизни. В спор, касающийся моральных суждений, подмешивается ряд биологических утверждений. Хотя такое расширение понятия «публичный зародыш» и представляется разумным шагом, более интенсивное использование в дискуссиях биориторической компоненты этого понятия в конечном счете работает против противников исследований ЭСК. Многие сторонники этих исследований - пользующиеся доверием ученые, которые применяют присущий им этос науки для представления своей собственной биориторики, порой близкой к сциентизму.
Автор рассматривает вопрос о том, какой смысл вкладывали в понятие «эмбрион» противники и сторонники исследований на ЭСК в ходе слушаний, имевших место в Конгрессе США. В дебатах по этому вопросу он выделяет две стадии. На первой стадии противники исследований на ЭСК пытались определять эти клетки как эмбрионы, что привело бы к запрету финансирования исследований на них из фондов федерального правительства. Сторонники же исследований доказывали, что ЭСК и эмбрионы - это качественно различные сущности.
На второй стадии противники стремились представить изоляцию ЭСК как убийство эмбрионов, которых они рассматривали в качестве развивающихся человеческих существ. Защитники исследований использовали на этой стадии два аргумента: они утверждали, что «лишние эмбрионы», остающиеся после оплодотворения в пробирке, представляют собой приемлемый источник стволовых клеток, а также то, что используемые в исследованиях на ЭСК эмбрионы, которые находятся на ранней стадии развития, не подпадают под определение «личность».
Зародыш, находящийся вне материнской утробы, наряду с тем, что он является биологической сущностью, обретает также и «публичную» жизнь. Он выступает как существо, обладающее своими независимыми от других, в частности от матери, правами и получившее почти постоянное место на публичной культурной сцене. Общественный эмбрион является также образцом биорито-
рики, заимствующим визуальные и дискурсивные элементы из науки и превращающим их в общественный, моральный символ.
По замечанию Л. Каспер, споры относительно аборта велись вокруг «статичных биологических определений личности и жизн^ воплощенных в неотразимом образе крошечного гомункулуса» . Этот гомункулус существует благодаря комбинации дискурсивной и визуальной риторики. Главная дискурсивная стратегия состоит в последовательности терминов, которые постепенно расширяют понятие личности, перенося его с действительно существующих, родившихся людей на развивающиеся существа. Таким образом, определение личности как индивида, защищаемого 14-й поправкой к Конституции США, расширяется на стадию зародышевой жизни.
Но если это расширение затрагивает зародышевую стадию, то дебаты вокруг исследований на ЭСК фокусируются на эмбриональной стадии. Публичные дискуссии сосредоточены на понятии «зародыш», а не «эмбрион», поскольку оба понятия считаются равнозначными. За счет подмены понятий все стадии развития (бластоциста, эмбрион, зародыш, жизнеспособный ребенок) сводятся к одной -еще не родившегося существа. Подобно этому и для визуального восприятия предлагается одна картинка - зародыш, находящийся на третьем триместре развития, становится публичным образом всех стадий развития. При этом центральную роль играет визуальное сходство между последними стадиями развития зародыша и полностью развившимся человеческим существом. Более ранние формы жизни, такие как бластоциста, используемая в исследованиях на ЭСК, не выглядят похожими на человека, и такое визуальное различие затрудняет возможность отождествления, которая необходима для того, чтобы сделать потенциальную человеческую жизнь эквивалентной актуальной жизни родившегося человека.
Этот визуальный элемент общественного зародыша и делает его столь убедительным. Сам же визуальный элемент, в свою очередь, появился благодаря специфическим технологическим и культурным практикам. Первой из них была фетальная хирургия: хирурги временно удаляют зародыш из утробы, проводят операцию и помещают его обратно, надеясь, что он будет благополучно выно-
1 Casper M. The making of the unborn patient: A social anatomy of fetal surgery. - New Brunswick, NJ: Rutgers univ. press, 1998. - P. 17.
шен. Практика фетальной хирургии привела к двум результатам. Во-первых, она дала в распоряжение противников аборта визуальные образы зародыша, на котором проводится хирургическая операция, и это они стали использовать в качестве своего аргумента. Во-вторых, эта практика помогла увидеть в зародыше пациента со своими законными интересами, отличного от своей матери, и этот статус стал основой для того, чтобы изображать мать и зародыш как носителей противоположных интересов.
Сходную роль играют технологии визуализации зародыша, которые тоже участвуют в формировании образа общественного зародыша. Они не только позволяют получать изображения зародышей - само конструирование этих изображений помогает формировать образ автономного, общественного зародыша за счет того, что мать, иногда в буквальном смысле, удаляется с картинки.
Двойственную роль играют технологии оплодотворения в пробирке. С одной стороны, те, кто их практикует, уверяют всех, что они относятся к эмбрионам с должным уважением. С другой стороны, этим же людям приходится манипулировать с эмбрионами и неизбежно разрушать излишние эмбрионы или избавляться от них.
Вместе с тем символическая власть «публичных эмбрионов» оказывается потенциально ограниченной вследствие именно того, что она проистекает из образов зародыша на поздних стадиях развития. Но если такой зародыш нетрудно идентифицировать с человеком, то при обсуждении более ранних стадий развития это оказывается затруднительным. Убедительность даже таких всеобщих утверждений, как «жизнь начинается с момента зачатия», частично зависит от власти образа «публичного зародыша», и когда эта власть оказывается ограниченной, открывается возможность различать «зародыш» и «эмбрион» как отличающихся не только по степени, но и качественно.
Именно это различение помогло организовать дискуссию по поводу исследований на ЭСК. Поскольку эмбрионы, используемые в этих исследованиях, совсем не выглядят похожими на человека и некоторое время пребывали в замороженном состоянии в специализированных клиниках, образ «публичного зародыша» в отношении их не срабатывает автоматически.
Так, даже такие непоколебимые противники абортов, как сенаторы-республиканцы О. Хэтч (O. Hatch) и Б. Фрист (B. Frist),
поддержали финансирование исследований на ЭСК. Хэтч высказал на сенатских слушаниях такое соображение: он верит в то, что человеческая жизнь начинается в утробе матери, а не в чашке Петри или хранилище замороженных эмбрионов.
На первой стадии дебатов основным аргументом противников исследований было то, что ЭСК - это эмбрионы, в то время как их оппоненты проводили различие между ЭСК и эмбрионами. Противники исследований опирались при этом на принятую в 1995 г. законодательную поправку, запрещающую федеральное финансирование исследований на эмбрионах. Однако после того, как попытки определить ЭСК в качестве эмбрионов провалились, противники исследований попытались расширить понятие «публичный зародыш» до самых ранних форм человеческой жизни.
Обращаясь непосредственно к слушаниям, которые проводились в разных комитетах Конгресса, автор отмечает, что, помимо формирования национальной политики в этой области, слушания выполняли еще две функции: на них были представлены мнения различных заинтересованных групп - чиновников из Национальных институтов здоровья, ученых, представителей пациентов, противников абортов. Кроме того, присутствовавшие на слушаниях журналисты доводили высказанные аргументы до широкой публики, благодаря чему эти группы могут информировать публику о своей позиции.
Основные аргументы защитников исследований на ЭСК заключались, во-первых, в подчеркивании того, что главным источником их получения являются лишние эмбрионы, которые в любом случае скорее всего не получат возможности развиваться до более зрелых стадий. Во-вторых, они утверждали, что эмбрионы, используемые в исследованиях, представляют собой особый класс эмбрионов, на которые не могут распространяться те права, которые имеют люди и зародыши на более поздних стадиях развития. В целом же по ходу дебатов на смену биориторике приходил сциентизм, под которым автор понимает все более заметную роль аргументов, высказываемых от лица науки.
Б.Г. Юдин
