CC BY
27
ПО СТРАНИЦАМ ИСТОРИЧЕСКИХ ЖУРНАЛОВ
2009.03.045. ГЛОБАЛЬНЫЙ МИР: ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ: ПО СТРАНИЦАМ ЖУРНАЛА «HISTORY WORKSHOP JOURNAL». History workshop journal. - Oxford, 2007.
1. ЭЛЕЙ Дж. Историзируя глобальность, политизируя капитал: Дать имя настоящему.
ELEY G. Historicizing the global, politicizing capital: Giving the present a name. - Vol. 63, N 1. - Р. 154-188. Mode of access. -doi:10.1093/hwj/dbm010
2. БАРТОН А. Даже нисколько не глобальное? Метод и масштаб в мировой истории.
BURTON A. Not even remotely global? Method and scale in world history. - Vol. 64, N 1. - Р. 323-328. Mode of access. -doi:10.1093/hwj/dbm039
3. САБРАХМАНЬЯМ С. Историзация глобальности или плод воображения?
SUBRAHMANYAM S. Historicizing the global, or labouring for invention? - Vol. 64, N 1. - Р. 329-334. Mode of access. -doi:10.1093/hwj/dbm040
4. БЕРГ М. От глобализации к глобальной истории.
Berg M. From globalization to global history. - Vol. 64, N 1. - Р. 335340. Mode of access. - doi:10.1093/hwj/dbm041
Ключевые слова: глобализация, глобальная история, всемирная история, теория истории, экономическая история.
В статье Дж. Элея (профессор истории Мичиганского университета, Анн-Арбор) (1) затрагиваются различные аспекты глобализации как процесса и концепта: выделены основные моменты в истории XX в., имевшие, по мнению автора, глобальное значение; предложена концепция истории глобализации, начиная с периода раннего Нового времени; отмечены важнейшие антиглобалистские тенденции; уделено внимание дискурсу глобализации как политическому проекту.
Характеризуя ход глобализации в XX и начале XXI в., Элей выделяет важнейшие долгосрочные процессы: деколонизация и
возникновение стран «третьего мира»; прекращение холодной войны, распад СССР и Советского блока; появление и быстрый рост новых типов транснациональной политической активности (НГО, различные гражданские и социальные движения); мировой терроризм; стремление администраций США и Великобритании к установлению «нового мирового порядка» в странах Ближнего Востока; возникновение новых видов антиглобалистского движения, например, акции протеста во время саммитов «большой восьмерки».
Особый интерес представляет историческая концепция глобализации, помещенная в общемировой контекст истории капитализма и социальных отношений. Отправной точкой рассуждений стал марксистский анализ капитализма. В нашей современной ситуации, пишет Дж. Элей, общественные устои, основные идеи и диапазон публичной политики так тесно связаны с доминирующей логикой капиталистического накопления и властным диктатом экономики, что выглядят зловещим напоминанием о триумфе капитализма в мировых масштабах, описанном К. Марксом и Ф. Энгельсом в «Манифесте Коммунистической партии» 1848 г. (1, с. 163).
За основу Дж. Элей взял характер развития капитализма и соответствующие ему социальные формы трудовых отношений. Отправные точки его концепции - принудительный/рабский труд, процесс деколонизации и «Черная Атлантика». Свой выбор автор объясняет тем, что существует обширная историография, стимулирующая пересмотр общепризнанных представлений о характере происхождения современного мира. Кроме того, по его мнению, в глобальном мире возрастает роль международных рынков труда и постоянно увеличивающегося потока трудовой миграции, порождающего определенное социальное напряжение.
Элей рассматривает принудительный труд, используя концепции Р. Блэкберна (Р. Blackburn) и С. Минца (S. Mintz), согласно которым рабство - это не архаичная или докапиталистическая форма труда, а источник возникновения первого пролетариата Нового времени - широкомасштабного, хорошо организованного и интегрированного в капиталистическое производство. Изучение экономик плантаторских хозяйств в США в контексте капиталистического производства, эксплуатации и накопления создает но-
вую перспективу для рассмотрения капиталистической индустриализации и иначе позиционирует рабочий класс в системе социальных отношений. Рабство, имевшее глобальное распространение, продолжало существовать в период Промышленной революции, переплетаясь с новыми формами организации труда. Более того, продолжает автор, к порабощенным массам рабочих периода модерна можно добавить фактор внутреннего рабства на мировых рынках труда и системы накопления, преобладающие в англошотландской национальной экономике XVIII в. Если принять в расчет обе социальные системы труда - принудительный труд рабочих масс в Новом Свете и принудительный труд чернорабочих в домашних хозяйствах, в цехах, на фермах Европы, - то получится принципиально иная основа развития капитализма и способов социального подчинения (1, с. 165).
Таким образом, поставив во главу угла неиндустриальный труд и значимость сферы обслуживания, домашнего труда и всего того, что создавалось в домашнем хозяйстве, и соединив это с фактором массового рабского производства, Дж. Элей предлагает собственную трактовку истории политической экономии и формирования рабочего класса. Как только мы пересмотрели сущность ранней истории капиталистического накопления, продолжает он, признав основополагающую важность принудительного и рабского труда, фактически мы начали оспаривать тезис о преобладании наемного труда на мануфактурах, в добывающей и других отраслях промышленности в период Нового времени. Дальнейший ход рассуждений позволяет по-новому определить место наемного труда в социальной истории формирования рабочего класса и иначе взглянуть на возникшие впоследствии формы организации трудовых отношений. В настоящее время, считает Элей, социальные отношения в области занятости трансформируются в направлении новых низкооплачиваемых, полулегальных и нерегулируемых рынков труда, главным образом в сфере сервисориентированных экономик, организованных на транснациональном уровне. На современном этапе наблюдается новая радикальная репролетаризация труда.
Подводя предварительные итоги, Дж. Элей отмечает, что имеются весомые основания для изучения принудительного труда и рабства как социальных форм труда, ставших основой капитализма XVIII в. В то же время существуют неопровержимые факты,
показывающие, что в конце XX в. возникли новые, принципиально отличные формы трудовых отношений, аккумулирующиеся вокруг стремительно растущих низкооплачиваемых, неквалифицированных, некомпетентных, дезорганизованных и нерегулируемых масс мигрантов, лишенных основных форм организованной защиты. Это то, что характерно для циркуляции рабочей силы в глобальной и постфордистской экономиках позднего капитализма, и исходя из этого мы можем определить отличительные особенности глобализации на современном этапе (1, с. 168).
Дж. Элей выделяет такие узловые моменты в истории XX в., как крах системы социализма и процесс деколонизации с последующим возникновением стран «третьего мира». И хотя в результате распада Советского Союза идея социализма и «реально существующий социализм» оказались дискредитированы, значительно изменились политические культуры стран Запада, более долговременные последствия имел процесс деколонизации и поиски путей развития странами «третьего мира», считает Дж. Элей. В середине 1950-х годов в ряде стран сформировались политические режимы (Насер в Египте, Ганди в Индии, Сухарно в Индонезии), сочетавшие проекты национального развития, антиимпериалистического суверенитета и международного неприсоединения. Возникшие позднее режимы Альенде в Чили, Ньерере в Танзании также провозглашали экономическую независимость, власть народа, социальную справедливость и культурную самобытность. Подобные левонационалистические устремления, соединенные с социально-политическими проектами деколонизации были широко распространены, но конфликты 1970-1980-х годов, крах системы социализма вызвали необходимость конструирования новых принципов глобального устройства. «Следуя классическому утверждению А. Майерса «Вильсон У8 Ленин», предложенному более сорока лет назад, мы может утверждать, что большевистская революция открыла особый период мировой истории с 1917 по 1991 г., в завершении которого глобальная альтернатива национального антиимпериалистического суверенитета была окончательно снята с повестки дня. Таким образом колониальный, неоколониальный и постколониальный незападный мир оказался на перекресте различных исторических путей» (1, с. 170).
Обращаясь к современному этапу глобализации, Дж. Элей вслед за Купером (Cooper), Херстом (Hirst) и Томпсоном (Thompson) подчеркивает качественное ускорение и усиление мировой интеграции в следующих направлениях: 1) снижение барьеров между обществом и государством; 2) возрастание гомогенности обществ и государств; 3) усиление взаимодействий и взаимовлияний между разными сферами - торговлей, финансами, миграцией.
Автор подчеркивает политические изменения, вызванные глобализацией: изменение природы национального государства, на его место приходит транснациональное гражданство; возникновение новых форм трансрегиональных или транснациональных социальных и политических мобилизаций. Свой вклад вносят разветвленные и изменчивые социальные, культурные, политические последствия транснациональной миграции, охватившей миллионы рабочих, политических и трудовых мигрантов, преодолевающих территориальные границы национальных государств.
Далее Элей останавливается на некоторых теориях глобализации как политического проекта. Он скептически оценивает антиномию «глобальное управление» - «глобальное гражданское общество». Если «глобальное управление» будет продолжать напряженное сосуществование со старыми национальными формами управления и политической власти, пишет он, тогда возникновение «глобального гражданского общества» маловероятно. Тем не менее существуют возможности для его появления.
Элей критикует также и неолиберальные экономические теории глобализации, рассматривающие капитал как суверенную силу организации общества. «Единственными действующими силами в сфере политического проекта неолибералы считают индивидов-собственников и корпорации, "свободно" участвующие в конкурентной борьбе, и рынки, регулирующие эту конкуренцию» (1, с. 173).
Элей привлекает внимание к возникновению и развитию новых транснациональных форм политической активности - антиглобалистских выступлений, принимающих различные формы и преследующих различные цели: организованная активность Мирового социального форума (World social forum), международные акции протеста против войны в Ираке, различные транснациональные гражданские и социальные движения, которые в перспективе могут стать влиятельными политическими силами.
Остальные статьи форума анализируют предложенную концепцию и добавляют новые ракурсы и факторы к модели истории глобализации. А. Бартон (профессор, зав. кафедрой истории Илли-нойсского университета) (2) считает, что Элей обозначил новые перспективы в разработке теории и истории глобализации. Несомненным достоинством является использование эконометрических подходов и обращение к глобальным феноменам рабства и расизма и рассмотрение их в геополитических рамках. Но Бартон критикует соотношение глобального и локального, приверженность Элея структурному/материалистическому детерминизму как исследовательскому методу. В этом отношении, пишет Бартон, он (Элей) присоединяется к солидному фундаменту традиционной мировой истории, которая фокусируется на экономическом развитии и структурных процессах, рассматриваемых в широких масштабах. Историзация глобального, по мнению Бартона, требует преодолеть ограничения европо-американоцентристского взгляда на мир и фокусировать внимание не только на глобальных, но и локальных и транслокальных процессах и идентичностях.
К предложенному Элеем подходу Бартон добавляет необходимость изучения микропроцессов, в которых имели место исторические факты глобального значения. Иными словами, следует обратиться к «структурному основанию» (structural below), т.е. акторам и субъектам, которые принято считать незначительными, даже если они хорошо известны в мировой истории. Наряду с этим следует расширить границы «мировой» истории, изучая не только общеизвестные факты истории Запада, но и истории «глобального Юга». Глобальная история, пишет автор, может и должна действовать как «способ переориентации», напоминая нам о наследии имперского прошлого, настоящего и будущего и давая возможность видеть не только этот мир и его исторические точки опоры, но и периферию, центры прошлого, полицентричность, антицентрич-ность и «не совсем» глобальное (2, с. 327).
С. Сабрахманьям (профессор истории, руководитель Центра по изучению истории Индии и стран Южной Азии при Калифорнийском университете, Лос-Анджелес) (3) считает, что концепция, предложенная Элеем, сосредоточена не на истории капитала и денежных потоков, приобретающих глобальный масштаб, а на эво-
люции рынков труда и свойствах несвободного труда в долговременной перспективе капиталистического производства.
Уязвимое место концепции - исключительное внимание к атлантическому миру и «сужение» глобального до границ атлантического и особенно «североатлантического». За рамками концепции остались Индия, Япония и Китай. Есть работы, например, Р. вон Глена (Richard von Glahn), показывающие, что китайская и японская экономики обязательно должны учитываться при изучении мировых потоков торгового оборота серебра и предметов потребления в период раннего Нового времени и при изучении деятельности наиболее успешных и рентабельных европейских компаний того времени, таких как голландская Вест-Индская компания, пишет автор. В 1800-е годы и даже в период британского господства над азиатскими морями индийские и китайские финансисты продолжали играть важную роль не только в рамках «национальных» границ, но и как зарубежные предприниматели, гарантированно размещавшие займы в британских владениях в Африке и Азии. Кроме того, подчеркивает Сабрахманьям, история, игнорирующая индусов и африканцев, сражавшихся на европейских фронтах обеих мировых войн, не может быть «глобальной».
На сужение понятия «глобального» до «западного» обращает внимание и М. Берг (профессор истории Уорикского университета) (4). Он признает, что выделение факторов принудительного и рабского труда серьезно обогатило исторический подход, но при этом необходимо расширить географические рамки концепции. Берг пишет, что перемещение анализа от капиталистического производства Нового времени к общемировой торговле и рабству дает Элею реальные основания для «историзации глобального», но этот анализ должен включать Индию и Китай, а он не учитывает их роль в европейской индустриализации. Индийский хлопок и китайский чай, шелк, фарфор способствовали росту потребления в странах Запада, так же как и карибский сахар. Китай и Индия были регионами, обеспечивающими производство экспортных товаров в массовых масштабах, что, кстати, продолжается и сегодня. При этом Элей не замечает «глубокого расхождения» между Китаем и Европой, начавшегося в конце XVIII в.
Берг приводит точку зрения, согласно которой Запад преодолел гегемонию Китая в торговле и мануфактуре: у Британии было
преимущество в обладании земельными и энергетическими ресурсами, в разработке и использовании угля в мануфактурном производстве, в расширении освоения земель и использовании рабского труда в американских колониях. Поэтому, продолжает Берг, капитализм действительно концентрировался вокруг индустриального производства, но это производство в массовых масштабах обеспечивало громадные внутренние и внешние рынки. Британия и другие европейские промышленные страны сделали рывок только в XIX в. за счет механизации производства. «Технология вывела вперед промышленность, которая ранее развивалась за счет интенсификации и реорганизации труда. Подобная интенсификация труда была в истории Индии, Китая, Африки, стран Карибского бассейна, Америки и Европы. Она питала потребительские рынки Запада на протяжении XVIII столетия» (4, с. 338). Изменения в индийской и китайской промышленности стимулировали технологические новации Запада.
Берг останавливается на обращении Элея к марксистскому взгляду на капитализм, о преобладании «относительной прибавочной стоимости» над «абсолютной прибавочной стоимостью». «Угольные ресурсы Померании экстенсивно использовались только в паровых машинах в XIX в. и это продолжалось до тех пор, пока земельные ресурсы США не обеспечили зерном и хлопком-сырцом Британию, что позволило ей стать мировым мануфактурным лидером. Производство товаров дало возможность контролировать рынки сбыта, а колонии и империи, которые ранее гарантированно поставляли экзотические товары и предметы роскоши в Европу, теперь стали рынками сбыта для продукции европейской машиностроительной промышленности. Периодизация Элея не заменяет марксистский анализ капитализма в "Манифесте Коммунистической партии" как мировой системы, способной к выстраиванию производства в глобальных масштабах. Инкорпорирование рабского труда и сферы сервиса в систему наемного труда только укрепляет нашу точку зрения на трудовую интенсификацию и глобальные масштабы европейской экономики XVIII в.» (4, с. 338). Элей ищет способы историзации глобального, но на самом деле мы нуждаемся в более глубоком проникновении глобального подхода в историю, считает Берг.
Необходимо учитывать наше мультикультурное происхождение, продолжает он. Глобальная история изменила старые национальные истории и традиционные научные сферы. Ее изучение стимулируется обновленной имперской историей и совсем новой атлантической мировой историей, сконцентрированных до сих пор вокруг Британии и ее североамериканских и карибских колоний. Создание глобальной истории уходит корнями в глубокую древность к греко-римскому миру, китайским династиям Тан и Хань, к арабским и индуистским традициям. В Европе это было заметно в межвоенный период, когда возрос интерес к истории Китая и Японии. В 1970-е годы интерес к глобальному подогрела теория «мировых систем» И. Валлерстайна. Его работы, а также исследования по истории империй и постколониализма описали воспроизводство метрополий и периферий. Но, пишет Берг, эти мировые истории обеспечили различные масштабные нарративы доминирования и сопротивления. Полицентричные истории фокусируются на имперском строительстве и национальном государстве, конструируя мо-дерность как европейский глобальный проект. Наши глобальные истории в значительной степени ограничены рамками экономики и политики. Это компаративные истории Запада и Востока, с одной стороны, и истории глобализации и интернационализма - с другой. Основные вопросы, на которые мы ищем ответы и которыми задается Элей, - это источники могущества Запада, причины различных путей развития, кризис империй. Кроме этого, необходимо изучение «глобальных историй» Китая и Индии, ислама и Европы, ислама и Африки. Взятые вместе, эти истории укрепляют, а не просто совпадают с «историями Запада» или «капиталистической мо-дерностью», пишет Берг в заключение.
Ю.В. Дунаева
