CC BY
166
2009.02.028. ГОЛУБКОВ ММ. ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ XX в. (1920-1990-е ГОДЫ): Учеб. пособие. - М.: Академия, 2008. - 368 с.
Очерк истории русской литературной критики, написанный доктором филол. наук М.М. Голубковым (проф. МГУ), «начинается с рубежа 1910-1920-х годов, когда отношения литературы и власти приняли принципиально новый характер, а критика обрела ранее не свойственные ей функции, и завершается последним десятилетием прошлого века» (с. 4). Вне поле зрения осталась критика русской диаспоры, которая развивалась на протяжении советского времени в совершенно иных условиях.
Книга состоит из двух частей: «20-50-е годы»; «50-90-е годы». Периодизация литературной критики соотнесена с периодизацией истории литературы. При этом эволюция отечественной критики XX столетия «излагается как единый процесс», чем и «обусловлено отсутствие монографических глав» (с. 5).
Внутри каждого периода автор выделяет несколько этапов. Первый период включает 20-е годы (1917 - рубеж 20-30-х годов) и 30-50-е (начало 30-х - середина 50-х годов). Внутри второго периода обособлены: середина 50-х - 60-е годы, а также 70-е - первая половина 80-х годов. Третий период открывает вторая половина 80-х годов; литературные явления достигают кульминации на рубеже 80-90-х. Этот период длится по настоящее время (с. 15-16).
Исходным, определяющим концепцию книги является «тезис о единстве историко-литературного и литературно-критического процессов» (с. 15). Принципиальная новизна литературной ситуации XX столетия предопределила и новизну критической мысли. Литературно-критическая ситуация XX в. характеризуется напряженным взаимодействием двух тенденций: внутренних, имманентных литературе, имеющих собственно художественную природу, отражающих эстетические тенденции литературного развития, и внешних по отношению к литературе - это обстоятельства политического и социокультурного свойства.
Анализ взаимодействия названных тенденций определяет научную концепцию книги, подчеркивает исследователь.
Исторические события 1910-1920-х годов (империалистическая война, революция, Гражданская война, победа большевиков и
последовавшие политические репрессии) привели к резкому изменению в системе «читатель - издатель - писатель - критик». Прежний читатель уходит с исторической арены, оказавшись в большинстве своем в эмиграции - внешней или внутренней. Ему на смену идет новый читатель, ранее оторванный от культуры и литературы, теперь же приобщающийся к ней. Именно он, не обладая достаточным культурным уровнем, почувствовал себя гегемоном в литературе и присвоил безусловное право диктовать писателю свои вкусы, воспитывать его, что давало возможность власти легко манипулировать представлениями такого читателя в своих целях. Так, жанр читательского письма стал в критике одним из инструментов идеологического давления на литературу, оставаясь в таком качестве до середины 80-х годов.
В результате произошла смена состава литературной среды -писателей и критиков. «Новый читатель делегирует нового писателя, имеющего совершенно иной культурный запас, представления о литературном творчестве, его целях и смысле и принципиально отвергающего эстетический опыт предшественников, сформированный Серебряным веком» (с. 16-17). В этих условиях критика обретала новые функции: она «активно включала нового читателя в курс литературных дел, внушала ему мысль о его несомненных правах требовать искусства себе по плечу и мысль о безусловном превосходстве этого искусства над любым иным (теории Пролеткульта, ЛЕФ), "выдавливала" из литературы старого писателя, устраивала клеветнические кампании (здесь безусловное первенство принадлежит РАПП). Роль и общественная значимость суждения критика оказывается на небывалой до той поры высоте» (с. 17). Слово «критика» трактуется как оружие политической борьбы.
«Двадцатые годы» - полицентрический период литературной жизни, ознаменованный обилием группировок, которые становятся организационной формой выражения различных эстетических и идеологических взглядов, присутствующих в литературе, - от традиционалистских до радикальных и самых авангардных. Литературный полицентризм оказался возможным в силу того, отмечает М.М. Голубков, что в этот период противодействовали две тенденции: свободный диалог, естественный для развития критической мысли - с одной стороны, а с другой - постепенно усиливающееся
давление государства с целью «монологизировать» литературу и придать ей идеологическую, агитационно-пропагандистскую роль.
На протяжении 20-х годов концепция личности, предлагаемая литературой и осмысляемая критикой, переживала интенсивные изменения, эволюционировала - от невнимания к личности (что характеризовало начало периода) «к пристальному интересу к человеческому характеру, к исследованию диалектики сознательного и подсознательного, что проявилось в конце десятилетия» (с. 122). В критике этого времени было представлено несколько вариантов трактовки личности: «отчетливо функционирующий человек» (ЛЕФ) - так называли его «перевальцы», выступая против «апологии дисциплинированной машины»; безликая и анонимная человекоединица (Пролеткульт); «живой человек» (РАПП). Антитезу упрощенным представлениям о личности предложили критики «Перевала» (А. Воронский, Д. Горбов, А. Лежнев), выдвинув концепцию человека разностороннего и творчески одаренного («человека-артиста»), способного эстетически воспринимать и переживать действительность (с. 137).
Смена культурных парадигм начала 30-х годов привела к формированию и постепенному утверждению представлений о человеке, характерных для социалистического реализма. В ее основу легла героическая концепция личности: постепенно «происходит унификация героя, его обезличенность, характерная, скорее, не для литературных, а для фольклорных образов» (с. 145). Данная концепция личности, сформировавшаяся к середине 30-х, просуществовала до конца 50-х годов, когда литература обнаружила новые пути развития.
Принципиально значимым явился постепенный переход от литературного полицентризма 20-х к литературному монизму 3050-х годов. Вехами, сформировавшими своеобразную границу между двумя этапами внутри первого периода и обозначившими впоследствии усиление литературного монизма (господство единой художественно-идеологической системы, получившей название «социалистический реализм», искоренение альтернативных художественных течений и идеологических концепций), вплоть до 50-х годов становятся:
- удаление «с литературного поля битвы» (М. Горький) главного редактора журнала «Красная новь» А.К. Воронского. Поводом
к этому стал разгром троцкистской оппозиции (1927). Воронский отчасти разделял взгляды Л.Д. Троцкого на пролетарскую культуру, которые квалифицировались его политическими противниками как капитулянтские;
- развязывание в 1929 г. инспирированной сверху травли четырех писателей (Б. Пильняка, Е. Замятина, М. Булгакова, А. Платонова). Показателен мотив критики этих авторов: не только идеологические ошибки, но публикация за рубежом, в берлинском издательстве «Петрополис». Это была первая организованная и срежиссированная кампания литературного уничтожения, многократно повторявшаяся в последующие десятилетия. По схожему сценарию разворачивались позднее травля Б. Пастернака за публикацию в Италии романа «Доктор Живаго», усилившаяся после присуждения автору Нобелевской премии, и гонения на А. Солженицына, предшествовавшие его депортации;
- экономическое разорение русских зарубежных издательств, в которых широко печатались как советские писатели, так и авторы русского зарубежья;
- разгром академической школы профессоров В.Ф. Перевер-зева и В.М. Фриче, объявленной вульгарно-социологической (ноябрь 1929 - январь 1930 г.);
- дискуссия о школе «Перевал», проходившая под лозунгом «Против буржуазного либерализма в художественной литературе» (1930);
- аресты (1929) и высылки (1930) участников группы ОБЭРИУ (Д. Хармс, К. Вагинов, А. Введенский, Н. Заболоцкий и др.), пытавшихся идти в своем творчестве по пути деформации реальности, обращаясь к формам абсурда и фантастического гротеска;
- роспуск всех литературных группировок (1932);
- создание Союза писателей СССР, своеобразная «коллективизация» литературы (1934);
- формирование концепции нового творческого метода: теоретическим обоснованием монистической концепции советской литературы стал социалистический реализм;
- дискуссия о языке (1934), в результате которой были поставлены под подозрение сказовые формы повествования и орнаментальный стиль, а «нейтральный» стиль был признан в качестве авторитетного слова, перешедшего затем в авторитарный стиль;
- дискуссия о формализме (1936), выработавшая жизнепо-добную поэтику социалистического реализма и поставившая под подозрение гротеск и любые формы условной образности;
- дискуссия о мировоззрении и творчестве («вопрекисты» и «благодаристы», как их называли в кулуарах дискуссии), начавшаяся в 1933 г. и завершившаяся в 1940 г. закрытием журнала «Литературный критик» (на его страницах шла эта долгая и внутренне противоречивая дискуссия). Суть позиции «вопрекистов» заключалась в том, что «реалистический метод обеспечивает верное с социально-исторической точки зрения изображение действительности в художественном произведении даже вопреки авторскому мировоззрению» (с. 178). Так утверждался приоритет реализма над любым другим творческим методом. Однако «вопрекизм» как бы оправдывал тех художников, мировоззрение и творчество которых не укладывалось в определенные идеологические координаты. Реализм их творчества, понимаемый предельно широко, как бы гарантировал недопущение идеологических ошибок. «Благодаристы» утверждали, что «не вопреки, а благодаря передовому мировоззрению можно адекватно, с прогрессивных общественных позиций отобразить действительность» (с. 180).
- создание концепции двухпоточности И. Сергиевского в лагере «вопрекистов» (ее суть состояла в том, что все русские писатели последних двух столетий разделялись на два потока: на прогрессивный, т.е. реалистический, и нереалистический, «лакирующий», являвший собой литературную реакцию);
- «ждановские» постановления 1946-1948 гг., завершившие оформление тоталитарного искусства и литературы, использовавшие концепции двухпоточности «вопрекистов» как идеологическую и теоретико-литературную базу для репрессий (судьба М. Зощенко и А. Ахматовой; писателей фронтового поколения);
- кампания травли Б. Пастернака за роман «Доктор Живаго» как последний акт, завершающий период 20-50-х годов.
Таким образом, «формирование и воплощение в жизнь монистической концепции советской литературы явилось результатом продуманной и целенаправленной партийно-государственной политики, которая утвердила социалистический реализм (нормативизм) в качестве единственной и господствующей эстетики, сформировавшей свою жанровую систему и жесткий стилистический и
формально-содержательный канон» (с. 19). Критика второй половины 40-х - первой половины 50-х годов находилась в стагнации, формируя списки «новых достижений литературы социалистического реализма».
Дискурс соцреалистической критики этого периода, по мнению М.М. Голубкова, включает в себя «две противоположные установки: идеализацию действительности, создание ее идеальной модели (лозунг В.В. Ермилова "прекрасное - наша жизнь", теория бесконфликтности) и конфронтационность, восприятие литературы как орудия классовой борьбы (лозунг поиска и разоблачения врагов, время от времени вспыхивавшие кампании борьбы с теорией бесконфликтности)» (с. 19). Их взаимодействие продолжалось до середины 50-х годов, при этом критика оказывалась включенной в партийно-государственные политические акции периода позднего сталинизма: борьба с космополитизмом, изничтожение в литературе всего чужеродного, проработочные кампании и т.п.
И все же основополагающей тенденцией, прошедшей через весь период первой половины XX в., отмечает исследователь, было взаимодействие между реализмом и модернизмом, которое сводилось не к борьбе, но к плодотворному взаимодействию даже тогда, когда модернизм, основанный в первую очередь на символистских и акмеистических традициях, перешел в стадию скрытого бытования. Это взаимодействие отразилось и в критике, особенно в 20-е годы. Модернистские идеи получили свою литературно-критическую интерпретацию в выступлениях Е. Замятина, А. Белого, Ю. Айхенвальда, О. Мандельштама.
В течение следующего периода (середина 50-х - вторая половина 80-х годов) формы литературной жизни, характер отношений литературы и государства, а также функции и роль критики изменились. События социально-политической жизни страны привели к «хрущевской оттепели», выражением духа которой в литературной критике стал журнал «Новый мир» под руководством А.Т. Твардовского. Ему противостоял журнал «Октябрь», главным редактором которого был В. А. Кочетов, стремившийся к политической и литературной реставрации. Литературно-критическая борьба двух журналов сформировала одну из главных тенденций 60-х годов.
«Новый мир» развивал эстетические («реальная критика») и идеологические (ленинизм, верность делу «Великого Октября», резкая критика культа личности Сталина) положения, предложенные в начале 50-х критиком М.А. Щегловым. Последний оказался фигурой, определившей в истории критики дистанцию между первой и второй половиной XX в. Автор исследования характеризует «новомировских» критиков (В. Лакшин, Ст. Рассадин, Ю. Буртин, И. Виноградов и др.), подробно излагая их идеологические и эстетические принципы, сильные и слабые стороны.
В следующее десятилетие, начало которого ознаменовано вынужденным уходом А.Т. Твардовского из «Нового мира» (1970), лидирующие позиции занял журнал «Наш современник». На смену идее демократии, эстетическим принципам «реальной критики», традициям Добролюбова и в целом - революционно-демократической критике 50-60-х годов XIX в. приходит «почвенническая» идеология, что сказалось в стремлении обрести критерии национальной самоидентификации (В. Кожинов, М. Лобанов, И. Золо-тусский, Ю. Лощиц, В. Чалмаев и др.).
«Новый мир» 60-х и «Наш современник» 70-х годов при всей принципиальной дистанции между ними отстаивали «различные альтернативы литературно-критического, идеологического и эстетического развития, противопоставленные советской официальной идеологии». В этом М.М. Голубков усматривает их общность в историко-литературном процессе второй половины XX века. «Наш современник», выступая против ленинской революционности, западничества, демократизма, интернационализма и коммунизма «Нового мира», «предлагал путь русского национального возрождения. Масштаб влияния этих журналов оказался в равной степени велик» (с. 21).
В 1972 г. было принято постановление ЦК КПСС «О литературно-художественной критике». Объектом пристального общественного внимания стали отделы критики во всех «толстых» журналах; курсы истории критики читались в вузах; были возрождены журналы 30-х годов «Литературное обозрение» и «Литературная учеба», переставшие существовать во время войны. Результатом явилась интенсификация литературно-критической полемики, а затем и расширение жанровой системы критики.
Наиболее ярким событием первой половины 80-х годов оказалась долгая дискуссия о прозе «сорокалетних» (В. Маканин,
A. Ким, Р. Киреев, А. Курчаткин, В. Курносенко), открывшаяся статьей А. Курчаткина «Бремя штиля». Идеологом поколения «сорокалетних» выступил критик В. Бондаренко, создав его «портрет». Оппонировал ему И. Дедков в цикле статей, ниспровергавших художественные концепции новой писательской генерации. Однако именно «сорокалетние», полагает М.М. Голубков, выразили то специфическое мироощущение «позднего застоя», которое потерпело полный крах во времена перестройки.
Этапным для рубежа ХХ-ХХ1 вв. (т.е. для начала третьего периода развития критики), стал 1986 г., когда были опубликованы романы «Пожар» В. Распутина, «Печальный детектив»
B. Астафьева, «Плаха» Ч. Айтматова. Развернувшаяся полемика обнаружила эстетическую и идеологическую исчерпанность проблематики этих произведений: поднятые в них темы (наркомания, преступность, катастрофическое падение нравов, разобщенность людей и т.п.) подробно обсуждались в ходе дискуссии, однако более плодотворно были исследованы публицистикой и журналистикой.
Небывалой критической интенсивностью отличался конец 80-х годов. Публикация текстов русского рассеяния и задержанных произведений «катакомбной» литературы метрополии изменила смысловой объем понятия «русская литература XX в.»; внимание критиков было направлено на осмысление открывшихся пластов русской литературы. При этом на первый план вышли социально-политические, а не литературно-эстетические проблемы.
Непримиримое противостояние двух лагерей - демократического, поддержавшего появление литературных репатриантов (журналы «Знамя», «Октябрь», «Новый мир». «Дружба народов», «Нева»), и охранительного, склонного к консервации прежней литературной ситуации при некотором внешнем лишь ее обновлении («Наш современник», «Молодая гвардия»), - определила характер литературной критики второй половины 80-х - начала 90-х годов. В центр внимания выдвинулись историческое прошлое страны и годы сталинизма. Острие литературной борьбы пришлось на 1987 г., когда критика начала развенчивать всю советскую систему в целом и ленинское наследие, что знаменовало собой «падение официальной советской идеологической системы». В книге про-
слежена эволюция противостояния названных лагерей. «Центральным событием» противостояния автор считает статью А. Латыниной «Колокольный звон - не молитва» (с. 23).
Огромный интерес к литературной критике второй половины 80-х - начала 90-х сменился к середине десятилетия полной общественной апатией. Русская культура лишилась качества, присущего ей на протяжении последних трех столетий, - литературоцен-тричности. В это время заметно изменились функции писателя и критика; новые цели стали выдвигать издатели.
Постмодернизм, по мнению М.М. Голубкова, заявил о себе не столько как эпатирующая и провоцирующая литературная школа, но как «закономерное завершение литературного периода советской эпохи». Отечественные критики постмодернистской ориентации (В. Курицын, М. Липовецкий и др.) создали нормативную эстетическую систему, место в которой заняли основополагающие писатели постмодернистской ориентации - от Вен. Ерофеева и А. Битова до В. Пелевина и В. Сорокина. Культурный взрыв рубежа 80-90-х годов и последовавшее десятилетие постмодернистской деконструкции обусловили противоречия современной ситуации: с одной стороны, литература первых лет нового века значительно расширила эстетический арсенал, а с другой - почти полностью утратила свой прежний высокий статус в культурной иерархии. Изменение культурного статуса литературы привело к потере важнейшей ее функции - ведущей роли в утверждении национального самосознания. «Критика почти перестала быть идеологической сферой, формирующей национальную идентичность: общество утратило способность и потребность мыслить о себе языком литературы, утратило потребность в слове критика» (с. 349), - обобщает М.М. Голубков в Заключении.
В книге имеются «Список литературы», «Именной указатель».
Т.Г. Петрова
