CC BY
69
2009.02.020. ЭЛМАН М. ЕЩЕ РАЗ О СТАЛИНЕ И СОВЕТСКОМ ГОЛОДЕ 1932-1933 гг.
ELLMAN M. Stalin and the Soviet famine of 1932-1933 revisited // Europe-Asia studies. - Glasgow, 2007. - Vol. 59, N 4. - P. 663-693.
Ключевые слова: СССР, 1932-1933 гг., голод, роль Сталина.
Статья Майкла Элмана (Амстердамская школа экономики) продолжает дискуссию о причинах голода 1932-1933 гг. в СССР и, в частности, о роли Сталина в этих событиях. Публикация выполнена как ответ на статью Р.У. Дэвиса и С.Г. Уиткрофта «Сталин и советский голод 1932-1933 гг.»1, в свою очередь написанную в ответ на более раннюю работу Элмана «Роль представлений и намерений руководства в возникновении голода 1932-1933 гг. в СССР»2. Тем не менее автор не ограничивается простыми возражениями оппонентам. В реферируемой статье он дает развернутый анализ обсуждаемой проблемы, подробно излагает и обосновывает собственный подход к ее изучению. Отвечая на доводы своих критиков, Элман вводит в научный оборот дополнительные фактические данные. Интерпретируя феномен голода 1932-1933 гг. в международно-правовом контексте, он затрагивает и вопрос об отношении к этим событиям как к геноциду.
В первой части статьи рассматриваются несколько частных вопросов, в разрешении которых автор расходится с Дэвисом и Уиткрофтом, - прежде всего, сталинская интерпретация голода и ее последствия, планы массовых депортаций 1933 г. и механизмы репрессий (судебных и внесудебных). Во второй части автор обращается к проблемам более фундаментального характера - анализирует систему представлений, свойственную большевистским лидерам и конкретно Сталину, особенности советской модернизации, возможные подходы к изучению советской истории. Третья часть посвящена правовым вопросам.
Исследовательский подход М. Элмана основывается на предпосылке, согласно которой, для того чтобы правильно интер-
1 Davies R.W., Wheatcroft S.G. Stalin and the Soviet famine of 1932-1933 -A reply to Ellman // Europe-Asia studies. - Glasgow, 2006. - Vol. 58, N 4. - P. 625-633.
2 Ellman M. The role of leadership perceptions and of intent in the Soviet famine of 1931-34 // Europe-Asia Studies. - Glasgow, 2005. - Vol. 57, N 6. - P. 823-841.
претировать поступки Сталина (как и любого другого исторического персонажа), необходимо исследовать его систему представлений -неизменно исходивших из оценки происходящих событий в категориях классовой борьбы, готовности осуществить индустриализацию любой ценой (невзирая даже на необходимость, как выразился впоследствии генсек, «экономить и на еде»). Те же большевистские представления порождали и отношение к крестьянству как к гражданам второго сорта. В применении к конкретной ситуации 19321933 гг. это означало продолжающийся экспорт зерна и убежденность Сталина, будто виновниками голода являются прежде всего действующие в деревне классовые враги, которые заслуживают смерти. Отсюда и такие меры, как крайне скудная помощь голодающим районам, продолжение принудительных хлебозаготовок и попытки пресечь отток населения из Украины и с Северного Кавказа - районов, в наибольшей степени пораженных голодом. Более того, в 1933 г. советским руководством готовились планы новых массовых депортаций крестьян в отдаленные районы страны, поскольку Сталин, оставаясь верным своей идеологии, считал советское государство фактически вовлеченным в войну с крестьянством. От реализации этих планов впоследствии пришлось по большей части отказаться. В первую очередь это было связано с сугубо материальными трудностями, однако, отмечает Элман, учитывая свойственный Сталину стиль правления, трудно себе представить, чтобы в сложившихся условиях голодная смерть не воспринималась генсеком как «эффективный, экономичный способ расправиться с "контрреволюционерами" (или "антисоветскими элементами") и избавиться от "тунеядцев"» (с. 690).
Что касается правовой оценки событий начала 1930-х годов, то Сталин, по мнению автора, может быть признан виновным в массовых преднамеренных убийствах (в современном международном праве это расценивается как преступление против человечности), однако попытки квалифицировать голод 1932-1933 г. как геноцид упираются в вопрос об определении самого понятия геноцида. Если использовать строгую дефиницию, принятую в международном праве, то действия советского руководства под нее не подпадают. Ситуация меняется, если прибегнуть к смягченному определению, популярному среди части современных исследователей, однако, как отмечает М. Элман, в этом случае в понятие гено-
цида неизбежно включаются настолько разнородные события, что оно в значительной степени утрачивает свой первоначальный смысл.
М.М. Минц
