CC BY
28
ПОЭТИКА И СТИЛИСТИКА ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
2009.02.005. КУЗНЕЦОВ ИВ. ИСТОРИЧЕСКАЯ РИТОРИКА: СТРАТЕГИИ РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ. - М.: РГГУ, 2007. -320 с.
В своем исследовании доктор филол. наук И.В. Кузнецов (Томский ун-т) предлагает модифицированный подход к изучению процессов исторического развития русской словесности (начиная с Х1 в.), которая понимается им как органическое целое, как системное единство средневекового и нововременного ее периодов. В книге три главы: «Историческая риторика: Предмет, метод, материал», «Эволюция макродискурсивных стратегий в древнерусской словесности», «Макродискурс русской литературы Нового времени».
Во Введении автор отмечает, что начиная с 1920-х годов, «со времени возникновения поэтики как науки, ее предметом считается такое произведение словесного творчества, которому присуще качество художественности»1 (с. 5). Этот подход «вытекает из раздельного взгляда на древнюю и новую словесность», который сопровождал российское литературоведение с момента его зарождения в Х1Х в. (Н.И. Греч, Н.А. Глаголев, М.А. Максимович, С.П. Шевырёв, В.Г. Белинский). Между тем «дифференциация художественной литературы и вне-художественной словесности как научных предметов полагает границу между средневековым, до-художественным, и нововременным периодами русского словесного творчества». Выработка «интеграционного взгляда», подчеркивает И. В. Кузнецов, была осознана как насущная задача исторической поэтики в трудах Д.С. Лихачёва, А.В. Михайлова, а в последние десятилетия в этом направлении делались шаги в работах М.Н. Виролайнен, И.А. Есаулова, А.Н. Ужанкова. «Интеграция требуется на уровне трактовки предмета; и без нее решение задачи исторической поэтики остается неполным, - утверждает автор монографии. - Постановка словесности в качестве предмета познания, т.е. расширение пределов предмета относительно художест-
1 См.: Томашевский Б. Теория литературы. (Поэтика). - Л., 1925.
венной литературы, приводит к вопросу о новых рамках, ограничивающих предмет» (с. 6). О необходимости таких рамок в 1920-х годах писал А. А. Смирнов, предупреждая, что к словесности принадлежит всякое «произведение слова», будь то «газетная статья, деловая записка или вскользь брошенное слово»1.
Однако при таком подходе к предмету, считает И.В. Кузнецов, легко утратить грань между литературоведческой и лингвистической его трактовкой, распространив методики, свойственные науке о языке и речи, на область литературы, что и происходило в 20-е годы в трудах ученых, близких к формальной школе (В.М. Жирмунский2, Ю.Н. Тынянов3 и др.). Поэтому в основе своего исследования автор видит идеи системности и междисциплинарной интеграции, применяет методы «диалектического конструирования предмета», «дискурсивного анализа» и «диахронного сравнения».
В поисках новых границ предмета он опирается на теорию речевых жанров М.М. Бахтина, в рамках которой всякое высказывание, письменное и устное, художественное и вне-художественное, рассматривается как элемент диалога, социокультурного взаимодействия, причем условия такого взаимодействия накладывают отпечаток на жанровую форму высказывания. Бахтин различал «первичные» речевые жанры, складывающиеся в условиях непосредственного речевого общения и тяготеющие к репликовому типу диалогичности, и «вторичные» - возникающие в условиях «более сложного и относительно высокого уровня развития культурного общения»4. Именно вторичные речевые жанры (романы, пьесы, научные труды, публицистические тексты) составляют область изучения словесности, отграничивая ее от предметной области других филологических наук, прежде всего лингвистики.
На определение границ предмета, которого придерживается в своем исследования И.В. Кузнецов, влияет также концепция, пред-
1 Смирнов А. А. Пути и задачи науки о литературе // Лит. мысль. - Пг., 1923. - Вып. 2. - С. 91-109.
2 Жирмунский В.М. Задачи поэтики // Начала: Журнал истории литературы
и истории общественности. - Пг., 1921. - № 1. - С. 51-81.
3
Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка. - Л., 1924.
4 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М., 1986. - С. 252.
ставленная в работах А.Ф. Лосева 1920-х годов1. «Предмет мысли видится в ней как "одно", отличающееся от всего "иного", претерпевает становление в ином и образует наличность факта... Применяя эту модель к конструированию словесности как предмета, возможно, в духе филологической традиции XIX - начала ХХ в. (В. Гумбольдт, А. Потебня, Ф. де Соссюр), выделить три последовательно субстанциализируемых концентрических области: деятельность, речевую деятельность и словесность. Словесность народа, как субстанциальное "одно", при этом специфицируется внутри речевой деятельности, осуществляемой этим народом; а та, в свою очередь, внутри всей его деятельности» (с. 7).
Наука, предметом изучения которой становятся все вторичные речевые жанры, выходит за пределы «поэтики» и занимается рассмотрением словесности в целом (включая, в том числе, и художественную). Понятый таким образом предмет «совпадает с предметом риторики, но не в архаическом смысле "элоквенции" как учения о красоте речи, а "новой риторики" как науки о стратегиях и практиках общения посредством слова», а значит, дисциплину, изучающую вопрос о влиянии традиции («предания») на художественное «личное» творчество, по аналогии с исторической поэтикой, уместно назвать «исторической риторикой» (с. 7).
И.В. Кузнецов ставит своей задачей выявить основы эволюционной связи между древнерусским и нововременным этапами развития литературы. Исходя из того, что древнерусская литература не была художественно-ориентированной, он делает выбор в пользу иного, чем установившееся в отечественной филологии в 20-е годы, понимания предметной сферы филологической науки: словесность народа осознается им как единое целое, в которое художественная литература входит на правах отдельного исторически локализованного участка.
На раннем этапе формирования русской словесности ключевой диадой (понимаемой как противостояние «одного» и «иного» в смысле концепции А.Ф. Лосева) выступала пара «письменность / устная речь», причем письмо представляло собой «маркированную
1 См.: Лосев А.Ф. Философия имени // Лосев А.Ф. Бытие - имя - космос. -М., 1993. - С. 613-801; Лосев А.Ф. Диалектика художественной формы // Лосев А.Ф. Форма - стиль - выражение. - М., 1995.
институцию, становление которой организовало макродискурс словесности в целом» (с. 169). Из-за особой, выделенной, роли письма в системе русской словесности стала действовать стратегия спецификации письма, в конечном итоге способствовавшая отделению письменности от устной словесности. Эта стратегия продолжала действовать, пока риторика книжная и риторика устной словесности не оказались в оппозиции друг другу в качестве различных вполне сформированных традиций.
С этого момента, связываемого И. В. Кузнецовым с созданием «Слова о полку Игореве», начинается взаимопроникновение обеих риторических традиций - иными словами, действует стратегия интерференции письменного и устного слова, приведшая к постепенному сближению риторик, средств словесной выразительности и принципов построения произведений. «В процессе интерференции разных риторик, гомогенизации дискурсивных разновидностей все большее значение стала приобретать повествовательность как самостоятельно значимое свойство словесности (XIV в.)» (с. 169). Повествование устремилось к максимально широкому охвату реалий, связанных как с христианской мифологией, так и с человеческим опытом. Началось действие импульса разработки, и вместо рецептивной составляющей макродискурса активизировалась его референтная составляющая. В результате произошла очередная смена макродискурсивных стратегий: в письменности стала действовать стратегия тематизации (все больший круг тем включался в референтную зону макродискурса), предопределившая, в частности, что «тематически ориентированные жанровые разновидности средневековой письменности не в состоянии были охватить возросшее многообразие материала» (с. 170). В итоге внежанровое повествование стало преобладающей дискурсивной разновидностью.
С началом XVI в. И.В. Кузнецов связывает действие культу-рогенного импульса форматирования, приведшего к доминированию творческую компетенцию макродискурса. Под его влиянием началось действие стратегии фокализации письма, характеризующейся высвобождением субъективной составляющей дискурса: возможность разных точек зрения на предмет, неконвенциональ-ность оценки. В этот период складывается точка зрения как риторический фактор. В литературу проникает вымысел как принцип обращения с действительностью и способ сделать повествование
занимательным, происходит нарратизация повествования. Параллельно формируются жанровые стратегии письма, складываются новые жанровые разновидности. «Макродискурс словесности, прежде отличавшийся относительным единством, фокализуется в индивидуальных точках зрения и жанровых разновидностях» (с. 170).
Конец XVII в. автор монографии считает временем завершения средневекового цикла дискурсивного становления. Однако сложившиеся закономерности (осуществление культурогенных импульсов, чередование доминирующих компетенций макродискурса, смена макродискурсивных стратегий) не утрачивают действенности и продолжают осуществляться после завершения средневековой эпохи.
Обращаясь к макродискурсу русской литературы Нового времени, И.В. Кузнецов видит в основе его становления «институцию поэтического», чье диалектическое оформление как «одного» в «ином» произошло около 1730-х годов. Примерно тогда же «поэтическое как прекрасное начинает осознаваться привилегированной частью русского общества, в котором формируются зачатки эстетических предпочтений» (с. 296). Исследователь усматривает здесь начало действия культурогенного импульса экспонирования, «включившего» стратегию спецификации художественного слова, которая сопровождалась завершением нормативно-ролевой дис-курсной формации и началом действия дивергентной формации, приведшей в конечном итоге к смене парадигмы художественности. «Нормативная художественность классицистического типа, свойственная парадигме рефлективного традиционализма, сменилась художественностью, основанной на представлении о "гениальности"» (с. 296). Произошли изменения в жанровой системе и способах художественного письма. В 1760-1830-е годы в литературной системе русской словесности прочное место заняли повествовательные жанры, внутри которых складывался новый, многоголосый язык, сменивший нормативную риторику классицизма и легший в основу художественного типа письма.
И.В. Кузнецов выделяет роман «Война и мир» Л.Н. Толстого, в котором обозначилось начало действия стратегии интерференции художественного и вне-художественного слова: Толстой сознательно использовал «готовое слово», ранее находившееся вне пределов художественного дискурса.
В дальнейшем конкретные проявления этой стратегии были весьма различными. Общую закономерность автор исследования видит в том, что художественный и эссеистический типы дискур-сии стали демонстрировать тягу к взаимному проникновению как на уровне отдельных произведений, так и на уровне состава макродискурса в целом. С одной стороны, референция к ментальному событию вошла в норму как характеристика художественного дискурса: в общем числе произведений конца XIX - начала ХХ в. повышается как количество, так и значимость неповествовательных жанров - эссеистики, лирики, по своей природе реферирующих более к ментальному событию. С другой стороны, отмечается всплеск создания экспериментальных форм (креативная компетенция макродискурса). И наконец, читательское отношение к произведению становится скорее творческим, нежели потребительским. «При этом установка на художественное восприятие оказывается преимущественной, так что даже тексты сугубо эссеистического характера прочитываются как художественные» (с. 291). В конце ХХ в., полагает И.В. Кузнецов, роль референции к ментальному событию возросла необычайно - настолько, что можно говорить о конкуренции между ментальной и хронотопической референциями в их стремлении к уравновешиванию.
Е.В. Соколова
