Научная статья на тему '2008. 03. 054. Чарни М. Могущественное знание: носители буддийской учености и трон в Мьянме, XVIII-XIX вв. Charney M. powerful learning: Buddhist literati and the throne in Burma's last dynasty, 1752-1885. - Ann Arbor: Univ.. Of Michigan Press, 2006. - XII, 297 p'

2008. 03. 054. Чарни М. Могущественное знание: носители буддийской учености и трон в Мьянме, XVIII-XIX вв. Charney M. powerful learning: Buddhist literati and the throne in Burma's last dynasty, 1752-1885. - Ann Arbor: Univ.. Of Michigan Press, 2006. - XII, 297 p Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
41
15
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
НАУКА В МЬЯНМЕ / НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС МЬЯНМА / ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО МЬЯНМА
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2008. 03. 054. Чарни М. Могущественное знание: носители буддийской учености и трон в Мьянме, XVIII-XIX вв. Charney M. powerful learning: Buddhist literati and the throne in Burma's last dynasty, 1752-1885. - Ann Arbor: Univ.. Of Michigan Press, 2006. - XII, 297 p»

КУЛЬТУРА

2008.03.054. ЧАРНИ М. МОГУЩЕСТВЕННОЕ ЗНАНИЕ: НОСИТЕЛИ БУДДИЙСКОЙ УЧЕНОСТИ И ТРОН В МЬЯНМЕ, XVIII-XIX ВВ.

CHARNEY M. Powerful learning: Buddhist literati and the throne in Burma's last dynasty, 1752-1885. - Ann Arbor: Univ. of Michigan press, 2006. - XII, 297 p.

Работа преподавателя Школы азиатских и африканских исследований Лондонского университета (Великобритания) посвящена интеллектуальным течениям, существовавшим при дворе последней бирманской династии Коунбаун (1752-1885).

Роль информации в бирманской культуре исследуемого периода была обусловлена широким распространением грамотности, передававшейся в буддийских монастырях, и значительной степенью бюрократизации власти. В этих условиях советниками короны могли выступать только лица и сообщества, обладавшие экспертизой в области актуального и авторитетного знания. Чарни прослеживает подъем группы образованных монахов и мирян из района нижнего течения р. Чиндвин (области Бэдоун, Канни, Банчи и Эмьин) во второй половине XVIII в. Данное сообщество было тесно связано с государями новой династии Коунбаун, происходившей из соседних северо-западных районов страны. Его представители выступали как знатоки буддийских текстов, специалисты по придворному ритуалу, традиционному праву и исторической литературе.

Выходцы из Нижнего Чиндвина смогли выделиться как текстовое сообщество в силу ряда факторов: географическое расположение долины Чиндвина на пути в Манипур обеспечило им лучшее знание санскрита; кроме того, в районах к югу и востоку от Нижнего Чиндвина монастырские библиотеки сильно пострадали в ходе длительного коллапса предыдущей династии в 1740-1757 гг., тогда как в этом районе они сохранились. Наличие текстов и владение ими стало серьезным конкурентным преимуществом в условиях, когда новая династия, вынужденная заново отстраивать систему управления и обосновывать легитимность своей власти, принялась собирать и обобщать доступную информацию.

Серия переворотов в начале 1782 г., в ходе которых на престол взошел государь Бэдоунмин (1782-1819), также вызвала кризис легитимности, для решения которого использовался ряд особых коронационных церемоний. Для перевода санскритских текстов по данной теме опять же требовались специальные знания, которые смог продемонстрировать один из представителей данного сообщества, монах Маундаун Схэйадо, вскоре ставший наставником государя в религиозных вопросах.

С 60-х годов XVIII в. выходцы из Нижнего Чиндвина активно взялись за составление сочинений по истории, праву и функционированию двора, призванных суммировать ранее созданные тексты. Основой их подхода был буддийский скриптурализм, активная опора на тхеравадинские канонические и комментаторские тексты. В результате они создали комплекс информации, который стал восприниматься как авторитетный и считался последующими поколениями «древним знанием». Чарни называет данный процесс «ранней информационной революцией» (с. 53), предшествовавшей другой информационной революции - распространению западных технологий и естественно-научных знаний.

В юридических и исторических текстах второй половины XVIII в. через привлечение буддийских текстов активно подчеркивается авторитет верховной власти (тем самым обосновывая происходящее усиление короны), а в качестве родоначальника государевой генеалогии представляется легендарный буддийский первогосударь Махасаммата. Он выдвигается на смену легендарному верхнебирманскому государю I в. н.э. Пьюзоди, что, по мнению Чарни, свидетельствует о выработке «универсальной» модели легитимации, вытесняющий региональные традиции. Это позволяет говорить о том, что скриптуралистский подход авторов из Нижнего Чиндвина сыграл значимую роль в разработке «теоретических основ государевой власти» (с. 108).

Утверждение сообществ из Нижнего Чиндвина в качестве наиболее авторитетных носителей учености не было бесконфликтным. Одним из наиболее острых проявлений борьбы стала монашеская реформа, проводившаяся после прихода к власти Бэдоунмина. В ее ходе монахи из нижнего течения Чиндвина маргинализовали своих главных оппонентов из т.н. традиции «покрывавших [пле-

чо]» (этиннве)1 и установили контроль за проведением посвящений в монахи (для чего был сформирован назначенный государем Совет благого закона, или Совет Тудэма). Эта мера обеспечила представителям Нижнего Чиндвина доминирование среди всех сообществ носителей учености.

Чарни доказывает, что реформы правления Бэдоунмина не были инициированы одним лишь государем (как считали некоторые исследователи), а основной вклад в их развертывание был внесен образованными монахами и мирянами из региона Нижнего Чиндвина (в первую очередь, наставником государя У Тхун Ньоу и рекомендованным им ко двору Маундаун схэйадо). Роль выходцев из Нижнего Чиндвина в правление Бэдоунмина выросла также потому, что сам государь воспитывался и был тесно связан с этим районом.

Хотя отношение государя к лидерам реформы впоследствии изменилось и он лишил Маундаун схэйадо и некоторых его сторонников сана, попытавшись ввести собственную процедуру посвящения в монахи, Бэдоунмин оказался не в состоянии «популяризовать» свои чересчур радикальные взгляды. Существовала и базовая структурная сложность распространения реформы за пределы столичной зоны. В итоге в следующее правление ученики наставников из Совета Тудэма вновь заняли все ключевые позиции в придворной монашеской иерархии. Более того, самому экс-Маундаун схэйадо в 1831 г. было доверено составить хронику, прослеживающую передачу учения от Будды до начала XIX в. Этот текст стал нормативным источником по истории бирманской сангхи и зафиксировал приоритет монахов из района Нижнего Чиндвина. «Монахи созданной ими традиции Тудэма, использовавшие государство для того, чтобы осуществить реформу, обеспечили себе статус хранителей тхеравадинской ортодоксии в королевстве» (с. 107).

Выходцы из Нижнего Чиндвина продолжали играть ведущие роли в придворном историописании и в первой половине XIX в. В начале века в Бирму из Индии было привезено большое количество небуддийских текстов, которые нужно было интегрировать в существующий комплекс информации. По-прежнему сохранялась

1 Название связано с тем, что представители данной традиции считали, что при выходе на сбор подаяния послушники должны не заворачиваться в робу, а покрывать правое плечо специальным куском ткани. - Прим. реф.

проблема неунифицированности региональных исторических традиций, особенно ракхайнских (район на западе страны, присоединенный в 1785 г.). Частично ракхайнская традиция происхождения государевой власти была интегрирована в придворное историопи-сание в конце XVIII в., когда в бирманские тексты стала включаться история о том, как выходцы из родного для Будды индийского клана шакьев, в ракхайнских текстах рассматривавшиеся как основатели государева рода Ракхайна, основали бирманский город Тэ-гаун. Однако после аннексии Ракхайна в результате Первой англобирманской войны (1824-1826) встала новая проблема: теперь получалось, что англичане захватили территории, где раньше правила старшая ветвь династии. Кроме того, в условиях колониальной экспансии и возникновения нового вектора в дипломатии исторические тексты превратились в инструмент отстаивания позиций сторон на переговорах с англичанами, так как те стали выводить права на обладание определенными территориями из исторических источников.

Все это делало необходимой новую унификацию и централизацию исторической традиции, и эта задача была решена с помощью составления в 1829-1831 гг. «Хроники Стеклянного дворца». Данный текст стал первым в бирманской истории проектом «национальной» хроники, призванным связать региональные истории в единый нарратив и создать «аутентичную» версию истории, подходящую для демонстрации иностранцам. Попытка решения подобной задачи уже предпринималась У Тхун Ньоу в конце XVIII в., когда на основе ревизии надписей на камне уточнялась хронология и описания государевых правлений в более ранних текстах. Однако У Тхун Ньоу не добился интеграции региональных традиций. Особенно актуально было четко определить статус Пьюзоди, ранее выступавшего родоначальником государевой генеалогии, и решить проблему, когда старшей линией первой династии оказывались ракхайнские, а не бирманские государи.

Это было сделано путем изобретения второй династии Тэ-гауна, пришедшей на смену династии, связанной с Ракхайном. История Пьюзоди, считавшегося сыном солнечного божества, была проанализирована с точки зрения канонических буддийских текстов, признана противоречащей им и на этом основании откорректирована. В итоге Пьюзоди оказался потомком все тех же госуда-

рей Тэгауна, мигрировавших из Индии. Хроника стала первым текстом, который одновременно читали и бирманцы, и европейцы, она обеспечила распространение на международную аудиторию легенды о Тэгауне как первом центре верховной власти на территории Мьянмы. Первые английские экспедиции в район Тэгауна подтвердили наличие там остатков древнего города, и миф о происхождении династии Коунбаун укрепился по обе стороны англобирманской границы.

Во второй половине XIX в. обе нормативные хроники, посвященные государеву роду и монашеству, были продолжены опять же выходцами из Нижнего Чиндвина. Традиция «Хроники Стеклянного дворца» была сохранена и воспроизведена в британских и бирманских работах, и до сих пор этот текст остается национальной бирманской историей. Тем самым вклад выходцев из Нижнего Чиндвина в формирование облика доколониальной исторической традиции Мьянмы можно считать решающим.

Весьма существенной была и роль данного сообщества в формировании нормативных коунбаунских представлений об эт-ничности. Чарни доказывает, что доколониальные бирманские этнонимы описывали не столько этнические, сколько культурные общности, определявшиеся, в большей степени, языком, внешним видом, ритуалом, политической лояльностью, чем происхождением. Эти категории не были эксклюзивными, замкнутыми и предполагали возможность интеграции. Источники коунбаунского времени демонстрируют попытки их авторов интегрировать в нарратив исторические традиции разных регионов и этнокультурных групп и общее расширение дискурса об этих группах. В наиболее авторитетных источниках по-прежнему обосновывается властное и религиозное первенство Верхней Мьянмы, однако постепенно признается вклад соседних регионов в возникновение этого первенства. Одновременно более активно начинает использоваться понятие «вид людей» (лумьоу), приобретающее значение «этнос».

Новые тенденции в историографии имели и некоторые непредвиденные последствия. Так, более широкая представленность этнокультурных групп в источниках стала одним из тех оснований, на которых колониальные администраторы и историки строили свои этноцентрические трактовки истории. Хотя они ошибались, считая этнические идентичности основополагающими для населе-

ния страны, само по себе создание этноцентричной интерпретации истории стало возможным только благодаря наличию этнонимов в исторических текстах.

С 30-х годов XIX в. резко увеличивается информированность бирманского двора относительно западных технологий и естественно-научных знаний (появление паровых двигателей, печатного станка, знакомство с современными математикой, астрономией, географией). Очевидное преимущество этих знаний и технологий делало недостаточным экспертизу в области кодифицированной буддийской учености. Бирманская корона столкнулась с необходимостью освоения новых видов информации. С этого времени при дворе делаются попытки овладения иностранными языками, составления англо-бирманских и бирмано-английских словарей, перевода британских энциклопедических изданий на бирманский. Однако усилия по распространению новых знаний не предпринимаются: двор предпочитает нанимать иностранных специалистов, нежели стимулировать передачу неподконтрольных ему знаний сколько-нибудь широким слоям населения.

Печатный станок стал для коунбаунской Мьянмы новой информационной технологией, позволявшей достичь совершенно нового масштаба тиражирования информации. Поскольку книгопечатанием занимались, главным образом, христианские миссионеры (также бывшие и основными проводниками западной учености), это означало утрату двором монополии на контроль над тиражируемой в королевстве информацией. В то же время в условиях колониальной экспансии двор не имел возможности репрессировать миссионеров, как это было возможно, скажем, в XVII-XVIII вв. Начав в 1868 г. издавать собственную газету, бирманская корона приняла новые условия игры, при которых она выступала лишь одним из источников информации.

Сходное развитие наблюдалось и в религиозной сфере. Аннексия Нижней Мьянмы после Второй англо-бирманской войны (1852) лишила двор возможности контролировать сангху, так как несогласные всегда могли укрыться на британской территории. В этих условиях корона отказалась от попыток патронировать религию через единую монашескую структуру (Совет Тудэма), а начала поощрять несколько монашеских традиций, одновременно с этим наращивая собственную активность, повышающую ее автори-

тет в религиозной сфере (например, проведение Пятого буддийского собора в 1871 г., выверившего копии текстов). Тем самым произошел переход к «современной» модели взаимоотношений власти и сангхи, когда государство патронирует религию, не пытаясь искоренить сегментацию сангхи.

С 60-х годов, наконец, начинается отправка детей из высокопоставленных семей на обучение за границу. Кроме того, более регулярно стали ездить туда и бирманские посольства. Это приводит к расширению кругозора ряда придворных и прослойки носителей новых форм знания в целом. Часть придворных начинает склоняться к убеждению, что у Запада надлежит перенимать не только технологические новинки (что делалось с 30-х годов), но и лежащую в их основе науку и организацию. При этом корона остро нуждалась в таких людях и зависела от них, потому что те лучше других могли строить отношения с западными державами.

Среди наиболее ярких представителей этой группы был еще один выходец из Нижнего Чиндвина У Гаун (Кинвун минчжи), занимавший ключевые министерские посты в конце правлений Мин-доунмина (1853-1878) и Тибомина (1878-1885). В 1878 г. им и его сторонниками были инициированы реформы, ограничивавшие власть государя и расширявшие полномочия верхушки придворного чиновничества. Конечной целью реформы было укрепление страны и обеспечение предотвращения полной аннексии англичанами.

«Рассматривая Бирму как нечто независимое от трона или государства, У Гаун и его друзья демонстрировали важное изменение, случившееся с носителями учености из Нижнего Чиндвина. Произошел фундаментальный сдвиг в осмыслении природы коун-баунской политии. Бирма больше не была просто королевством, а стала социальным, культурным и религиозным коллективом, интересы и нужды которого отличались от интересов короны и даже отчасти им противоречили» (с. 257-258).

Тем самым можно говорить о появлении внутри сообщества носителей учености из Нижнего Чиндвина интеллектуалов, принявших «новое», западное, знание и считавших необходимым строить управление Мьянмой на его основе. Представители этой группы отвергали утверждения христианских миссионеров о неотделимости западной науки от христианства и в ряде случаев нахо-

дили соответствие между западными социальными и политическими доктринами и рекомендациями буддийских текстов. Это интеллектуальное движение при дворе обеспечило Мьянме более плавное вступление в колониальный период, так как на уровне знаний необходимость следования европейским образцам уже была признана. Более того, эти люди воспринимались колонизаторами как наиболее «прогрессивно» мыслящие из бирманских элит и привлекались в качестве консультантов. Их участие в колониальной администрации сыграло ключевую роль и в сохранении «старого» знания: благодаря им были опубликованы, откомментированы и обобщены многие тексты XVIII-XIX вв. Одновременно с этим были заложены основы сотрудничества с новым режимом их сыновей и внуков, «ставших районными чиновниками, помощниками комиссаров, сержантами конной полиции, чиновниками археологической службы, адвокатами и судьями» (с. 259).

А.Е. Кириченко

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.