CC BY
19
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
2008.02.017. ТЭЙЛОР К. ОТВРАЩЕНИЕ КАК ФАКТОР ЭКСТРЕМАЛЬНЫХ ФОРМ МЕЖГРУППОВОЙ
НЕТЕРПИМОСТИ.
TAYLOR K. Disgust as a factor in extreme prejudice // British j. of social psychology. - Leicester, 2007. - Vol. 46, Pt. 3. - P. 597-617.
К. Тэйлор (профессор факультета физиологии, анатомии и генетики Оксфордского университета, Великобритания) предлагает новый методологический способ изучения предрассудков, выходящий за рамки понимания этого феномена как когнитивного образования (аттитюда). Предрассудки, замечает автор, «все еще остаются доминирующим элементом анализа в социальной психологии межгрупповых отношений» (с. 597). В качестве аттитюдов предрассудки обычно рассматриваются как «одномерный оценочный континуум», прилагаемый к той или иной аутгруппе и отдельным ее членам. Аффективные оценки аутгрупп принято считать результатом внутригрупповой социализации и научения, который реализуется в устойчивых (негативных либо позитивных) взаимных ментальных представлениях соответствующих групп.
Как выяснилось, пишет Тэйлор, данный подход, долгое время считавшийся весьма плодотворным, имеет ряд методологических ограничений, искажающих процесс формирования предрассудков в реальной жизни. В первую очередь это связано с недооценкой качественного разнообразия и вариативности аффективных состояний, которые ассоциируются с тем или иным типом групповой предубежденности. Трактовка предрассудков как атти-тюдов предполагает стабильность эмоциональных оценок внешней группы независимо от конкретных обстоятельств межгруппового общения. Между тем, как показывают работы С. Фиске и ее кол-
лег , такие оценки могут меняться и даже противоречить друг другу, что дает основание говорить о временной и ситуативной «дифференциации аффективных состояний в пределах одного и того же предрассудка» (цит. по: с. 597). В частности, эмпирические данные, собранные Фиске, свидетельствуют, что в североамериканском обществе стереотипы, связанные с некоторыми групповыми меньшинствами (американцы азиатского происхождения, евреи, успешные бизнес-леди), включают в себя как позитивные (восхищение, уважение), так и негативные (недоброжелательность, неприятие) эмоциональные измерения. Наблюдающаяся подвижность эмоциональных оценок связана с выбором (в качестве приоритетной) одной из двух социально значимых характеристик названных групп (высокий социальный статус либо потенциальная угроза соперничества), что, в свою очередь, обусловлено наличной ситуацией межгруппового взаимодействия.
Второе методологическое ограничение когнитивистского подхода к феномену предрассудков заключается в трактовке связанных с ним аффектов как не имеющих внутренних содержательных различий, за исключением деления их на положительные и отрицательные. Между тем, продолжает Тэйлор, негативное эмоциональное содержание предрассудков может включать в себя совершенно разные аффекты, «отличающиеся качественно, физиологически... и с точки зрения ответных реакций, которые они провоцируют» (с. 598). Очевидно, что гнев, страх, отвращение или печаль имеют отрицательную эмоциональную окраску и вполне могут выступать фактором кристаллизации того либо иного меж-группового предрассудка. Однако, как показывают исследования, гнев чаще способствует восприятию неприятных событий как подконтрольных человеку, прогнозируемых и продуцируемых другими, тогда как страх подталкивает к интерпретации таких событий как непредсказуемых и зависящих от ситуации. Поэтому, поясняет свою мысль автор, гнев обычно порождает агрессию, страх - по-
17 См.: Fiske S.T., Cuddy A.C., Glick P. Emotions up and down: Intergroup emotions result from perceived status and competition // From prejudice to intergroup emotions. - N.Y.: Psychology press, 2002. Fiske S.T., Xu J., Cuddy A.C., Glick P. A model of (often mixed) stereotype content: Competence and warmth, respectively follow from perceived status and competition // J. of personality and social psychology. - N.Y., 2002. - Vol. 82. - P. 878-902.
пытку скрыться, убежать, печаль - намерение уйти в себя, отвращение - стремление избежать контакта, соприкосновения. В связи с этим логично предположить существование «узнаваемого эмоционального профиля различных типов межгрупповых предубеждений» (с. 567).
Третий недостаток трактовки предрассудков как аттитюдов (т.е. устойчивых когнитивных образований) связан с невозможностью - с этих позиций - убедительно объяснить крайние (экстремальные, радикальные) формы неприятия аутгрупп (физическое истребление, насилие, зверства, патологическая жестокость и т.п.). В терминах «одномерного оценочного континуума» экстремальные формы межгрупповых предрассудков оказываются не более чем количественным приращением одного и того же эмоционального содержания, что совершенно не согласуется с реальной практикой массовых проявлений жестокости и изуверства (разумеется, невоспроизводимых в стенах лаборатории).
Для осмысления радикальных форм межгруппового неприятия как «качественного аффективного сдвига, обусловленного новыми эмоциональными факторами», Тэйлор предлагает обратиться к изучению «эмоционального языка нетерпимости в ее крайних формах» (language of bigotry) (с. 598). В основе авторского метода анализа аффективных составляющих различных предрассудков лежит принцип учета частоты употребления тех или иных эмоционально окрашенных слов (E-words) в пределах так называемых «антигрупповых текстов» (публикаций, где избранная групповая мишень тотального неприятия подвергается целенаправленным нападкам и оскорблениям, например «Майн кампф» Адольфа Гитлера). Тэйлор выдвигает гипотезу о том, что эмоциональный профиль антигрупповых предрассудков, запечатленный в подобном тексте, выражает себя, в том числе, в стиле употребления (предпочтения) аффективно окрашенных слов обыденного языка, частота использования которых здесь значительно выше, чем в обычных письменных сообщениях и в повседневной речи. В таком случае эмоциональный профиль групповых предрассудков может быть: а) конкретизирован (сведен к специфическому набору негативных аффектов) и б) квантифицирован. Тем самым будут выявлены содержательные факторы формирования аффективных составляющих предрассудков как важнейшего аспекта межгрупповых отношений.
В пользу выдвинутой гипотезы, продолжает Тэйлор, говорят следующие общепризнанные положения социальной психологии и физиологии высшей нервной деятельности. Во-первых, известно, что «люди говорят, чтобы делать» (т.е. используют слова языка, намереваясь осуществить определенные действия либо побудить к этому других). С этой точки зрения, частота употребления E-words в антигрупповых текстах демонстрирует практические функции этих слов в реализации той или иной задачи, поставленной автором текста. Иначе говоря, помимо информации, такие тексты содержат в себе явное либо скрытое намерение манипулировать сознанием, волей, эмоциями и поступками потенциальных читателей. Реализуется это намерение путем активизации (либо насаждения) негативного эмоционального образа аутгруппы с помощью эмоционально окрашенных слов («ислам - мусульмане - терроризм»).
Во-вторых, возбуждая в сознании читателя определенные образы и ассоциации, автор текста делает его своим идеологическим единомышленником (или хотя бы отчасти преуспевает в этом деле). Последствия такого воздействия имеют собственно эмоциональное, поведенческое либо опосредованно-стимулирующее выражение. Так, аудитория может проникнуться настроением автора или, напротив, с возмущением отвергнуть его попытки манипулировать ее эмоциями; поведенческие реакции варьируются от принятия к сведению используемых оценок до «судьбоносных решений и действий». На практике, однако, наиболее вероятны опосредованно-побудительные эффекты антигрупповых текстов, а именно - ослабление существующих запретов, которые до сих пор сдерживали межгрупповую нетерпимость, и возникновение стойкой мотивации к агрессивным действиям против аутгруппы (вплоть до их крайних форм).
В работах историков, культурологов и в меньшей степени психологов описаны некоторые особенности эмоционального языка преступников, участвовавших в массовых актах межгруппового насилия (геноцид, целенаправленное истребление, убийства) либо подготавливавших их. Однако фокусом подобных исследований выступают все же не эмоции как таковые, а когнитивные феномены (эффективность идеологической пропаганды, устойчивость культурных стереотипов, влияние традиционных верований, роль конформизма, воздействие авторитетов). Тем не менее Тэйлор считает
возможным использовать наблюдения и догадки своих коллег для теоретической и эмпирической идентификации эмоционального профиля крайних форм межгрупповых предрассудков. Так, в статьях К. Стефан, У. Стефана и К. Ренфро предрассудки квалифицируются как реакция на угрозу (реальную либо воображаемую) со стороны внешней группы, а в качестве их главных, хотя и не исчерпывающих аффективных элементов называют страх и гнев (раздражение). Поскольку экстремальные формы предрассудков чаще всего ведут к агрессии, замечает Тэйлор, можно предположить, что преобладающим аффективным параметром радикальной нетерпимости будет именно крайняя степень раздражения (ярость). Фиске и его коллеги, как уже говорилось, связывают межгруппо-вые предрассудки со статусом и уровнем компетентности аутгруп-пы и выделяют в качестве их наиболее значимых аффективных компонентов гнев (раздражение) и отвращение (при эмоциональном «сопровождении» презрения, возмущения и ненависти).
Согласно Р. Стернбергу, занимавшемуся феноменом ненависти, это аффективное состояние включает в себя страсть (с элементами страха и/или раздражения) и «вовлеченность» (активизацию знания и представлений, способствующих уничижению аутгруппы). Эпизоды, которые анализирует Стернберг, неизменно включают в себя описание объекта ненависти как потенциального «отравителя», «соблазнителя», «пакостника», т.е. индивида, который несет с собой «грязь». Переводя это наблюдение в плоскость проблемы эмоционального профиля предрассудков, пишет Тэйлор, можно утверждать, что доминирующим чувственно-аффективным элементом «языка нетерпимости» служит отвращение (в «сопровождении» страха и/или раздражения). Стернберг также отмечает, что субъекты ненависти, как правило, демонстрируют стойкое стремление избежать физического контакта с ненавистным объектом, «устранить» его, избавиться от его присутствия. Вместе с тем многие исследователи констатировали, что самые ярые участники массовых репрессий и зверств демонстрировали полную бесстрастность в своих описаниях содеянного. Сопоставляя эти наблюдения социальных аналитиков, автор выдвигает главное гипотетическое положение своей статьи, а именно предположение о том, что «специфическим мотивом крайних форм межгрупповой неприязни выступает отвращение:.. участники массового насилия рассматри-
вают избранную аутгруппу как отвратительный источник социального загрязнения, а свои действия - как акт очищения, врачевания и совершенствования социальной системы» (с. 601).
Гипотеза социального загрязнения и связанный с ней анализ чувства отвращения являются наиболее перспективными направлениями социальной психологии предрассудков, которые позволяют прогнозировать - со значительной долей вероятности - случаи массового насилия, утверждает автор. Эта гипотеза выявляет эмоциональный профиль межгрупповой антипатии, акцентируя главные составляющие его аффективного содержания (физическое отвращение, страх и раздражение), а также объясняет этиологию «бесстрастности» главных действующих лиц эпизодов насилия по отношению к своим жертвам.
В основе отвращения как эмоционально-чувственного состояния лежит механизм «биологического отрицания», который удерживает человека от физического соприкосновения с элементами мира, угрожающими его жизни и здоровью (неадекватные продукты питания, насекомые - возбудители болезней). В ходе эволюции этот механизм распространился также на сферу социального и подчинил своему действию области морали и социального поведения. Соответственно аутгруппы, выбранные в качестве объекта коллективной антипатии, воспринимаются членами ин-группы как «яркая метафора болезни, грязи, порчи, заражения, инфекции» (нацизм, геноцид в Руанде) (с. 602). Навязчивой темой ментальных представлений ингруппы становятся тело и провоцируемые им ощущения физического омерзения и страха «духовной порчи». Эти чувственные образы порождают стремление к физическому истреблению аутгруппы как источника опасности: «В тех случаях, когда отвращение достигает крайних форм, устранение избранной групповой мишени становится сверхзадачей», - замечает Тэйлор (с. 602). Поскольку же отвращение вызывает стойкую ассоциацию с «чуждым человеческой природе», его объект воспринимается как принадлежащий к этой категории - и потому не вызывает «страстной» реакции: «Нелепо гневаться при виде куска сырого мяса». «Человеческие существа, отмеченные печатью отвращения, рассматриваются не столько как социальные агенты, сколько в качестве носителей природных рисков, подобных переносчикам инфекций, контактов с которыми следует избегать» (там же).
Для эмпирической проверки высказанных «предварительных теоретических соображений» автор формулирует пять конкретных гипотез, подлежащих верификации на материале заимствованных из Интернета семи статей антигрупповой направленности. Эти статьи имеют самую разную социально-политическую направленность и историческую датировку (антиисламистские публикации Британской национальной партии, «Майн кампф», исламский веб-сайт ан-тиизраильской направленности, материалы с сайта одной из христианских сект, отчеты о средневековых процессах против ведьм и т.д.).
Гипотеза 1: антигрупповые тексты социально-политического содержания включают в себя дифференцированный массив эмоционально окрашенных слов, отражающих качественное разнообразие негативных аффективных состояний.
Гипотеза 2: эмоциональные профили антигрупповых текстов отличаются от стиля употребления Е^о^ в обыденной письменной и устной речи.
Гипотеза 3: такие профили отражают восприятие аутгрупп в качестве угрозы физическому выживанию или наличным ресурсам ингруппы (доминируют страх, гнев, зависть).
Гипотеза 4: эмоциональные профили подобных текстов зависят от представлений ингруппы о статусе и уровне компетентности ее антагонистов (доминируют раздражение, ненависть, отвращение).
Гипотеза 5: избранная аутгруппа рассматривается преимущественно как источник «загрязнения» (отвращение в сопровождении ненависти - на фоне отсутствия признаков гнева, раздражения, страха или зависти).
Выбранные тексты были предложены для эмоционального тестирования нескольким независимым экспертам, которым предстояло: а) указать преобладающий эмоциональный тип каждого текста; б) охарактеризовать собственное эмоциональное состояние во время чтения. При количественной обработке Е^о^, встречающихся в текстах, учитывались не только слова, непосредственно передающие эмоциональные состояния, но также их синонимы и метафоры.
Результаты анализа подтвердили справедливость гипотез 1, 2 и 5. Гипотезы 3 и 4 получили частичное подтверждение (так, оказалось, что частота употребления слов «гнев» и «страх» в анти-
групповых текстах совпадает с практикой их использования в обыденной речи - при абсолютном доминировании слова «отвращение», а также его производных и связанных с ним метафор - на фоне высокой частоты употребления слова «ненависть»). Абсолютными аутсайдерами эмоционального профиля избранных текстов стали «печаль» и «зависть».
Таким образом, пишет в заключение Тэйлор, «решающим фактором мотивации экстремальных предрассудков межгруппового общения и, по всей вероятности, оправдания участия в массовых актах насилия выступает высокий уровень отвращения. в сопровождении чувства ненависти» (с. 611). Следовательно, главным симптомом для социально-психологических прогнозов крайних форм межгрупповой антипатии будут явное или воображаемое нарушение аутгруппой социальных кодов самого разного происхождения.
Е.В. Якимова
