CC BY
16
РУССКОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ
2008.01.032. «НАСТОЯЩАЯ МАГИЯ СЛОВА»: ВВ. РОЗАНОВ В ЛИТЕРАТУРЕ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ / Сост., предисл. и ком-мент. Николюкина А.Н. - СПб.: ООО «Издательство "Росток"», 2007. - 216 с.
В издании опубликованы печатавшиеся только за рубежом книги о В.В. Розанове (1856-1919) М. Курдюмова (М.А. Калаш) и М. Спасовского, статьи В.Р. Ховина («Розанов умер», 1919) и П.М. Пильского («Затуманившийся мир», 1929), а также известные воспоминания З. Гиппиус, Н. Бердяева, А. Бенуа, В. Ходасевича, Г. Адамовича.
«Русская эмиграция "первой волны" на себе испытала Апокалипсис нашего времени, о котором пророчествовал Розанов. Хотя резких выпадов против писателя, испытавшего голод и холод в первые годы революции и вскоре умершего, уже не было, явно ощущалось разделение критиков на друзей его таланта и тех, для кого он оставался неприемлемым» (с. 5), - отмечает А.Н. Николюкин в предисловии «Русское зарубежье и Василий Розанов». Сохранявшийся в эмиграции интерес к наследию писателя помог полнее раскрыть смысл его суждений о России.
По мнению автора предисловия, «самый проникновенный очерк жизни и творчества» писателя принадлежит З.Н. Гиппиус. Ее мемуары «Задумчивый странник. О Розанове» (впервые: журнал «Окно». - Париж, 1923. - № 3) открывают представляемую в реферате книгу. В 1925 г. этот материал вошел в изданные в Праге воспоминания З. Гиппиус «Живые лица». Знакомство с В.В. Розановым состоялось в 1897 г.; затем она и Д.С. Мережковский сотрудничали с ним в редакции журнала «Новый Путь» (19031904). Гиппиус удалось создать достоверный образ великого писателя, уловив главное в его натуре - «гениальное умение сказать так, как никем не говорилось о важнейших и самых обыденных вещах». В ее представлении Розанов был до такой степени «не как все», что его скорее можно назвать «явлением», нежели человеком, и она считала, что прилагать к нему общечеловеческие оценки «по меньшей мере неразумно» (с. 5), обобщает А.Н. Николюкин.
Однако в последние годы жизни отношения писателя с Мережковским и Гиппиус обострились, перешли во вражду. В 1914 г. одним из инициаторов изгнания Розанова из Религиозно-Философского Общества стал Мережковский; тем не менее после смерти Розанова он продолжал его высоко ценить. На заседании парижского литературного общества «Зеленая Лампа» 10 апреля 1928 г. З.Н. Гиппиус говорила о Розанове: «Существо гениальное, с умом и душой прозорливыми до крылатости, и - человек из слабых слабый, тоже почти гениально. Какой-то сноп противоречий. Его почти нельзя и судить человеческим судом...»1. Она неоднократно выступала в газетах «Последние новости» (1925, 30 июля), «Возрождение» (1928, 11 апреля), «Сегодня» (1932, 14 февраля), в журнале «Новый Корабль» (1928, № 4) со статьями о розановском понимании христианства.
А.Н. Николюкин обращает внимание на принципиальное различие оценок писателя. Так, критик В.Н. Ильин назвал Розанова «единственным по-настоящему удавшимся футуристом», «удавшимся Пикассо русской литературы и русской философии.»2; Д.П. Мирский утверждал, что «русский гений» нельзя измерить, «не принимая в расчет Розанова»3. С таким же высоким мерилом подходил к писателю А. Ремизов в своей книге «Кукха: Розанова письма» (Берлин, 1923). В оценке В.В. Зеньковского очевиден религиозно-философский акцент - сначала в его книге «Русские мыслители и Европа» (Париж, 1926), затем в «Истории русской философии» (Париж, 1950); однако для него была во многом неприемлемой трактовка Розановым христианства, церкви и Евангелия.
В 1927 г. журнал «Версты» (№ 2) напечатал розановский «Апокалипсис нашего времени» с предисловием П. Сувчинского. В своем отклике Г.В. Адамович (Звено. - Париж, 1927. - 16 января. -№ 207. - С. 1-2) назвал этот труд «самым замечательным из всего, что написано Розановым за последние десять лет его жизни. Он много глубже, напряженнее, серьезнее, чем "Опавшие ли-
1 Гиппиус З.Н. Чего не было и что было: Неизвестная проза 1926-1930 гг. -
СПб., 2002. - С. 391.
2
См.: Ильин В.Н. Эссе о русской культуре. - СПб., 1997. - С. 175.
3
См.: Мирский Д. История русской литературы с древнейших времен по 1925 г. - Лондон, 1992. - С. 656.
стья"»1. Однако с годами проявились и усиливались критические суждения Адамовича: в статье о Л. Толстом (1928) он с раздражением писал, что произведения Розанова, которого пытаются «возвести в нашего национального гения», «жалко-суетливы рядом с Толстым»2.
С церковно-догматических позиций подошел к наследию Розанова богослов Г.В. Флоровский, изложивший в книге «Пути русского богословия» (Париж, 1937) свои сурово-осудительные взгляды на писателя. А.Н. Николюкин отмечает, что подобное безоговорочное отрицание («слепой в религии») и непонимание художественно-эстетической значимости Розанова нередко встречается в зарубежье. В недоброжелательном контексте имя Розанова звучит в высказываниях И.А. Ильина: в письме к И.С. Шмелёву от 11 февраля 1947 г. он отнес имя Розанова к «волне безответствен-
~ ~ 3
ной выдумки от неверия и религиозной слепоты» .
Философ и литературовед Мария Александровна Каллаш (1886-1954), эмигрировавшая в начале 1920-х годов во Францию, выпустила под псевдонимом М. Курдюмов книгу «О Розанове» (Париж, 1929), в которой заявила, что писателя не любило и не понимало его время. По ее словам: «Мышление Розанова, как грозовое небо, прорезываемое молниями» (с. 65 реф. изд-я). Но особенное внимание в книге уделено художественной манере Розанова, ибо, как считала автор, «по глубине и исчерпывающей полноте выявления человека в литературном слове, действительно, после него, кажется, некуда уже идти. Розановская полнота требовала и особых форм творчества, вернее говоря, она разрушала все существующие формы, не вмещаясь в них никак» (с. 68 реф. изд-я).
Обширные и ценные материалы архива писателя, его рукописи и письма представлены в книге М.М. Спасовского «В.В. Розанов в последние годы своей жизни» (впервые: Берлин, 1939; 2-е изд., доп. - Нью-Йорк, 1968). В 1914-1916 гг. как издатель и редактор
1 См.: Адамович Г.В. Собр. соч. Литературные беседы. - СПб., 1998. -Кн. 2. - С. 145.
2
Адамович Г.В. Собр. соч. Литературные заметки. - СПб., 2002. - Кн. 1. -
С. 62.
3
3 Ильин И. А. Собр. соч.: Переписка двух Иванов. (1947-1950). - М., 2000. -
С. 35.
студенческого литературно-художественного журнала «Вешние воды» (СПб./Пг., 1914-1917) он печатал в журнале статьи Розанова под общим заглавием «Из жизни, исканий и наблюдений студенчества». После первого издания книги наряду с положительными рецензиями появился отрицательный отклик Антона Крайнего (3. Гиппиус), в котором говорилось об «искаженном образе одного из гениальных наших мыслителей» («Современные записки», 1939, № 69)1.
Вернувшись из эмиграции в советскую Россию, А. Белый в книге «Начало века» (М.; Л., 1933) создал карикатурно отталкивающий портрет «враждебного» ему Розанова, «воскресенья» которого он когда-то посещал в Петербурге. Гораздо более теплые воспоминания оставил в своих мемуарах А. Н. Бенуа, который писал, что в начале XIX в. Розанов «притягивал» к себе «многообразием и глубиной своих прозрений, а также своим непрерывным любопытством, обращенным на всевозможные предметы» (Бе-нуа А.Н. Жизнь художника: Воспоминания: В 2 т. - Нью-Йорк, 1955. - Т. 2.)2.
После Второй мировой войны, продолжает А.Н. Николюкин, интерес к писателю в русском зарубежье возрос. К столетию со дня рождения в 1956 г. в Нью-Йорке вышло его «Избранное» с предисловием Ю.П. Иваска. В статье «Розанов и о. Павел Флоренский»3 тот же автор сравнивал двух «великих христианских мечтателей», которые были друзьями, - Розанова, искавшего и находившего религию «святого пола», «святой плоти» у древних египтян и евреев, и Флоренского - «спокойного эллина», питавшегося пафосом дружбы.
Знаменательно, что итоговая характеристика писателя принадлежит его давнему, с дореволюционных времен, оппоненту Н.А. Бердяеву. В своей философской автобиографии он утверждал: «В.В. Розанов - один из самых необыкновенных, самых оригинальных людей, каких мне приходилось в жизни встречать. Это
1 См.: Гиппиус З.Н. Арифметика любви: Неизданная проза 1931-1939 гг. -
СПб., 2003. - С. 569.
2
См. также: Бенуа А.Н. Мои воспоминания: В 2 т. - М., 1990. - Т. 2. -
С. 293.
3 Вестник РСХД. - 1956. - № 42. - С. 22-26.
настоящий уникум. В нем были типические русские черты, и вместе с тем он был ни на кого не похож. Мне всегда казалось, что он зародился в воображении Достоевского и что в нем было что-то похожее на Федора Павловича Карамазова, ставшего гениальным писателем... Читал я Розанова с наслаждением. Литературный дар его был изумителен, самый большой дар в русской прозе. Это настоящая магия слова» (с. 186 реф. изд-я)1.
Т.М. Миллионщикова
1 См. также: Бердяев Н.А. Самопознание: (Опыт философской автобиографии). - Париж, 1949. - С. 158.
