CC BY
40
2008.01.019. ИППОЛИТОВА А.Ю. СЛУЧЕВСКИЙ: ФИЛОСОФИЯ, ПОЭТИКА, ИНТЕРПРЕТАЦИЯ. - СПб.: Филол. фак. СПбГУ, 2006. - 320 с.
Автор монографии - кандидат филол. наук А.Ю. Ипполитова исследует взаимозависимость системы философских идей и поэтики в творчестве К.К. Случевского (1837-1904). Вторжение в его лирический текст определенным образом организованного философского содержания определило непривычную для XIX в. поэтику, игнорирующую гармоничность стиха и подчас производящую впечатление поэтической неудачи - «косноязычия», «резонерства». Случевский «переформулировал задачи поэзии», сделав в лирике главной творческой ценностью смысл, философию, логос. Своеобразие поэтической формы и оригинальность тематических решений определили особую роль творчества русского поэта-философа в историко-литературном процессе, проявившуюся в «переходности» и близости идейно-эстетическим установкам символистской и «импрессионистской» поэтики.
Автор отмечает, что взгляды поэта сложились под влиянием позитивизма и реакции на него. При этом на Случевского оказали влияние не столько конкретные философы и ученые, сколько сама атмосфера эпохи, в которой существовали и смешивались подчас несовместимые идеи, научные, религиозные, оккультные, экономические и эстетические. Поэта интересовали наиболее яркие естественнонаучные и философские идеи современности: эволюционная теория, мысль о тепловой смерти вселенной, гипотеза о единстве миров - органического и неорганического.
В то же время Случевский осознавал необходимость создания объединяющей и просветляющей людей научно убедительной философской концепции, способной дать религиозное утешение. Таким «знанием», имеющим профетический характер, способным помочь человеку преодолеть агностический мрак своего времени, возместить недостаток веры, разобщенность науки и религии, стала для Случев-ского его «система доказательств бессмертия» (с. 17).
С точки зрения автора, в наиболее отчетливых и совершенных формах взаимодействие философии и поэтики представлено в лирических циклах «Мефистофель», «Думы», «Черноземная полоса», «Мурманские отголоски», в лирической книге «Песни из Уголка» и в
«загробных» циклах, составивших единый художественный сюжет, организованный идеей духовной эволюции человека.
Каждое значительное произведение поэта-философа имеет определенный философский замысел, а все они в совокупности объединены философским сюжетом, отражающим этапы развития человеческой личности на пути к бессмертию. Для расширения философского контекста Случевский использовал циклическую форму (к концу творческого пути объем таких произведений становился все больше).
В таком философско-литературном контексте цикл «Мефистофель» является «нулевой» точкой. Замысел этого своего рода философского манифеста относится к религиозно-философской сфере и отражает одну из наиболее важных для поэта проблем: существование зла и извечное противостояние добра и зла в мире. В центре цикла находится демонологический персонаж; в десяти стихотворениях отражена его деятельность на земле и «в пространствах» - космосе. Следуя ортодоксальной традиции изображения духа зла, Случевский рисует его как падшее творение Бога, обращающее против Него силу, имеющую божественный источник1 (с. 27).
В «Мефистофеле» Случевский опирается на древнюю традицию изображения зла, на «демонологические» шаблоны сюжетов и образов литературы, богословия, иконографии. Такой интенсивный контакт с культурной традицией определяется философскими взглядами поэта, как правило, связывавшего воздействие художественного образа (облика) с духовным порабощением, а успех человека в борьбе со злом - с его свободой от старых, шаблонных образов зла и готовностью заново «определять» зло в каждый момент своей нравственной жизни. «Фауст» Гёте занимает особое место в ряду использованных Случевским литературных источников, указывая на религиозно-философский контекст, в котором поэт прежде всего выделял идею взаимообусловленности эгоистического «умствования» и имморализма, момент несовместимости гордыни Мефистофеля и христианских принципов жизнеустройства (с. 114). Этими философскими установками определяются свойства зла в образах раздробленности, элементарности и хаотического движения, тенденции к упрощению сложно-
1 Ср.: Аверинцев С.С. Сатана // Мифологический словарь / Гл. ред. Меле-тинский Е.М. - М., 1992. - С. 485.
го, к преобразованию полноты в пустоту, духовного - в «измеряемое», указывая, таким образом, на идею добра как гармонию, божественную упорядоченность, духовную активность.
Реализуя философский замысел, Случевский подчинял ему поэтику цикла. «Извращение» как основная деятельность Мефистофеля сказывается в последовательных смысловых подменах и инверсиях, касающихся элементов романтического инвентаря, традиционных ситуаций, положений, композиционных схем, а также в использовании фигуры оксюморона, главенствующей в образной структуре цикла. Мотивная скупость, намеренные повторы, дефектный синтаксис, раз-ностилевая лексика и т.д. обнажают содержательную пустоту основанного на формализации мира и разобщенность его составных частей. Выбор «свободно соединяемых композиционных элементов, каждый из которых обладает высоким культурно-семиотическим потенциалом, манифестирует важную для Случевского идею формализации», причем «швы» и «стыки» между ними намеренно обнажены: в соответствии с философским замыслом - так проявляет себя в строении цикла распадающийся, раздробленный мир (с. 115).
Отсутствие прямых авторских оценок - знак принципиального отъединения друг от друга злого мира и этической нормы, присутствие которой проявляется лишь в семантической структуре цикла. Так, Случевский заявляет одну из наиболее важных в системе своих философских воззрений идей: отказ от навязываемых конвенциональных путей, оказывающихся путями зла. Оценка происходящего (негодование, гнев, возмущение, сочувствие) не может быть включена в текст, потому что злой мир должен быть обособлен и замкнут; порождение дьявольской мысли - изолировано от мира настоящего, порабощенного злым началом.
В цикле «Думы», следующем за «Мефистофелем» в развитии философского сюжета, поэт утверждал параллельное существование и взаимодействие материального и духовного миров как принцип - онтологический и этический. Внешнему, зримому миру противостоит мир «незримых обликов», царство духа, с которым связывается и нравственная норма (с. 304). Существование материального мира Случевский видит в фиксированных и застывших формах; тогда как духовный мир, напротив, пребывает в постоянном движении. Человек занимает промежуточное место между двумя мирами, постоянно пребывая в состоянии выбора. Нравственность напрямую связывается со
способностью постигать «незримое», воспринимать свет иного мира. Духовное зрение является основой развития; в то время как душевная пассивность, отсутствие «своих мнений» означают застой и смерть.
Традиционно цикл «Думы» рассматривается как один из наиболее репрезентативных для поэзии 1880-1890-х годов текстов; он обладает рядом свойств, выделяющих его из общего поэтического контекста. Новаторские особенности были обусловлены прежде всего совокупностью философских идей, заключенных в цикле. Вместе с тем проявившиеся в «Думах» актуальные тенденции поэтического развития (стремление к философской системности, стилевая эклектика и прозаизация) также объяснимы философской структурой цикла, в рамках которого они оправданны с точки зрения содержания и формы.
Философские размышления Случевского в «Думах» «сконцентрированы вокруг проблемы человека, его свободы, воли и ответственности» (с. 168). При этом в качестве компонента философской структуры поэт использовал мотивы «безвременья»: тоски, душевного надлома, одиночества, отказа от познания мира. И все это компенсируется созданием собственного дидактико-философского языка - с опорой на ораторскую и научную речь, с элементами религиозной и оккультной стилистики. Главная оппозиция «Дум», определяющая развитие философского сюжета, - противопоставление «духовное» / «материальное ».
Дальнейшее развитие личности происходит в соприкосновении с миром природы (циклы «Черноземная полоса» и «Мурманские отголоски»). За статикой «Дум», сосредоточенных на внутренних духовных процессах, следует выход личности во внешний мир; размышление сменяется впечатлением от мира, попыткой его чувственного восприятия и познания. Вместо личности, существующей в замкнутой сфере своей внутренней жизни, в «Черноземной полосе» и «Мурманских отголосках» представлен человек, находящийся в движении и активных отношениях с миром. Поэт обращается к литературным приемам, которым присуща отчетливая традиционность: поэтический штамп, конвенциональный эпитет, подчеркнуто «литературные ситуации». Используя архаическую символику и мифопоэти-ческие схемы, Случевский утверждал «вечные и циклические принципы мира, который включает в себя человека и поглощает его. Путешественник в этих циклах не достигает окончательного слияния
с миром; его наблюдения и состояния указывают на неспособность приобрести внеличностное сознание» (с. 304).
Гармонического единства с миром лирический герой Случев-ского достигает лишь в книге «Песни из Уголка», являющейся и философским итогом, и самым значительным лирическим произведением поэта. Символической основой книги становится ожидание личностью бессмертия - через осмысление прожитой жизни и постепенного отказа от ее ценностей. «Песни из Уголка», хронологически и содержательно связанные с циклами о бессмертии, воспринимаются на этом фоне не только как произведение, обобщающее поэтические и философские достижения поэта. Сравнение «Песен из Уголка» и «Загробных песен» проясняет творческие задачи поэта. Как текст, предшествующий изложению впечатлений от загробного бытия, «Песни» являются книгой о последнем этапе жизни, о подведении итогов. Следуя жанру «прощальных песен», она «превосходит смысловые возможности жанра, вводя традиционную проблематику "заката" в философский контекст иммортологического характера» (с. 194).
Случевский использует символы, имеющие длительную культурно-семиотическую историю (символические ряды, связанные с прорастанием зерна, или с морем, подчиняющимся природным процессам), традиционную символику цвета (лазурь, золото, белизна и т.п.), особый язык для описаний природы, крестьянского труда, времен года. Поэт обращается к универсальным топосам пространства, света, двойничества и подмены, механического (кукольного) движения, костюма/маски, мира как театра и т.п. В «Песнях из Уголка» такой символико-философской основой становятся образы дома, сада, ограды, лодки, нашедшей пристань, а также система пейзажных образов, связанных с семантикой смерти. Особенностью этих поэтических средств является их подчеркнутая функциональность, очевидная роль в создании философского содержания. Так, символика «Песен из Уголка» указывает на тему смерти и на событие перехода к инобытию как на главные темы книги.
Автор отмечает, что Случевскому присуща свобода выбора стилистического материала при отчетливой его целенаправленности. Повторы, просторечие, тесное сопряжение разностилевых единиц -все те черты «косноязычия» Случевского, которые вызывали неприятие критиков или, напротив, восхищение современников, находят свое объяснение в рамках продуманных риторических структур и ни в
коей мере не могут быть названы, вслед за Н. Минским, В. Брюсовым и Вл. Соловьевым, знаком «стихийности» творчества и отсутствия творческого контроля. Особенно явно подобные стратегии обнаруживают себя в циклах «Мефистофель» и «Думы», первый из которых «построен с опорой на дефектный синтаксис, стертые определения и просторечие, а второй использует повтор и плеоназм для создания смысловых структур, связанных с проповедническими и морализа-торскими целями» (с. 307).
Поставленная Случевским задача выразить философское содержание в поэтическом тексте потребовала привлечения архаических схем, способных создавать глубокий и многомерный контекст; таковы топосы пути/путешествия как испытания, познания; странствий в загробном мире; моря как стихии, связанной со смертью, а также ми-фопоэтическая символика пространства и связанные с ней оппозиции север/юг, земля/океан и т.п. Использование циклической формы также говорит о том, что поэт осознавал ее потенциал для выражения философских идей.
Детальную разработку теории бессмертия Случевский осуществил в циклах «Смерть и бессмертие», «Загробные песни», «В том мире», составивших уникальную книгу, которой завершился творческий и жизненный путь поэта. Проблематику цикла составили пара-научные, околофилософские и богословские идеи смерти, бессмертия и загробного существования.
По мнению автора монографии, книга имеет полижанровую структуру и, тяготея к жанру поэмы, одновременно заключает в себе элементы дневника, проповеди, философского этюда, путевых заметок, научной фантастики, рассказа, анекдота. Сам Случевский определял жанр своего «поэтического завещания» фактически выводя его за пределы художественного творчества: «не стихи», а нечто вроде «особого мировоззрения» - «эпопея умирания человеческого духа».
А.Ю. Ипполитова выделяет в составе цикла четыре жанровые разновидности: стихотворения философско-дидактического содержания; стихотворения-аналогии, основанные на приеме сравнения; стихотворения-случаи (встречи, анекдоты, зарисовки, портреты и т.п.); стихотворения о посмертных впечатлениях героя. Цикл содержит многочисленные эпиграфы, сочиненные Случевским, цитаты из Библии, святоотеческой, естественно-научной, философской и художественной литературы.
В основе поэтического цикла «Загробные песни» лежит прозаическая конструкция, близкая романной, о чем свидетельствуют наличие насыщенного событиями сюжета, концентрация повествования вокруг главного героя, обилие стихотворений-зарисовок, в центре которых - бытовой эпизод, человеческий тип. Прозаическая композиция текста включает в себя отрывки, свернутые в отдельные стихотворные замыслы рассказов, галерею житейских типов (с. 286-287). Лирические вкрапления, в которых изображен загробный мир и переданы чувства героя, подчиняются прозаической архитектонике и соответствуют лирическим отступлениям в эпическом произведении.
Литературные истоки «Загробных песен» восходят к фантастической литературе. Случевский отказывается от сюжета, основанного на странствиях живого в загробном мире, и тем самым отменяет эти-ко-символический характер образов и самой мифопоэтической схемы, лежащей в основе сюжета. Поэт стремился запечатлеть реальную картину загробного бытия, а не ее символический эквивалент. Решение этой задачи неизбежно вело его к литературным образцам в описании невиданного или невозможного с точки зрения обыденной жизни. На этом пути «Загробные песни» приобретают черты, присущие научной фантастике второй половины Х1Х - начала ХХ в., представленной произведениями К. Циолковского («На Луне», «Вне Земли»), Н. Морозова («Путешествие в мировом пространстве», «На границе неведомого»), А. Богданова («Красная звезда»), Н. Шелонского («В мире будущего») и др. Все эти произведения сближает с «Загробными песнями» Случевского «тема путешествия в (космическом) пространстве, иногда... сочетающаяся с мотивами преодоления законов земной физики (тяготения), сродства органической и неорганической жизни, высокой роли человека в мироздании, оформленными многословными наукообразными комментариями» (с. 289).
Завершает монографию «Именной указатель».
Т.М. Миллионщикова
