CC BY
54
ИСТОРИЯ
2007.03.042-044. ОРТАЙЛЫ И. ЕВРЕЙСКАЯ ОБЩИНА ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ В КОНЦЕ XIX - НАЧАЛЕ XX В. (Сводный реферат). ORTAYLI I. Ottoman studies. - Istanbul: Istanbul Bilgi univ. press, 2004. - 253 p.
From the cont.:
2007.03.042. Ottoman jewry and the turkish language. - P. 3-14.
2007.03.043. The ottoman "millet" system and it's social dimensions. -P.15-22.
2007.03.044. Ottomanism and zionism during the second constitutional period, 1908-1915. - P. 23-35.
По мнению И. Ортайлы (университет Билькент, Анкара), евреи в Османской империи всегда занимали особое положение, но после младотурецкой революции 1908 г. социально-политический статус члена еврейской общины фактически приблизился к статусу мусульманина-турка.
Попав в число подданных османских султанов, евреи были включены в так называемую систему «миллетов»1, уникальную систему сосуществования в рамках одного государства разных народов, распределенных по этнорелигиозным общинам.
Сама система «миллетов» начала складываться в период османских завоеваний XIV-XV вв., когда для успешной экспансии «османам было необходимо сочетать военную мощь и технологию с оригинальными политическими решениями, особенно рассчитанными на длительный период» (2, с.19). Мусульманские власти после присоединения к империи новых районов, населенных последователями иных монотеистических религий, заключали с их представителями договор (ahidname), гарантировавший покровительство. В ahidname также оговаривались правовые основы организации «миллетов».
Верхушка немусульманских «миллетов» (в том числе и главные раввины еврейских общин) были включены в категорию «аскери» (османский господствующий класс). Они выполняли функцию посредников между общиной и центральной властью: следили за со-
1 Словом «миллет» в Османской империи обозначалась любая религиозная община. - Прим. реф.
блюдением законов, распределяли налоговую нагрузку внутри «мил-лета», обеспечивали сбор налогов. Остальные члены «миллетов» -крестьяне, торговцы, ремесленники - принадлежали к категории «райа» (податное население).
Представители разных конфессий должны были сосуществовать с мусульманами, не смешиваясь с ними. Индивид, являясь членом общины с момента рождения, не мог ее покинуть. Османские законы запрещали менять веру (единственным исключением было обращение в ислам). Каждая религиозная община имела собственную правовую систему (гражданское право) и систему образования. В городах, например, представители каждого народа и вероисповедания были обязаны селиться по отдельным обособленным кварталам и носить платье, соответствующее их национальной принадлежности. Система «миллетов», таким образом, и обеспечивала на протяжении веков мирное сосуществование мусульман и немусульман, и одновременно давала возможность каждому народу империи сохранять собственную языковую и культурную среду, а также преемственность традиций.
По сравнению с другими немусульманскими «миллетами» еврейская община занимала в Османской империи особое положение. Центральная власть определенно выделяла последователей иудейской религии из ряда представителей других конфессий, что, по мнению автора, могло отчасти объясняться наличием в исламе и в иудаизме такой общей черты, как отсутствие иерархической церковной структуры. Материалы османских архивов свидетельствуют о том, что «по отношению к евреям никогда не применялся термин «ке£ёге» (множественное число от кайг - гяур, немусульманин), который в различных канцелярских документах при определенных обстоятельствах использовался в отношении христиан» (2, с. 21). Представителя еврейской общины обычно именовали «уаИи&> (иудеем). При разрешении межобщинных конфликтов с религиозной подоплекой центральные власти, стараясь предотвратить возможные эксцессы, как правило, вставали на защиту евреев1.
1 Особую неприязнь к евреям обнаруживали представители греческой православной общины. Регулярно (вплоть до XIX в.) они обращались к султанскому правительству с жалобой на иудеев, которые обвинялись в совершении ритуальных
Есть основания полагать, что в последние годы существования Османской империи евреи воспринимались младотурецким руководством как единственная по-настоящему лояльная к центральной власти немусульманская общность. Еще во время борьбы с режимом Аб-дул Хамида среди османских евреев выделилась группа активных политических деятелей, которые оказывали серьезную поддержку движению за восстановление конституции. Это были представители еврейской интеллигенции (что характерно - билингвисты, для которых турецкий был фактически вторым родным языком). Многие из них сделали себе имя в турецкой журналистике: Аврам Галант, Моис Фреско, Ниссим Маслиа, Моис Коэн и другие. Эти люди были непосредственно связаны с находившимися в эмиграции лидерами комитета «Единение и прогресс» (КЕП) и сотрудничали с издававшейся в Париже младотурецкой газетой «Me§veret». После младотурецкой революции депутаты-евреи из числа тех, кто активно поддерживал младотурецкое движение, были заметно представлены в парламенте.
Участие еврейских активистов в конституционном движении было «прямым выражением османского патриотизма» (3, с.26). Они не руководствовались соображениями «тактического» характера и не стремились к достижению «национального компромисса», как зачастую это делали представители некоторых балканских народов. В отличие от болгар, греков и армян, которые шли на выборы со своими собственными программами национального развития, евреи не обнаруживали подобных устремлений. Они также не учреждали собственные национальные культурные клубы, как, например, албанцы или арабы. Поскольку евреи в Османской империи испытали на себе европейское культурное влияние существенно позже, чем другие немусульманские народы, им было трудно воспринять национализм как некую пригодную к воплощению идею. К тому же, пребывая за пределами «христианского братства» и постоянно соперничая с христианами в сфере экономики, османские евреи не имели оснований сочувствовать национальным движениям и уж тем более их поддерживать. Объективные условия, которые могли бы способствовать развитию у османских евреев интеллектуальных течений современного национализма, отсутствовали, поэтому можно предположить, что на закате
убийств христианских детей в период праздника Пасхи. В связи с этим Порта каждый раз издавала специальный указ с опровержением подобных обвинений (2, с. 21).
империи «их нуждам и стремлениям в большей степени соответствовала доктрина "османизма" - политическая теория, защищавшая османский патриотизм» (3, с.25).
С приходом к власти младотурок по-иному стала восприниматься фигура главного раввина столицы. В 1909 г. эту должность занял Хаим Наум, представлявший собой новый тип «османизирован-ного еврейского интеллектуала» (3, с. 27). Закончив начальную еврейскую школу, а затем государственную школу в Измире, он поступил на юридический факультет Стамбульского университета. После этого в течение четырех лет Хаим Наум занимался в духовной семинарии во Франции, параллельно изучая в Колеж де Франс семитские языки. Находясь в Париже, он поддерживал тесные связи с лидерами младо-турецкого движения, что помогло ему в 1908 г. стать исполняющим обязанности главного раввина, а на следующий год получить назначение на должность главного раввина Стамбула. В правительственном ежегоднике за 1909 г. Хаим Наум упомянут как ЬаИатЬа§1, то есть как «глава раввинов» или «верховный раввин». Остальные 27 глав крупных иудейских общин названы Ьа§ЬаЬат, то есть «главные раввины». Подобное различие было проведено впервые с 1835 г. и должно было подчеркнуть особый статус шефа стамбульской общины, а также указать на то, что младотурецкое руководство стремилось придать этой должности новое содержание. Если прежде главный раввин Стамбула считался первым среди равных, то Хаим Наум-эфенди именовался в официальных документах и в печати «духовным лидером еврейской нации», иными словами, верховным раввином Османской империи. Это было не просто проявлением особого доверия младоту-рецких лидеров к конкретному человеку. За повышением статуса главного стамбульского раввина скрывалась попытка создать для османских евреев «более централизованную административную организацию». Такая политика властей являлась «отражением веры в политическую лояльность еврейской общины в целом» и «кардинально отличалась от политики КЕП в отношении прочих этнических групп» (3, с. 29). Все время, пока Хаим Наум оставался верховным раввином, ему оказывались особые почести на официальном уровне. Он был награжден высшим османским орденом. Близость к руководству КЕП, общественное положение, высокий авторитет - все это вызывало неприязнь к «ЬаЬатЬа§1» в остальных немусульманских общинах, в связи с чем он стал излюбленным объектом нападок с их стороны.
В отличие от других народов Османской империи, евреи никогда не жили компактно и не были привязаны к определенному географическому району. Напротив, это была «самая широко рассеянная по территории империи группа» (3, с. 23). Еврейские общины имелись во всех арабских провинциях и в Анатолии. Многочисленные еврейские кварталы существовали не только в каждом крупном городе - в Стамбуле, Салониках, Эдирне, Измире, Гелиболу, но и в менее крупных городах, расположенных в Боснии, южной Болгарии и Македонии.
Османские евреи были самой разнородной в культурном и лингвистическом отношении этнической группой. В течение нескольких столетий в европейских провинциях и в Анатолии преобладали выходцы из Испании - сефарды, говорившие на особом диалекте испанских евреев ладино. В XVIII - XIX вв. в Османской империи селились эмигранты из Восточной Европы и из России - ашкенази, чьим языком был идиш. В больших портовых городах (Стамбуле, Измире, Салониках, например) существовали конгрегации италоязычных евреев. В еврейских общинах арабских провинций говорили на арабском, арамейском и даже курдском языках. В империи не было другой этнической группы, представители которой говорили бы на таком количестве разных языков.
Во второй половине XIX в. в результате деятельности в Османской империи международных еврейских организаций и, прежде всего, основанного в 1860 г. Всемирного еврейского альянса (Alliance Israelite Universelle - AIU), еврейская община пережила серьезные изменения. Под патронатом AIU в империи были созданы учебные заведения, в которых еврейская молодежь должна была получать образование, соответствующее современным европейским стандартам. Преподавание в школах Альянса велось на французском языке. Это обстоятельство повлияло на общую языковую ситуацию в еврейской общине. Несмотря на присущее ей в целом лингвистическое многообразие, подавляющее большинство ее членов до тех пор пользовалось ладино. Исторические и демографические исследования показывают, что этот испанский диалект стал основным языком османских евреев еще в XVI в. На нем говорили в еврейской общине Стамбула, в Салониках (этот город в империи считался «еврейским»), в каждом городе Западной Анатолии, включая Измир и Бурсу, в городах Центральной Анатолии. Постепенно ладино вытеснил итальянский, принятый сре-
ди выходцев из Италии, а также идиш и стал использоваться как богослужебный язык в синагогах ашкенази. Однако начавшееся во второй половине XIX в. распространение французского языка нарушило лингвистический баланс. К концу XIX в., по мере развития системы просвещения и роста количества печатных изданий, обнаружилось, что ладино не соответствует требованиям времени. Он «стал терять свое значение в жизни общества, так как элита в деловом общении перешла на устный и письменный французский» (1, с. 4).
По мере снижения роли ладино все более актуальным становилось знание турецкого языка1. В конце XIX в. лингвистическая ситуация внутри еврейской общины обострилась. Этому способствовало два важных обстоятельства. Первое было связано с результатами деятельности школ АШ. Несмотря на то, что их идеологи заявляли о неприятии национализма и подчеркивали стремление создать условия для ассимиляции евреев в странах проживания, организация учебного процесса и сами образовательные программы школ АШ облегчали выпускникам адаптацию к условиям скорее западноевропейского, чем собственно османского общества. К тому же большое количество молодых евреев, особенно выходцы из небогатых семей, по сугубо экономическим причинам охотно шли учиться в государственные средние школы. Как правило, они уже сталкивались с необходимостью учить турецкий в общинных школах. (Когда в XIX в. в связи с проведением реформы просвещения изучение турецкого языка в учебных заведениях немусульманских общин стало обязательным, в еврейской общине это распоряжение соблюдали наиболее строго.) По окончании средней школы многие поступали в университет, преимущественно на юридический факультет, или в Медицинскую школу. Объективно росту количества евреев, знающих турецкий язык, способствовали и школы АШ, программы которых в обязательном порядке должны были соответствовать общеимперским образовательным стандартам. Все выпускники школ Альянса владели, по крайней мере, письменным турецким, что давало им серьезные преимущества при определении
1 Речь идет об официальном государственном языке Османской империи «османлыджа» (Ы8аи-1 (мташ), представлявшем собой смесь арабской, персидской и турецкой лексики и изобиловавшем громоздкими грамматическими конструкциями. Фактически это был язык бюрократии и интеллектуалов, который имел мало общего с собственно турецким языком простонародья. - Прим. реф.
на государственную службу. С течением времени и в самой еврейской элите, и в среде высшей османской бюрократии сложилась категория «османизированных евреев» (3, с. 25). Несмотря на то, что эти люди никогда не занимали высших постов (министров, послов или губернаторов), многим удалось получить высокие административные должности в Стамбуле или в провинции. Другие стали известными журналистами и издателями.
Накануне XX в. в среде еврейских интеллектуалов возникла группа людей, которые пошли дальше поддержки доктрины «осма-низма» и программы «туркизации» и стали убежденными апологетами «турецкой идентичности». Именно в их кругу зародилась идея создания специальной комиссии, которая была призвана продвигать идею замены ладино на турецкий язык как новый язык османской еврейской общины. Петиция от имени стамбульских евреев с просьбой «разрешить использовать Н8ап-1 08шаш (то есть турецкий) и признать его в качестве Н8ап4 шПН (языка общины) османских евреев» (1, с. 8), а также создать для этой цели специальную структуру, была подана в Министерство юстиции и по делам культов 24 апреля 1900 г. К петиции прилагался список, содержавший фамилии отобранных для этой цели кандидатов. После процедуры согласования в ряде министерств (просвещения, иностранных дел и юстиции) османский кабинет министров официально одобрил эту инициативу. Специальное распоряжение султана был издано 5 сентября 1900 г. Почти все члены комиссии были известными людьми, занимавшими ответственные должности в военных и гражданских ведомствах (единственное исключение на тот момент представлял будущий верховный раввин Ха-им Наум, в то время учитель еврейской гимназии). Мероприятия, осуществленные по инициативе комиссии, явились первым и «чрезвычайно важным историческим шагом, направленным на интеграцию турецких евреев в языковую среду государства, в котором они жили» (1, с. 10). Ладино был выведен из школьного образования и остался исключительно бытовым языком. Постепенно он ушел также и из богослужебной сферы, и из печатных изданий.
Разбросанность по территории империи и культурно-лингвистическое разнообразие не способствовали возникновению на-
ционального движения у османских евреев. В то же время сионизм1, несмотря на отсутствие «объективных» условий для роста еврейского национализма, довольно быстро получил широкое распространение, в особенности в низших слоях еврейской общины. Причины столь очевидного успеха объяснялись растущей политизацией общины, на волне которой идеологи сионистского движения получили возможность рекрутировать сторонников даже из числа политических оппонентов: религиозных традиционалистов, с одной стороны, и приверженцев ассимиляции - с другой. Примечательно, что в большинстве своем османские сионисты поддерживали принцип территориальной целостности Османской империи. Главным направлением их деятельности было еврейское культурное возрождение, и сама эта деятельность ограничивалась рамками общины.
Ни административная, ни интеллектуальная элита Османской империи не воспринимали сионизм как разновидность национального движения. В общественном сознании подобного рода движения ассоциировались с сепаратистскими устремлениями греков, болгар, армян. Последователи сионизма не организовывали подпольных комитетов и не призывали к вооруженной борьбе. Их активность проявлялась в сфере дипломатии, политики, экономики. Некоторые османские общественные деятели (как, например, известный публицист Ахмед Агаоглу) поддерживали сионизм, считая его формой противодействия господству европейских ценностей и христианской культуры. И хотя среди османской бюрократии и интеллигенции встречались те, кто прямо или косвенно испытал на себе влияние европейского антисемитизма, в среде образованных людей в целом сионизм как политическое течение был воспринят без предубеждения.
Автор отмечает, что вопрос об отношении османских правящих кругов к сионистам изучен недостаточно полно. Факты указывают на то, что и со стороны центральной власти, и на уровне местного руководства наблюдались как поддержка, так и противодействие. В начале XX в. последовательно сменявшие друг друга губернаторы Палестины занимали по отношению к созданию там поселений еврейских
1 Сионизм (на иврите - «ционут») - политическое движение, получившее развитие в конце XIX в. Его целью было возвращение евреев на историческую родину в Палестину и создание там еврейского национального государства. -Прим. реф.
эмигрантов прямо противоположные позиции. При этом даже явные ксенофобы находили полезным наличие сионистских структур и стремились извлекать из этого выгоду. Документы свидетельствуют, например, о практике обращения к руководству сионистских организаций за ссудами в период финансовых кризисов.
Лидеры КЕП отдавали себе отчет в том, что создание еврейских поселений в Палестине благоприятно скажется на развитии района, и тем самым будет способствовать росту налоговых поступлений. Однако именно в этот период обозначилось ухудшение отношений между евреями и арабами, несмотря на попытки Стамбула сдерживать разгорающийся конфликт. Тот факт, что во время Первой мировой войны один из самых влиятельных лидеров младотурецкого руководства Джемаль-паша занял откровенно враждебную позицию в отношении создания еврейских поселений, объяснялся отнюдь не сочувствием к арабам, а стремлением путем принятия жестких административных мер предотвращать арабо-еврейские конфликты и обеспечить мир в районе, находившемся вблизи зоны военных действий.
Меры центрального правительства, направленные на то, чтобы всячески затруднять приобретение эмигрантами-сионистами новых земель, предпринимались из опасения, что великие державы могут тем самым усилить свое влияние в этом районе. По этой же причине Талаат-паша настаивал на том, чтобы прибывающие из России поселенцы получали османское гражданство. Требования сионистских организаций о предоставлении культурной автономии и права участия в местных органах власти при обсуждении в меджлисе были подвергнуты острой критике как «попытка колонизации и обретения независимости» (3, с. 32).
Автор полагает, однако, что в целом отношение официального Стамбула к сионистскому движению было ближе к нейтральному. Правительство явно не было озабочено данной проблемой, так как не видело в сионизме опасности для государства. Активность сионистов из османской еврейской общины действительно не представляла реальной угрозы, так как в последние годы существования империи их устремления сводились лишь к получению ограниченной административной и культурной автономии. Более того, сионистам удалось снискать расположение центральной власти благодаря поддержке, оказанной империи во время войн начала XX в. Известно, что в пери-
од балканской кампании в составе армии действовала специально созданная группа еврейских медиков. С началом Первой мировой войны по инициативе османских сионистов, которые в то время считали, что сохранение империи более всего соответствует их будущим планам в отношении Палестины, были сформированы отряды добровольцев.
Отношение к сионистскому движению внутри самой еврейской общины не было однозначным. Хотя внутри общины идеи сионизма вызвали волну народной поддержки, немало было и тех, кто относился к движению с осторожностью. «Верхи» общины не всегда находили общий язык с сионистскими лидерами. Досаду, со временем переросшую в ненависть, у последних вызывал верховный раввин Хаим Наум. Сионисты видели в нем непримиримого противника, открыто заявляли о необходимости его смещения и создания некой новой светской структуры.
Примечательно, что те члены еврейской общины, которым удалось сделать карьеру и занять высокое положение в административных или выборных органах, предпочитали не сотрудничать с сионистами открыто, даже если относились к движению с сочувствием.
Н.Б. Шувалова
