CC BY
67
ЭТНОЛОГИЯ И ФИЗИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ
2007.01.025-028. ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ЮРИДИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ. (Сводный реферат).
1. Право в зеркале жизни: Исследования по юридической антропологии / Отв. ред. Новикова Н.И.; РАН. Ин-т этнологии антропологии. - М.: Стратегия, 2006. - 400 с.
2. Право и этничность в субъектах Российской Федерации/ Отв.ред. Воронина Н А., Галдиа М. - М., 2004. - 305 с.
3. Проблемы правового регулирования межэтнических отношений и антидискриминационного законодательства в Российской Федерации. - М., 2004. - 280 с.
4. СОКОЛОВСКИЙ С.В. Перспективы развития концепции этно-национальной политики в Российской Федерации. - М.: Привет, 2004. - 258 с.
Ключевые слова: юридическая антропология, этничность, правовое регулирование, межэтнические отношения.
Юридическая антропология, или антропология права, относится к числу активно развивающихся субдисциплин современной российской этнологии. Одна из последних публикаций из серии «Исследования по юридической антропологии» состоит из двух частей. Основой первой послужили материалы IV Международной школы по юридической антропологии (3-5 ноября 2005 г., Москва)5, второй - материалы VI Конгресса этнографов и антропологов России (28 июня - 2 июля 2005 г., Санкт-Петербург).
Четвертая международная школа «Демократия участия» была посвящена наиболее острым и практически значимым проблемам участия аборигенов в политической жизни, их представительства в
5 Предыдущие школы проходили в 1999, 2001, 2003 гг. при поддержке Центра содействия коренным малочисленным народам Севера (ЦС КМНС / РИТЦ), Посольства Канады в Москве и Министерства по развитию Севера и делам индейцев (Канада).
О деятельности Института этнологии и антропологии РАН в сфере юридической антропологии подробнее можно узнать на сайте www.jurant.ru
законодательных органах власти, в управлении, самоуправлении и соуправлении ресурсами в районах проживания и традиционного природопользования коренных малочисленных народов Севера.
В России с ее полиэтничным составом населения особое внимание уделяется обычному праву коренных малочисленных народов Севера и взаимодействию позитивного и обычного права для защиты их конституционных прав. Актуальность этой теме придает все более широкое промышленное, в первую очередь нефтяное и газовое, освоение территорий, на которых традиционно живут и ведут хозяйство аборигены, и ухудшение экологической обстановки на Севере, а также сложности использования общедемократических механизмов народовластия для коренных народов как незначительной по численности группы населения.
Народы Севера уже в течение веков живут в рамках Российского государства, в XX в. многие их представители получили высшее образование, постоянно проживают в крупных городах; другие - сохраняют элементы традиционного жизненного уклада и ценностей. В современном обществе, ориентированном в большей степени на развитие промышленности, чем на сохранение природных ресурсов, права коренных народов Севера часто нарушаются. Для того чтобы основополагающие принципы конституционного строя России стали действенными в отношении этих народов, необходимо учитывать особенности их исторического и культурного развития. Политика правового плюрализма может стать одним из возможных вариантов защиты их прав через взаимодействие обычно-правового и государственного регулирования.
Правовой плюрализм, по определению Дж. Гриффитса, рассматривается как такое положение, когда поведение людей соответствует более чем одному правопорядку, и предполагает не только сосуществование общественных систем, но и их взаимовлияние, создание «полиправного пространства».
Причины создания нового законодательства, специально посвященного коренным малочисленным народам Севера, различны, но одной из них является осознание в обществе особенностей культуры этой группы граждан, в первую очередь связанных с существующими традициями природопользования и различными формами самоорганизации этих народов. В современном законодательстве именно традиционное природопользование выделяется
как определяющая черта особого правового статуса аборигенов. Неслучайно и обычаи этих народов определяются как традиционно сложившиеся и широко применяемые правила ведения традиционного природопользования и традиционного образа жизни.
В последнее время все больше говорится об особых знаниях, которые выделяют аборигенов из окружающего мира. В первую очередь это касается традиционных знаний о природе, которые рассматриваются как составная часть доктрины устойчивого развития (Конвенция ООН по окружающей среде и развитию 1992 г. и др.). Вероятно, можно говорить о традиционных знаниях как определяющей черте статуса коренных народов в современном обществе и государстве.
Важной формой использования обычного права может стать этнологическая экспертиза. Определение ее содержится в Законе «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации»: этнологическая экспертиза - научное исследование влияния изменений исконной среды обитания малочисленных народов и социально-культурной ситуации на развитие этноса (1, с. 17). Гарантированное (в том числе судом) выполнение законодательства о ней будет способствовать гармонизации отношений в обществе и защите конституционных прав граждан, а для участия в этно-экспртизе аборигенов явится важным инструментом осуществления права на участие в политическом процессе.
Важную роль в реализации прав коренного населения на участие в решении вопросов экономического развития и особенно на участие в принятии политических решений играет Ассоциация коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока. Вместе с депутатами Государственной думы и членами Совета Федерации Ассоциация подготовила концепцию Закона о создании федерального представительного органа коренных малочисленных народов с консультативным статусом при Государственной думе.
Для многонациональной России наиболее приемлемым механизмом формирования не только федеральных органов государственной власти, но и органов власти субъектов Российской Федерации и органов местного самоуправления был признан принцип пропорционального представительства с определением квоты для каждого из народов, проживающих на территории субъекта РФ или муниципального образования (1, с.48). Реальный региональный
опыт России начала XXI в. в этом отношении оказался очень многообразным. Положительные результаты деятельности органов власти Республики Бурятия, Республики Саха, Корякского АО и ряда других субъектов Федерации не снимают необходимости введения дополнительных гарантий квотного представительства коренных малочисленных народов в регионах и в местном самоуправлении.
Активизация их участия в политической жизни может быть обеспечена и в таких формах, как предоставление права законодательной инициативы, введение института уполномоченных представителей, создание консультативных советов при губернаторах и постоянных представителях Президента РФ в федеральных округах.
Вместе с тем, «в Государственной думе сегодня нет ни одного представителя от северных народов, снижается их численность в региональных парламентах, отсутствует система учета мнений коренных малочисленных народов и их уполномоченных при подготовке законов и иных нормативных актов по вопросам, непосредственно касающимся этой категории населения, не выработаны механизмы их участия в осуществлении контроля за соблюдением таких законов» (1, с. 58).
Развивая практику непосредственного участия коренных малочисленных народов Севера в решении вопросов, затрагивающих их права и интересы, было бы целесообразно на основе действующего законодательства на региональном и местном уровнях отрегулировать отношения по применению прямой демократии (референдум, правотворческая инициатива, публичные слушания, опрос и т.д.) с учетом потребностей этих народов (1, с. 81), отмечает В.А. Кряжков, характеризуя право коренных малочисленных народов Севера на участие в управлении делами государства.
Конкретные формы деятельности Ассамблеи представителей коренных малочисленных народов Севера рассматриваются на опыте работы Думы Ханты-Мансийского автономного округа -Югры. Из 25 депутатов Думы квота представительства коренного населения - 5 депутатов, которые и представляют Ассамблею в Думе автономного округа. Со времени своего избрания в начале 2002 г. депутаты вели работу по подготовке 22 законопроектов и целевых программ, направленных на экономическое и социальное развитие коренных малочисленных народов округа.
Ежегодно при участии депутатов Ассамблеи на территории автономного округа проводятся языковые курсы, которые крайне важны для сохранения языка, культуры и самобытности коренного населения. Ассамблея обеспечивает представительство и участие в научно-практических конференциях международного уровня, посвященных различным аспектам этнической проблематики (1, с. 94-95).
Краткая публикация «Что значит быть вождем» автобиографична: Ю.А. Айваседа (Вэлла) и его жена Е.Ф. Айваседа сжато представляют свой взгляд на статус и самоощущение современного вождя племени. Это понятие, как казалось, давно ушедшее в историю, было «заимствовано» из современной административной практики в Канаде, где Ю.А. Айваседа в составе российской делегации представлял Ассоциацию коренных малочисленных народов Севера. Более широко канадский опыт представлен в статье Б.У. Морса «Демократия участия в Северной Канаде: Представительство первых наций в государственных и аборигенных органах управления».
Ролевая игра, разработанная Е.П. Мартыновой, построена на сюжете проведения избирательной кампании в Законодательное собрание в одном из субъектов Российской Федерации. В ней обыгрывается альтернатива, вокруг которой в отечественных науке и политике ведутся острые дебаты: сохранят ли коренные народы свою самобытность или будут интегрированы в общероссийское социокультурное пространство.
Выборы проходят в Ямало-Ненецком национальном округе, где проживают представители почти 100 национальностей. Доля коренных народов Севера в этническом составе населения - всего около 7%, самый многочисленный из них - ненцы (около 33 тыс.). Регион интересен тем, что здесь, с одной стороны, ведется интенсивная газодобыча, занимающая лидирующее положение в экономике не только России, но и мира. С другой стороны, Ямал - территория, на которой хорошо сохранился один из очагов самобытной северной культуры ненцев-оленеводов. Здесь сосредоточено 45% всего поголовья домашних оленей России, оленеводческая отрасль успешно развивается преимущественно на семейной основе. Около 40% населения ведут кочевой образ жизни. Сохраняются здесь также рыболовство, охота и морской зверобойный промысел.
«Проведение игры показало, что молодым лидерам нужно учиться находить убедительные аргументы для отстаивания своей позиции, четко формулировать программные положения. По итогам голосования победил депутат от "аборигенной партии", получив 79% голосов избирателей. Думается, что слушатели проголосовали "сердцем", их симпатии оказались на стороне молодого руководителя родовой общины, чьи проблемы им хорошо знакомы. В реальной жизни все может сложиться по-другому. В целом игра дала возможность понять, как нелегко представителям КМНС реализовать свое право быть представленными в органах государственной власти и местного самоуправления» (1, с. 109).
Школа по юридической антропологии 2005 г. стала частью образовательного проекта Учебного центра коренных народов РИТЦ и проводимого им семинара «Первая школа лидерства для коренных малочисленных народов Севера». Ее слушателями стали представителя КМНС из Амурской, Камчатской, Иркутской областей, Карякского и Ханты-Мансийского автономных округов, Красноярского и Приморского краев, Республики Алтай.
Вторую часть книги составили публикации, представленные на VI Конгрессе этнографов и антропологов России «Этнокультурные взаимодействия в Евразии» (2005 г., Петербург) на секции по антропологии права «Норма, обычай, право: Проницаемость границ (теоретические подходы и методические приемы исследования)». Более двух десятков работ по различным регионам и эпохам прослеживают «текучесть» права, процессуальный характер взаимодействия между различными социальными нормами.
Основными проблемами обсуждения стали: как соотносятся в современных условиях понятия «норма», «обычай», «право»; какие методы фиксации и интерпретации материала могут быть применимы для исследования в этой области; какие социальные и культурные влияния испытывает право как социокультурный феномен в рамках национальных государств и в условиях глобализации; какие теории антропологии права, социальной антропологии и юриспруденции являются актуальными сегодня; и, наконец, конкретные евразийские исследования как источник изучения данных процессов.
Юридическо-правовые аспекты имеют важное значение для улучшения межэтнических отношений и содействия росту толе-
рантности. В Российской Федерации на рубеже ХХ-ХХ1 вв. эта проблема относится к числу особо актуальных и сложных. Растущая этнизация многих явлений в жизни страны неизбежно ведет к росту напряженности, ложной интерпретации возникающих противоречий и конфликтов. Процессы такого рода зачастую получают определение в этнических терминах не только среди населения, но и на уровне административных структур.
Попыткой обобщения позитивного международного опыта и инструментом практической реализации Соглашения о партнерстве стала программа сотрудничества ЕС и России (Тасис, ноябрь 2004 -декабрь 2005 г.). Она включает более 250 проектов и является крупнейшей на территории СНГ. В центре внимания проекта по межэтническим отношениям «Улучшение межэтнических отношений и развитие толерантности в России» находятся пять ключевых проблем:
- существующая на настоящий момент правовая база, как на федеральном, так и на региональном уровнях, не позволяет эффективно выстраивать межэтнические отношения и, в частности, решать проблемы прав этнических групп;
- неспособность органов власти, экспертов и НПО эффективно защищать права этнических меньшинств, способствовать росту толерантности и предупреждать дискриминацию и проявления экстремизма;
- диалог между властями и НПО на региональном и местном уровнях чаще всего недостаточен и неэффективен;
- для российского общества характерно отсутствие понимания культурного и этнического многообразия и правовой культуры;
- слабость НПО, осуществляющих мониторинг и общественную деятельность в сфере межэтнических отношений в РФ.
Важным компонентом программы являлось содействие организационному и профессиональному развитию Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов EAWORN, официального бенефициара данного проекта Тасис.
Проект ориентирован на решение практических задач в содействии российским органам власти, экспертам и гражданскому обществу. Объединение перечисленных целевых групп в единой программе является уникальной чертой проекта и определяет основные направления его реализации. В рамках правовой компонен-
ты программы подготовлены экспертные доклады, данные которых опубликованы (2, 3).
Работа С.В. Соколовского о современной концепции российской этнонациональной политики продолжает эту серию публикаций. Книга не сводится к представлению еще одного варианта нуждающейся в обновлении российской Концепции (этно)нацио-нальной политики (КЭНП). Ее цель автор видит «в систематическом изложении и описании набора альтернативных подходов к регулированию отношений, возникающих на основе этнической идентичности» (4, с. 7). Решения, принимаемые в области регулирования «межнациональных отношений», часто противоречат принципам и не соответствуют ценностям, разделяемым самими принимающими их политиками и законодателями. Такого рода противоречия обусловлены неверными либо устаревшими представлениями о современных подходах к регулированию этих отношений, а также слабой теоретической разработкой основ рассматриваемой политики. Дискуссии об основах национальной политики в России до сих пор носят политически ангажированный и пристрастный характер. По всей видимости, освободить политику (и даже ее концептуализацию) от политической ангажированности - задача утопическая и невозможная. Однако сделать выбор рациональным и попытаться объяснить более или менее полную аргументацию и контраргументацию по отдельным этапам и сюжетам такой концептуализации представляется и возможным, и уместным.
В первой части книги рассматриваются методологические проблемы разработки этнонациональной политики, в частности, обосновывается выбор адекватной концептуализации этнической реальности, приводится критика оснований коллективных прав и описывается институциональная среда натурализации этничности за счет характеристики конкретных социальных институтов и практик, обеспечивающих установление индивидуальных и коллективных режимов соотнесения людей с легитимизированными государством этническими категориями.
Во второй части книги рассматриваются классические объекты этнонациональной политики и правового регулирования -меньшинства и коренные народы. На основе сравнения российского и международного исследовательского опыта анализируются
принятые в науке и праве дефиниции этих понятий и рассматривается корпус прав, ассоциируемый с каждым из этих объектов.
Наконец, в третьей, заключительной части книги, на основе проделанного анализа методологии и практики в области регулирования этнических отношений рассматриваются недавняя история и перспективы дальнейшей разработки Концепции национальной политики в Российской Федерации. Приложения к книге содержат предлагаемый автором рабочий вариант КЭНП и список рекомендуемой для разработчиков литературы по проблемам этничности, иллюстрирующий сложность дискуссий, развернувшихся вокруг центральных методологических проблем проектирования и разработки КЭНП (4, с.9).
Рациональный выбор понятий и терминов, с помощью которых разработчики концепции предполагают определить предмет (этно)национальной политики, ограничить ее сферу, сформулировать ее принципы, цели и задачи, назвать ее субъекты и объекты, избрать ее методы и т.д., предполагает хорошее знакомство с результатами развития идей и современных исследований в рамках различных научных школ, дисциплин, национальных традиций. Минимальной областью осведомленности могут стать существующие концептуализации этнического, по большей части остающиеся за рамками компетенции и кругозора российских законодателей и политиков, поскольку они, как правило, гораздо лучше осведомлены о существующем в данной области опыте нормотворчества, чем о теориях этничности или основах терминоведческого анализа.
Исторически сложилось так, что кругозор российских законодателей и политиков, за редким исключением, ограничивался подходом к конституализации этнического, сложившимся в рамках марксистско-ленинской идеологии и исследований отечественных теоретиков. Значительная часть представлений отечественных политиков до сих пор основывается на подходе, сформулированном еще в статье И.В. Сталина «Марксизм и национальный вопрос» 1913 г. Специализированные профессиональные разработки в этой сфере отечественных и тем более зарубежных исследователей практически неизвестны за пределами академического сообщества, хотя различные концептуализации этничности и этнического интенсивно развиваются уже около 40 лет.
За это время накоплено значительное количество наблюдений и подробно исследованы политические и социальные влияния этничности. В антропологии за этот период изменились сами объекты наблюдений и аналитические единицы, традиционно используемые для сравнительных исследований. «Может показаться, что эти трансформации в предмете и объектах ряда социальных наук не имеют отношения к правовому регулированию, призванному защищать права и свободы граждан. Однако такой взгляд страдает близорукостью: хорошо известно, что хотя и с некоторым запаздыванием, категоризации, разрабатываемые в рамках дискурса социальных наук, становятся публичным достоянием и фактором в принятии политических решений» (4, с.15)
Для понимания следствий выбора определенной концепции этнического для формирования этнонациональной политики следует сопоставить наиболее известные теоретические модели этнических феноменов. На протяжении второй половины XX в. в исследованиях этнических явлений сформировалось несколько научных школ и подходов: примордиалистский (иначе именуемый искон-ническим, субстантивистским, естественно-историческим, натуралистическим, эссенциалистским - от лат. primordial - исконный, первичный), инструменталистский (ситуационный) и конструктивистский .
Примордиалисты определяют этничность как глубоко аффективную привязанность (affective attachment), коренящуюся в «кровных связях». Лишь в самое последнее время появились попытки связать примордиалистские концепции этничности с современными психологическими представлениями о природе привязанностей и аффектов.
В отечественной научной литературе 1960-х - начала 1990-х гг. бла официально признана концепция Ю.В. Бромлея и соавторов, практически отождествляемая с советской теорией этноса, поскольку альтернативные теории (западные и одна из отечественных -Л.Н. Гумилева),, не приобрели в СССР статуса официальных, хотя последняя и пользовалась большей популярностью, чем бромлеев-ская. Обе отечественные теории могут быть отнесены к примор-диалистским, причем концепцию Бромлея можно определить как естественно-историческую, а Гумилева - как естественно-географическую, натуралистическую, биологизаторскую. Любо-
пытно отметить, что оба автора в качестве отправной точки своих разработок опирались на созданную еще в 1920-1930-х годах теорию этноса С.М. Широкогорова (4, с. 17).
Примордиалистской трактовке этничности свойственны: территориализация этнического (то есть установление существенной связи между этническим сообществом и занимаемой его членами территорией); представления об унификации культуры, языка и психики в рамках выделяемых сообществ и временной устойчивости этих характеристик; реификация (объективизация, овеществление), или натурализация, этнических различий и гипо-стазирование самого определяемого понятия (чрезмерное расширение его рамок, попытка его универсализации).
Почти одновременно с оформлением советской теории этноса вышла в свет книга под редакцией Фредерика Барта «Этнические группы и границы» (Barth F., (ed.). Ethnic groups and boundaries. - Oslo; Bergen; L.: Allen and Unwin, 1969), во введении к которой были сформулированы основные положения «констукти-визма» - направления в изучении и концептуализации этничности, противостоящего примордиализму. По признанию исследователя, свой подход к концептуализации этничности он разрабатывал на основе теории корпоративных групп в британской социальной антропологии и работ Э. Гофмана по определению ситуации в социальном взаимодействии.
Этническая идентичность рассматривалась Ф. Бартом как характеристика социальной организации; культурная «начинка» таких групп из-за ее высокой изменчивости и разнообразия его интересовала меньше. Признаковому (атрибутивному) классификационному подходу, за основу которого принимаются маркеры или групповые свойства, Ф. Барт предпочел интеракционные классификации, где основой объединения множеств выступает плотность связей между их элементами (плотность взаимодействия).
Отличительной чертой подхода Ф. Барта стала его фокусировка внимания на процессах воспроизводства границ между различными сообществами, на культурных характеристиках, свойственных данным группам, и на процедурах рекрутирования новых членов групп. «Результатом стало его заключение, что этнические границы и охватываемые ими группы воспроизводятся в особых исторических, политических и экономических контекстах и явля-
этнофедерализм, государственная фиксация этнической принадлежности в официальных документах и переписях, система льгот и привилегий, связанных с этнической принадлежностью, правовой, политический и публичный дискурсы, поддерживающие этот тип представлений).
Характеризуя институциональную среду воспроизводства эт-ничности, автор обращает внимание, что механизмы, институты и практики, воспроизводящие институциональную среду, обеспечивающую воспроизводство представлений об этнических феноменах, складывались постепенно, в течение жизни нескольких поколений населения страны. Наиболее интенсивное их создание и внедрение в социальную практику отмечается в период 1920-1930-х годов, когда были заложены основы персонального и коллективного приписывания к официально признаваемым категориям этнической принадлежности.
Принцип национального самоопределения, принятый на вооружение новой властью в России, требовал выработки более строгих и стандартизированных критериев определения категории национальной принадлежности, отсутствовавшей в дореволюционной переписной практике. Формулирование вопросов и инструкций для переписи 1926 г. заняло несколько лет и сопровождалось острой дискуссией между представителями различных подходов к пониманию национальности.
Результаты разработки принципов национального районирования и регионализации были затем неоднократно использованы при планировании и организации территориально-административного устройства страны и создании национальных районов, автономных округов, автономных и союзных республик, рассматриваемых как этнические территории, за доминирующими группами которых признавались особые права, в том числе территориальные. Эта территориализация этничности могла осуществиться лишь на основе этнизации индивидуальной идентичности населения страны. Такая этнизация и индоктринация населения, в свою очередь, опирались на особые технологии, процедуры и институты, важнейшими из которых были паспортизация населения и так называемая коренизация органов управления во вновь организуемых «национальных» административных единицах (4, с. 48-49).
Практика записи этнической принадлежности в паспорте начала действовать с 1932 г., когда был издан указ «Об установлении паспортной системы в СССР» и учрежден внутренний гражданский паспорт для горожан. Всеобщая паспортизация населения была достигнута лишь к концу 1950-х годов.
Коренизация (индигенизация) была задумана большевиками как средство борьбы с национализмом, в качестве политики, символизирующей разрыв с колониальной практикой царского правительства. Она была направлена на создание национальных элит, развитие их языков и культур. Эта политика опиралась на две взаимосвязанные, но различающиеся по содержанию идеологии (два разных дискурса) - идеологию деколонизации (борьбу с так называемым великодержавным шовинизмом) и идеологию борьбы с «отсталостью» (так называемой культурной отсталостью народов Востока).
Темпы и размах коренизации, однако, существенно сдерживались уровнем грамотности коренного населения. В этой связи понятно внимание, уделяемое в 1920-1930-х годов программам борьбы с неграмотностью, алфавитизации бесписьменных и адаптации алфавитов младописьменных языков, обучению на местных языках и образованию для представителей титульных национальностей. Все эти программы, увязывая этническую идентичность с жизненными стратегиями населения, превращали ее, наряду с со-словно-классовой идентичностью, в крайне важную категорию не только в области взаимодействия государства с населением, но и в более приватной сфере жизнеобеспечения (личная карьера, поиск средств существования и т.п.) (4, с. 67). Таким образом, языковая и образовательная политика в 1920-1930-е годы стала важным механизмом воспроизводства этнической идентичности.
В 1940 г. начальное образование (1-4 классы) на родных языках было обеспечено для всех нерусских народов. На следующей ступени (5-7 классы) в качестве языков обучения использовались 11 (остальные преподавались как предмет), а в старших классах - лишь два языка, помимо русского. Информационный массив, созданный для проверки трех гипотез (русификации, равенства языков и влияния политического статуса соответствующих национально-административных образований), по оценке его создателей, подтвердил третью гипотезу, в соответствии с которой государст-
венная языковая политика периода 1934-1980 гг. может быть лучше всего описана как политика, направленная на двуязычие меньшинств. При этом региональные различия лучше всего объясняются влияниями численности группы носителей языка, степенью их географической компактности и различиями в административно-политическом статусе (республика, автономная область, округ, национальный район) (4, с. 72).
Активная языковая политика советского периода не могла не содействовать укреплению институтов коллективной и индивидуальной идентичности. Об этом свидетельствуют данные советских переписей, в которых, как показывает анализ, ответ на вопрос: «Ваш родной язык ?» - зачастую являлся индикатором самосознания, а не реальной языковой компетенции. Об этом же говорят законопроекты и программы государственной поддержки постсоветского периода: как известно, в России была принята программа по угро-финским народам, российским немцам, есть аналогичные программы по тюркским и славянским народам. Лежащие в основе этих программ лингвистические классификации часто не замечаются, однако возможность их институализации в программах деятельности государства была заложена еще в советский период.
«Трудность осознания известного рода "искусственности" этнической идентичности ("искусственности" не в смысле приду-манности и изобретенности, но в смысле продукта человеческой деятельности, своеобразной "сделанности" и "произведенности") обусловлена, прежде всего, тем обстоятельством, что созданные новыми институтами субъекты социальной деятельности уже с трудом мыслят самих себя в отрыве от этих институтов, а сами социальные институты и практики рассматривают, скорее, как неизменную природу нежели как продукт усилий нескольких предшествовавших поколений» (4, с. 75).
Исторический очерк производства этничности был полемически нацелен, прежде всего, на критику именно такого пассивно-отражательного и реифицирующего взгляда на социальную реальность. В России примордиалистские взгляды на этничность будут, очевидно, преобладать до тех пор, пока не изменится институциональная среда ее производства. Дополнительным фактором устойчивости примордиализма считается национализм этнических элит и этнократических режимов в некоторых республиках. Несмотря на
все эти обстоятельства, можно определенно утверждать, что при-мордиализм как концепция уже стал фактом истории науки, а не работающей и используемой в ней моделью. Представленное выше описание совокупности институтов и практик как механизмов порождения и повседневного воспроизводства этничности (далеко не полное, поскольку в нем не были представлены такие современные и мощные ее механизмы, как националистический дискурс в мас-смедиа, институционально оформленное поведение государственных и силовых структур в отношении меньшинств и т.п.) позволяет утверждать, что альтернативная концепция с ее этносами-организмами попросту неверна и является лишь частью образного мышления идеологов национализма, хотя и обладает многими чертами научного дискурса.
Характеризуя основные объекты правового регулирования в области этнонациональной политики - меньшинства и коренные народы, - автор первоначально обращается к понятийно-терминологической стороне проблемы и подчеркивает, что «никакого согласия относительно содержания и объема центрального для нас понятия "меньшинство" в рамках социальных и гуманитарных наук в целом достигнуто не было и уповать на его скорое достижение - утопия» (с.83). К постсоветской специфике в трактовке данного понятия следует отнести, в частности, то обстоятельство, что в российском политическом и, отчасти, правовом дискурсах «этническому меньшинству» зачастую противостоит не столько «большинство», сколько так называемый «титульный народ», «титульная нация» - понятия, малознакомые западным коллегам и чуждые языку международного права, задающему сегодня тон обсуждения проблемы меньшинства.
«Еще одной известной, но мало обсуждаемой особенностью отечественного подхода к проблемам меньшинств, является своего рода тотализация и опредмечивание (натурализация, реификация) тех совокупностей граждан, которые наделяются статусом "национального" или "этнического" меньшинства. Эта особенность вытекает из того самого неразличения реальных групп в социологически осмысленном понимании термина "группа" и людских конгломератов, объединенных лишь по названию и существующих как целостности только в мыслях некоторых ученых и политиков. Такое неразличение реальных сообществ и статистических категорий порождает
целый ряд практических проблем. Одной из наиболее острых является проблема этнического представительства» (4, с. 90).
Для представления о топосах мышления относительно «коренного населения» Сибири и Севера автор обращает внимание на те характеристики этого населения, которые выделены уже на уровне его именования. В терминах периода 1920-1930-х годов особо подчеркиваются малочисленность и удаленность от центра. Что касается экзотизации и романтизации восприятия этих народов, то их следы сложнее обнаружить в документах правительства, но ими полны научные отчеты и дневники исследователей.
«Вскрытая топология мышления о коренных народах демонстрирует некоторые нерефлексируемые основания национальной политики и позволяет реконструировать "портрет" этих народов, очевидно восходящий к архетипу "абсолютно другого". Этот архетип для типичного жителя индустриального центра России очевидно включает такие характеристики, как периферийность, малограмотность, "деревенскость", иноязычность и иноверие; ассоциирован с иными (чуждыми) ценностями и образом жизни... Этот портрет, по всей видимости, и совпадает с той невыявленной изнанкой дефиниций, которая обнаруживает уязвимость оснований современной национальной политики в отношении коренных народов» (4, с. 149-150).
В международном праве понятие «коренные народы» развивалось на основе западной социальной антропологии, но также содержит мифологизацию этого понятия и аналогичную топологию, что и дискурс российских социальных наук.
Фетишизации статуса «коренной» можно избежать, если вернуться к логике международных усилий по защите прав коренных народов. Рациональная основа специальных мер защиты для этой категории меньшинств определяется спецификой ситуации изначального отказа от интеграции в современную (европейскую по своему происхождению) индустриальную цивилизацию и мировую экономику, поскольку формы хозяйствования коренных народов противоречат законам рыночной экономики и западной рациональности и не вписываются в нормы и ценности доминирующего общества. Специфика защиты, таким образом, заключается в охране их образа жизни.
«Таким образом, заключает автор, главным вектором политики в отношении коренных народов и групп, вовлеченных в присваиваю-
щие отрасли экономики, должны стать функционализация поддержки, развитие новых форм мониторинга и экологическое образование, а не насаждение корпораций по этническому признаку и романтизация отношений между коренным население и природой, распространенная даже среди отечественных экологов» (4, с. 158).
Характеризуя в краткой заключительной части перспективы этнонациональной политики в Российской Федерации, автор анализирует основные положения концепции, принятой в 1996 г. Она сформировалась как результат нескольких альтернативных проектов, включив основные положения рабочего варианта концепции, разработанного в первой половине 1992 г. в Комитете по делам национальностей (Госкомнац).
Разработчики новой концепции исходили из нескольких социально-диагностических положений, в частности, что процесс демократических реформ в России сопровождается ростом национального самосознания, стремлением народов к самостоятельному устройству основ общественной жизни, но этот же процесс в условиях социального кризиса и политической нестабильности вызывает «ослабление государственности, нарастание межэтнических противоречий». Они также считали, что национальные движения не только сыграли активную роль в разрушении тоталитарных структур и положительных социальных преобразованиях, но их национализм стал «реальным фактором дестабилизации общества». В качестве основы нового концептуального подхода они усматривали представление об исторической незавершенности процесса национальной консолидации россиян как граждан единого государства. Исходя из контекста реализации будущей концепции -становления гражданского общества и рыночной экономики - ее авторы предлагали «постепенную детализацию (разгосударствление) сферы межнациональных отношений», что на практике означало «перенос акцента в сфере национальной политики с национально-территориального на национально-культурный принцип организации общественной жизни» (4, с. 167).
Недостатками концепции автор считает его относительно низкую насыщенность принципами международного права и слабость позиций в отношении защиты прав национальных меньшинств. К настоящему времени концепция, принятая десять лет тому назад, устарела, поскольку перестала соответствовать как ме-
ждународному, так и внутригосударственному контекстам, вносящим свои существенные коррективы в принципы и цели этнона-циональной политики.
Текст проекта новой концепции представлен в приложении к публикации. Он подготовлен при участи проекта ТАСИС группой Института этнологии и антропологии РАН в составе В. А. Тишкова (руководитель группы), М.Ю. Мартыновой, С.В. Соколовского, В.В. Степанова. Документ был представлен в Администрацию Президента РФ.
В предлагаемом проекте используются более современный язык и концептуальные подходы. Так, например, разработчики отказались от таких понятий глобальных категорий, как «цивилизация», «нация», «этнос»; вместо этого в концепции приняты принципы равноправия народов и граждан страны, ориентация на сохранение и поддержку многокультурности и многоязычия. Внешними ограничениями, с которыми разработчикам пришлось считаться, явились функционирующие в обществе преобладающие формы политического и правового дискурса, во многом основанные на устаревших представлениях и терминологии. Таким образом, предлагаемый документ представляет собой своего рода компромисс между современным экспертным знанием и сложившимися в стране формами политического мышления.
Т. Б. Уварова
