CC BY
18
Зарубежная литература
2007.01.019. АНДЕРЕГГ Й. МЕФИСТОФЕЛЬ И БИБЛИЯ. ANDEREGG J. Mephisto und die Bibel II Goethe und die Bibel I Hsg. von J. Anderegg und E. A. Kunz. - Stuttgart: Deutsche Bibelgesell-schaft, 2005. - (Arbeiten zur Geschichte und Wirkung der Bibel; Bd. б).
Статья Йоганна Андерегга (входящая в состав коллективной монографии «Гёте и Библия») выявляет в речах гётевского Мефистофеля обширный пласт библейских цитат, существование которого само по себе нисколько не ново и не удивительно: ведь прекрасным знатоком Библии был уже не только дьявол раннехристианских легенд, но и дьявол Нового Завета, цитирующий Псалтирь в сцене искушения Христа в пустыне.
Однако гётевский Мефистофель не просто цитирует Библию, но играет с библейским словом, переакцентируя его на свой лад: цитаты Мефистофеля полемичны и пародийны. Анализ этих цитат, по мнению Й. Андерегга, позволяет многое прояснить в образе самого гётевского демона и точнее реконструировать смысловую функцию, которую он выполняет в трагедии.
Мефистофелю в целом не чуждо амплуа резонера, который своими репликами-сентенциями завершает «под занавес» сцену. Эти сентенции порой выражают, несомненно, авторскую точку зрения: достаточно напомнить, что знаменитую сентенцию, в которой «зеленое древо жизни» противопоставляется «сухой теории» и которая обычно цитируется как собственный «афоризм» Гёте, произносит именно Мефистофель. Резонерские реплики демона нередко содержат библейские аллюзии, намекающие на ту или иную легенду Священного Писания: тем самым образы гётевской трагедии как бы вводятся в библейский контекст, придающий им особое смысловое измерение.
Сцену изгнания Филемона и Бавкиды из принадлежащего им дома Мефистофель закрывает именно такой резонерской репликой с откровенной библейской аллюзией: «Здесь происходит то, что уже давно происходило, ибо уже был виноградник Навуфея». Мефистофель намекает на рассказанную в 3-й Книге царств историю о том, как Ахав и его жена Иезавель хитростью отобрали виноградник у Навуфея (3 Цар. 21). Однако, как отмечает Й. Андерегг, не всякий комментатор Гёте вспоминает о том, что история Иезавели продолжена в 4-й Книге царств, где Иезавель, главную виновницу ограбления и убийства Наву-
фея, постигает страшная смерть: Мефистофель-резонер посредством библейской аллюзии намекает на расплату, которая, возможно, ждет и Фауста - виновника гибели Филемона и Бавкиды.
Однако и первая строка реплики Мефистофеля, по мнению Й. Андерегга, - неточная библейская цитата: лукавый дух цитирует книгу Екклесиаста: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Еккл. 1:9); его сентенция, таким образом, представляет собой искусную контаминацию из двух ветхозаветных аллюзий. Каков же ее общий смысл? Мир - бесконечное возвращение зла, повторение истории «виноградника Навуфея», и руководит этим круговоротом Мефистофель. Он говорит, в сущности, «о себе и своей роли в мире, в котором не Господь, но Мефистофель -основная творящая и действующая сила» (§ 4).
В устах Мефистофеля чуждое ему слово Священного Писания приобретает совсем иной смысл, нередко и вовсе обратный исходному. Переакцентуация библейского слова в «Фаусте» происходит при помощи Мефистофеля постоянно: мотивы и ситуации Библии здесь как бы выворачиваются наизнанку, пародируются. Объясняется это в значительной степени тем, что гётевская демонология сильно отличается от библейской: Мефистофель у Гёте - не столько дух отрицания и разрушения (хотя он в прологе и говорит о себе: «Я дух, который постоянно отрицает!»), сколько сила, помогающая человеку приобретать, властвовать, расширять границы своего влияния. Мефистофель «ответственен за человеческую деятельность» (§ 4); он - дух земной активности, земного созидания. В роли «отрицателя» он выступает, собственно, лишь в «Прологе на небесах», в диалоге с Господом, когда пытается доказать ему, что жизнь на земле «никуда не годится».
Полемическое переосмысление библейских ситуаций отчетливо выявляется при сопоставлении некоторых эпизодов Фауста с Книгой Иова, реминисценциями из которой пронизана трагедия. «Пролог на небесах» несомненно ориентирован на эту ветхозаветную книгу. Как в Книге Иова перед Богом предстает Сатана - так в «Фаусте» перед ним предстает Мефистофель. Вопрос Господа: «Обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова?» - отзывается в вопросе Бога к Мефистофелю: «Знаешь ли ты Фауста?». Однако Фауст, разумеется, не Иов - более того, в заключительных сценах трагедии скорее Мефистофель оказывается в роли страдальца: здесь, «в последнем акте “Фауста” пародируется история Иова, а Мефистофель становится жалкой фигурой; именно
Мефистофель, но никак не Фауст, мучается как Иов» (§ 4). Й. Андерегг проницательно замечает, что жалобы Мефистофеля («Кому мне теперь жаловаться? Кто возвратит мне отобранное у меня?» и т.п.) содержат несомненные реминисценции из жалоб Иова (Иов. 16:16-22; 23:2-9).
Пародийными аллюзиями на новозаветные тексты пронизан рассказ Мефистофеля о низвержении демонов в недра земли, снабженный авторской ссылкой на послание апостола Павла Ефесянам: «Еф. 6:12» -единственной в трагедии ссылкой такого рода. Это указание на послание апостола исследователям представлялось загадочным; многие гётеведы поддержали предположение Альбрехта Шёне о допущенной переписчиком ошибке: вместо 6:12 надо читать 2:2, Гёте имел в виду стих о дьяволе как «князе, господствующем в воздухе». Й. Андерегг присоединяется к этой конъектуре и предлагает читать повествование Мефистофеля как сознательное пародийное переворачивание новозаветных речений. Так, представляя свою историю как «тайну», поздно открывшуюся «народам», Мефистофель, возможно, пародирует речение из послания к Ефесянам о «домостроительстве тайны, сокрывавшейся от вечности в Боге» (Еф. 3:9). «В центральном месте послания Павла говорится о том, что Христос сошел на землю, - Мефистофель же сообщает о своем восхождении на землю к людям» (§ 5); Христос сошел в «преисподние места земли» (Еф. 4:9) - демон же, наоборот, из этих «преисподних мест» поднялся на землю и выше, чтобы «господствовать в воздухе». Итак, рассказ Мефистофеля - пародия, создающая эффект «образной обратности» (Gegenbildlichkeit): новозаветные образы и мотивы перевернуты, превращены в свою противоположность.
Вновь и вновь в этих и подобных им играх с библейским словом Мефистофель утверждает свое значение в человеческой жизни: он -заодно с человеком тогда, когда человек стремится обладать, расширять свои владения и перешагивать положенные ему природой границы. Однако Мефистофель-резонер, способный предвидеть плачевный итог этих устремлений, не забывает и намекнуть тонкой библейской аллюзией на то, что стремление человека к бесконечной экспансии «рано или поздно приводит к насилию и преступлению» (§ 5).
А.Е. Махов
