CC BY
10
изучение критериев и практик, благодаря которым конвергенция допускается, предлагается и достигается. Появление «пограничных организаций» также поднимает новые вопросы относительно их успеха и их собственной легитимности. Пока нет никаких оснований полагать, что «пограничные организации» успешно справятся с задачей стабилизации нарушенных границ между наукой и политикой (с. 422).
Т. В. Виноградова
2007.01.014. ВАТЕРТОН К. ПРЕДСТАВЛЕНИЯ УЧЕНЫХ О ГРАНИЦАХ МЕЖДУ ИХ СОБСТВЕННЫМИ
ИССЛЕДОВАНИЯМИ И ПОЛИТИКОЙ.
WATERTON C. Scientist's conceptions of the boundaries between their own research and policy // Science a. publ. policy. - Guildford, 2005. -Vol. 32, N 6. - P. 435-444.
Ключевые слова: границы между наукой и политикой; пограничные организации; контрактные отношения.
Автор - сотрудник Ланкастерского университета (Великобритания) - хочет понять, каким образом ученые воспринимают и конструируют границы между наукой и политикой в своей повседневной исследовательской деятельности. Его интересуют два вопроса. Каков индивидуальный и коллективный опыт ученых по разграничению науки и политики? Насколько важную роль в этом процессе играют так называемые «пограничные организации»?
Д. Гастон (Guston, 1999), автор термина «пограничные организации», характеризует их как новые и необходимые институциональные формы, способные, по меньшей мере, «стабилизировать границы между наукой и политикой» (цит. по: с. 436). Утверждается, что они выполняют три важные задачи в условиях, когда научная, коммерческая и государственная сферы становятся все более взаимосвязанными. Во-первых, они служат местом, где вырабатываются общий язык и способы ведения переговоров между двумя областями - наукой и политикой. Во-вторых, они собирают под одной крышей представителей разных партий (ученых, управленцев, политиков и пр.). В-третьих, они занимают промежуточное положение между социальными мирами науки и политики и в то
же время берут на себя часть ответственности и подотчетны каждому из них.
Гастон использовал понятие «пограничные организации» при описании институтов такого типа, как Управление по соблюдению норм научных исследований и Управление по передаче технологий в США. Они способны отражать угрозы, связанные с политизированностью или чрезмерной коммерциализацией исследований, а также сохранять равновесие и устранять непонимание во взаимоотношениях между учеными и теми, кто финансирует их работу.
Этот термин получил распространение и стал использоваться применительно к другим институтам. Например, в Великобритании к «пограничным организациям», по мнению автора, можно отнести «советы по рассмотрению заявок на гранты», существующие в университетах, а также определенные правительственные департаменты и управления (например, Управление по науке и технологиям). Все эти органы в некоторой степени выполняют задачи, описанные выше. В то же время, отмечает автор, число «пограничных организаций» в Великобритании, равно как и в других странах, невелико. Кроме того, вопрос о том, действительно ли эти организации стабилизируют отношения между миром научных исследований и миром политики, по-прежнему остается открытым.
В исследованиях науки сложилось твердое представление о том, что ученые - это такой тип акторов, которые именно «делают» работу по формированию границ, а не занимаются рефлексией и самоанализом (Kuhn, 1962; Knorr-Cetina, 1981; Woolgar, 1988; Gieryn, 1995). Автор, напротив, исходит из того, что в своей повседневной деятельности современные ученые не только все чаще сталкиваются с необходимостью проводить разного рода границы, но и размышляют о своей роли в этом процессе.
В исследовании автора, проводившемся в 1998-2000 гг., принимали участие 52 исследователя, работающие в четырех научных областях: защита окружающей среды; изменения климата; губчатая энцефалопатия рогатого скота и генная инженерия. Каждая область имела выраженное «политическое измерение». Используя метод глубинных интервью, автор предложил ученым подробно и откровенно рассказать о своих мотивах, интересах, обстоятельствах, повлиявших на их представления и действия, т.е. о том, что, как правило, отсутствует в описаниях учеными своей работы.
Как было обнаружено, например, М. Малкеем и Дж. Гилбертом (1984), ученые склонны рассказывать о своих исследованиях, пользуясь средствами «эмпиристского репертуара». Они «описывают свои действия и верования так, будто сами выступают в качестве нейтрального посредника, помогающего эмпирическому феномену проявить себя» (цит. по: с. 437). Тем самым они полностью нивелируют свою собственную роль, то, как они проводили исследования и при каких обстоятельствах. Автор же хотел, чтобы респонденты рассказали о неформальных аспектах исследовательской деятельности и тех вненаучных факторах, которые на нее влияют, то, что Малкей и Гилберт называют «континд-жентным репертуаром». Ему удалось решить эту задачу. Анализ интервью показал не только то, что ученые стали экспертами по переговорам, но и то, что они наблюдают и размышляют над той ситуацией, которая сложилась в науке, и анализируют свой опыт.
Результаты проведенного исследования во многом подтверждают идеи ряда социологов (Gibbons et al, 1994; Nowonty, 2000) относительно характера современной науки и ее нового «социального контракта». В науке Великобритании, по крайней мере, после известного «Доклада Ротшильда», сделанного в Парламенте в 1972 г., и курса, взятого консервативным правительством М. Тэтчер, произошли серьезные институциональные изменения. Эти изменения включают: сокращение базового финансирования исследовательских институтов; все возрастающую роль контрактных исследований и спонсорства со стороны промышленности; увеличение доли прикладных исследований (с.437).
«Доклад Ротшильда» способствовал установлению в британской науке отношений, которые строятся по принципу «заказчик -исполнитель» контракта. Исходя из провозглашенного им императива - «сделать научные исследования полезными для общества», он пересмотрел старую и устойчивую норму, впервые прописанную в 1918 г. в форме «принципа Халдэйна» (Xaldane, 1918). Этот принцип гарантировал автономию ученым и их право самим определять цели и задачи своих исследований. В противоположность этому, в докладе лорда Ротшильда, который на первое место поставил эффективность, конкурентоспособность и подотчетность исследований, финансируемых государством, утверждалось, что правительство должно рассматриваться в качестве заказчика, а
исследовательские институты - в качестве подрядчика. Все это привело к усилению контроля и подотчетности научных исследований, а также обострению конкуренции между учеными за ограниченные финансовые ресурсы.
Как показывают интервью, в настоящее время ученые получают финансирование из множества источников. Для современного ученого, работающего в области окружающей среды, очень важный навык - «это умение вести параллельно несколько проектов и добывать новые гранты» (цит. по: с. 437). Все респонденты были согласны, что в такой ситуации компромиссы и подстраивание исследований под коммерческие интересы или цели спонсоров становятся неизбежными.
Сокращение базового финансирования, конкурентная борьба за ресурсы и увеличение доли исследований, ориентированных на пользователя, оказывают разрушающее действие на самоощущение ученых как единого целого. В тех интервью, которые проводил автор, «сообщество ученых предстает слабым, фрагментированным и разобщенным» (с.437). Но, несмотря на то, что ученые все чаще оказываются в пограничной зоне между наукой и политикой, в их ответах на вопросы отсутствуют ссылки на стабилизирующую роль «пограничных организаций» того типа, о которых писал Д. Гастон (Guston, 1999; 2001), К. Миллер (Miller, 2001) и др.
Личный опыт ученых, выявляемый с помощью интервью, совпадает с результатами целой массы исследований, начавшихся недавно, чтобы описать сдвиги в культуре науки. Социологи говорят о «новом контракте» между наукой и обществом (Gibbons et al, 1994; Nowotny et al, 2001); превращении науки в товар (Etzkowitz and Leyesdorff, 1997; 2000); коммерциализации науки внутри университетов (Jacob and Hellstrom, 2000); и меняющихся концептах «чистой» и «прикладной» науки (Callon, 1994; Pavitt, 2001). Эти разговоры не что иное, как попытки выявить «исторические изменения в культурной классификации науки», по выражению Т. Гьерина (Gieryn, 1995), изменения, которые сделали актуальной работу по демаркации границ между наукой и другими областями (с. 437).
Респонденты старшего возраста, кто лично был свидетелем реализации рекомендаций лорда Ротшильда, явно ностальгируют по прежней «хорошей» науке, когда она была автономна и в значительно большей степени отделена от политики. Они часто проти-
вопоставляли устойчивые идеалы, которыми в прошлом руководствовалось сообщество ученых, и современную науку, которая стала гораздо менее безопасной и более уязвимой. Эти респонденты часто возвращались к прежним принципам и мифам, определявшим «хорошую науку», которые включают знакомые мертонов-ские нормы.
Новые контрактные отношения между учеными и заказчиками означают, что научные исследования далеко не всегда ориентируются на «расширение области сертифицированного знания» (институциональная цель науки в формулировке Р. Мертона). Сейчас, когда институты заинтересованы в финансировании и демонстрации полезности своих исследований, забота о годовом доходе, вынуждающая приспосабливать исследования к определенным практическим целям или политическим проблемам, оказывается столь же значимой, как и преследование чисто научных целей (с. 439). Большинство опрошенных подчеркивали, что необходимость приносить деньги в институт или университет - это та данность, от которой никуда не уйти. Постоянная озабоченность ученого тем, чтобы внести свою квоту в доходы института или центра, считает автор, способна повлиять на содержание научного знания и способы его презентации.
Действительно, как рассказывал один из респондентов, занимающийся прблемами изменения климата, ученым приходится одновременно работать по контрактам разного типа: с промышленными компаниями; политически ориентированным контрактам с Британским правительством и долгосрочным контрактам с Европейским союзом. По его словам, для каждого из этих вариантов характерны свои отношения с финансирующим органом, что, в свою очередь, заставляет ученого задумываться о том, как строить исследование, какого типа знания/факты в каждом случае более желательны, равно как и о том, в какой форме подать полученный материал. Дж. Хант и С. Шэкли (Hunt and Shackley, 1999) установили, что существуют самые разнообразные формы контракта между наукой и политикой. Но что, прежде всего, интересовало их и интересует автора, так это то, как эти разные отношения сказываются на характере продуцируемого знания. Наиболее успешными, по словам некоторых респондентов, оказываются те проекты, которые адаптированы к потребностям заказчика.
Границы между наукой и политикой носят множественный характер и даже для отдельных ученых могут быть непредсказуемыми и временными. Как показывают результаты исследования, для части ученых эта ситуация стала источником тревоги и утраты ориентиров. Согласно давнему и устойчивому мифу, те, кто занимается наукой, представляют собой часть универсального и открытого сообщества. Изменения, произошедшие после «Доклада Ротшильда», повлияли не только на границы между наукой и политикой, но и способствовали внутренней фрагментации науки. Нарастающая коммерциализация и политизация науки привели к утрате идеализированного чувства причастности к особому «сообществу» ученых и усилили конкуренцию.
Один из респондентов утверждал: «Департамент по проблемам окружающей среды не видит причин, по которым он должен давать нам деньги. Если ему нужна некая работа, то проводится тендер, и заказ получит тот, кто выиграет этот тендер. И они не просто ожидают, что вы будете соревноваться за эти деньги с другими организациями. Они еще и просят вас представить им свои идеи. В итоге вам приходится бороться за проект, который вы сами же предложили» (цит. по: с. 440). Этот ученый-эколог проработал в исследовательских институтах Великобритании всю жизнь, а теперь думает об отставке. Объясняя, что именно ему не нравится в современной науке, он имплицитно обращается к идеалам, близким «коммунизму» Мертона: научные результаты и идеи должны свободно циркулировать, а не подстегивать соревнование и создавать условия для секретности и соперничества между учеными. Этот эколог, считает автор, явно против конкуренции, которая, становясь нормой, натравливает ученых друг на друга и заставляет их держать свои мысли при себе (с. 440).
Другой респондент говорит: «Я никогда не чувствовал столь острой конкуренции. Когда патентование получило широкое распространение, а промышленные компании пришли в кампус, именно соревнование, а не кооперация, вышло на первое место. Даже внутри одной лаборатории воздвигаются "китайские стены" между учеными, работы которых финансируются разными организациями. Мы больше не говорим открыто о результатах своих самых последних работ даже на научных конференциях, потому что это позволит коллегам опередить нас» (цит. по: с. 440).
Необходимость постоянно публиковаться, чтобы поддерживать свой авторитет в научном мире, и работа по краткосрочным контрактам делают из ученых настоящих фокусников. Перед ученым часто встают вопросы: можно ли действительно назвать «наукой» то, что он делает ради добывания денег, и сможет ли его работа пройти «оценку равных» или получить признание? Один из респондентов упоминал о том, что «ученые, которые зависят от прибыли, вынуждены соблюдать правила игры, даже если они находят, что эти правила мешают им делать то, что они считают хорошей наукой» (цит. по: с. 440).
Все ученые, принимавшие участие в интервью, возвращаются к традиционным нормам науки для того, чтобы ориентироваться в своем сегодняшнем опыте проведения границ между заказчиком, финансирующим органом и политикой. Несмотря на то, что современная ситуация в науке с ее беспрецедентным уровнем контрактных исследований начала складываться с середины 70-х годов, она по-прежнему воспринимается как новая, отличная, выбивающая из колеи как с точки зрения самоидентификации ученого, так и понимания им своих целей.
Из интервью с учеными, занимающимися проблемой «коровьего бешенства», стало очевидно, что эта область отличается от других максимальной политизированностью. Исследования в этой области находятся под контролем «пограничной организации» -Государственной гражданской службы, рассматривающей заявки на гранты и распределяющей ресурсы. В этой области, как утверждает один из респондентов, «практически невозможно провести исследование, которое не было бы сопряжено с политикой. Но проблема в том, что политики в реальности не понимают того, что они от нас хотят... Было истрачено много времени и миллионы фунтов стерлингов на проверку инфицированности крупного рогатого скота с помощью введения мышам соответствующих экстрактов. Зачем? Для того чтобы политики могли сказать, что материал не инфицирован. Но сам подход был неверным: нельзя оценить инфицированность крупного рогатого скота, используя мышей» (цит. по: с. 441).
Проблема, о которой говорит этот респондент, состоит не только в том, что политики не обладают достаточными знаниями, чтобы отбирать надежных ученых, но и в том, что они плохо ори-
ентируются в том, какие научные вопросы и методы приемлемы. В то же время баланс между властью и наукой, бесспорно, сдвигается в сторону «пограничных организаций», ответственных за финансирование исследований, а не собственно ученых. В результате возникли острые споры относительно вопросов, кому должно принадлежать решающее слово при определении того, что считать «хорошим» исследованием, а также какие исследования должны финансироваться, а какие нет. По словам одного из респондентов, «сотрудники Государственной гражданской службы критикуют, комментируют, выносят оценочные суждения в области патологии, вирусологии, протеинологии, эпидемиологии. Более того, они комментируют и оценивают работы с сальмонеллой, туберкулезной палочкой, т. е. все! Теперь уже нет никакой надежды, что самим ученым будет позволено оценивать проекты и решать, насколько данная проблема важна» (цит. по: с. 441).
Как показывает этот пример, наличие «пограничной организации», призванной вести переговоры между наукой и политикой, далеко не всегда приносит пользу. Свидетельства отрицательной роли этой раздутой бюрократической организации можно найти и в других интервью. Однако часто такие «пограничные организации» отсутствуют вовсе. Поэтому ученые вынуждены самостоятельно вести переговоры и строить отношения с различными заказчиками. Из-за отсутствия четкой регламентации в каждом исследовательском контракте возникают свои вопросы, которые должны решать сами практикующие ученые.
Как рассказывал один из респондентов, «в одной комнате может вестись десять проектов одновременно, лично я работаю над четырьмя. И началось это не так давно. В среднем обычный ученый 60% времени тратит на заказные работы. Некоторые особенно выдающиеся ученые расходуют только 10-20% времени на работу по контрактам, а в остальное время занимаются собственными исследованиями. Хотя немало и тех, кто на 80% работает по контрактам, которые, как правило, имеют краткосрочный характер (один-два года). Поэтому почти каждый год вы вынуждены вновь участвовать в аукционе» (цит. по: с. 442).
Форму подачи материалов также определяет сам ученый в зависимости от того, с кем он имеет дело: коллегами-учеными, политиками или спонсорами исследования. Естественно, как утвер-
ждает тот же респондент, легче всего общаться с коллегами, которых понимаешь. И гораздо труднее, когда говоришь с теми, кто вкладывает деньги в проект. В этом случае необходимо продемонстрировать максимальную уверенность в успехе своих экспериментов. «Временами я чувствую себя неуютно, когда вынужден положительно оценивать перспективы проекта, хотя на самом деле сам я далеко не уверен в том, что говорю» (цит. по: с. 442). Он добавляет, что «ситуация заставляет идти наперекор его инстинктам как ученого» (цит. по: с.442).
Изменения в обществе, организационной структуре и финансировании современной науки создали такую ситуацию, что ювелирную работу по демаркации границ между наукой и политикой, о которой говорила Ш. Джасанофф (Jasanoff, 1990), должен вести сам практикующий исследователь. Вызов, с которым столкнулись ученые, по ее словам, состоит в том, чтобы приблизить науку к политикам и политике (таким образом демонстрируя социальную ответственность, легитимность и релевантность), но одновременно избежать как научной, так и политической экспансии на чужую территорию (с. 443). Это путь, который вызывает дезориентацию и создает серьезную угрозу идеализированным самоидентификациям науки и ученых. Поэтому они и вынуждены возвращаться к традиционным нормам науки, чтобы найти ориентиры в своем «одиночном» опыте разграничения «заказчика - финансирующего органа -политики». Они, по словам автора, часто используют старые карты, пытаясь создать легитимный способ работы на нестабильной территории коммерциализированных исследований.
Несмотря на то, что прошло много лет после радикальных изменений в финансировании науки и ее политической переориентации, ученые все еще энергично работают над составлением карты нового культурного пространства для науки и их собственной идентичности в качестве ученых. Как показало исследование, на самом деле они не занимаются поиском удовлетворительных версий «науки» и «политики», но учатся жить с множественными версиями границ между двумя этими областями, которые служат предметом активных переговоров. Современные ученые, занимающиеся проблемами окружающей среды, не только «выполняют», но и «наблюдают» за работой по формированию границ.
Пришло время, пишет автор в заключение, начать открытую дискуссию о тех противоречиях и неопределенностях, с которыми сталкиваются практикующие ученые в связи с их «социальным контрактом». Тот факт, что ученые цепляются за устаревшие мертонов-ские понятия «хорошей науки», необязательно означает, что они хотят вернуться в свой «золотой век». Это может означать, что пора предложить новые нормы и идеалы, отвечающие сегодняшним более сложным отношениям между наукой и обществом (с. 443).
Т. В. Виноградова
2007.01.015. ВАН ЛОЙ Б., КАЛЛАЕРТ Дж., ДЕБАКЕР К. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ И ИЗОБРЕТАТЕЛЬСКАЯ
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ АКАДЕМИЧЕСКИХ УЧЕНЫХ: КОНФЛИКТ, ВЗАИМНОЕ СТИМУЛИРОВАНИЕ ИЛИ ПРОСТО СОСУЩЕСТВОВАНИЕ?
VAN LOOY B., CALLAERT J., DEBACKERE K. Publication and patent behavior of academic researchers: Conflicting, reinforcing or merely co-existing? // Research policy. - Amsterdam, 2006. - Vol. 35, N 4. -P.596-608.
Ключевые слова: научное взаимодействие; отношения университет-промышленность; ученые-изобретатели.
Увеличение объемов антрепренерской деятельности внутри академического сектора, по словам бельгийских авторов, у многих социологов науки вызывает серьезную озабоченность. Высказываются предположения, что число научных публикаций сократится или что академические исследования будут направлены исключительно на прикладные нужды промышленности. В связи с этим авторов заинтересовал вопрос: действительно ли количество и характер публикаций академических ученых, занятых изобретательской деятельностью, отличается от количества и характера публикаций их коллег, которые ограничиваются исследовательской работой?
В 90-х годах XX в. был предложен ряд понятий, описывающих новые взаимоотношения между академической наукой и промышленностью. К ним относятся: 1) «научные сети» (Steinmueller, 1994; David et al, 1997); 2) «исследовательская деятельность, ориентированная на пользователя, - Модель-2» (Gibbons et al, 1994); 3) «эволюционное экономическое мышление» (Nelson, 1995);
