Научная статья на тему '2006. 04. 021. Громова М. И. Русская драматургия конца ХХ - начала ХХI В. - М. : Флинта; Наука, 2005. - 368 с'

2006. 04. 021. Громова М. И. Русская драматургия конца ХХ - начала ХХI В. - М. : Флинта; Наука, 2005. - 368 с Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
938
147
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
РУССКАЯ ДРАМАТУРГИЯ 20 В
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2006. 04. 021. Громова М. И. Русская драматургия конца ХХ - начала ХХI В. - М. : Флинта; Наука, 2005. - 368 с»

2006.04.021. ГРОМОВА М.И. РУССКАЯ ДРАМАТУРГИЯ КОНЦА ХХ - НАЧАЛА ХХ1 В. - М.: Флинта; Наука, 2005. - 368 с.

В книге доктора филол. наук М.И. Громовой (проф. МПГУ) представлено движение отечественной литературы для сцены на протяжении четырех десятилетий. В первой части «Русская драма 60-80-х годов: Споры о герое» характеризуются творческие открытия классиков драматургии конца ХХ столетия, их последователей и драматургов «новой волны». Во второй - «Перестройка в судьбе драматургии и театра» - рассматривается многообразие эстетических поисков в условиях новой социокультурной ситуации. В третьей - «Новые имена. Новые тенденции» - предпринята попытка обобщить новейший материал, связанный с жизнью современной драматургии на рубеже ХХ-ХХ1 вв.

А. Арбузов, В. Розов, А. Володин, А. Вампилов обновили традиционный для отечественной драматургии жанр социальнопсихологической реалистической драмы. Для «театра Арбузова» самым главным стали поиски смысла жизни, размышления о быстротечности жизни и любви как основном критерии счастья и гармонии в отношениях между людьми. Есть у него особенно любимые персонажи: люди нравственно беспокойные, неуемные

фантазеры, чудаки и мечтатели, влюбленные в жизнь, наделенные талантом человечности. Театральный мир драматурга органичен, и ему казалось, что всю жизнь он писал как будто бы одну пьесу с продолжением. В связи с этим представляется особенно значительным последний период его творчества. В 1970-1980-е годы он создал два своеобразных цикла пьес, связанных между собой темой любви, семьи, поисков счастья, отмеченных новыми для автора чертами, но в то же время обобщающих все самое характерное для его художественного мира. Первый цикл - «Сказки старого Арбата», «В этом милом старом доме», «Старомодная комедия» - это комедии, построенные как причудливая, увлекающая автора игра, с большой долей авторской выдумки, разного рода условностей.

Три пьесы - «Жестокие игры», «Вечерний свет», «Воспоминания» - сам драматург объединил в цикл под названием «драматический опус». Сюда примыкают и последние пьесы Арбузова -«Победительница», «Виноватые». Это - более острые, жесткие по

содержанию пьесы; они более похожи на притчи, чем все ранее написанное.

Мещанство быта и мещанство духа волнует В. Розова на протяжении всего творчества. Различные проявления бездуховности в характерах и взаимоотношениях между людьми, запечатленные в поздних пьесах «Четыре капли», «Гнездо глухаря», «Кабанчик», представляют собой слепок с общества, в котором недостает «тепла человеческой доброты» (с. 28). Духовное перерождение человека в сторону апатии, равнодушия, отказа от идеалов молодости - одна из самых опасных и устойчивых социально-нравственных болезней «времен застоя». В пьесах 70-80-х годов, оставаясь верным наиболее близкой ему линии - психологического реализма, Розов глубоко разрабатывал проблему «несостоявшейся личности» (с. 27).

Целое направление в драматургии - психологический театр, «театр живого человека, имеющего право на свободу выбора, на счастье, на мечту», - определил своим творчеством А. Володин (с. 39). Герои его пьес («Пять вечеров», «Фокусник», «Похождения зубного врача», «Моя старшая сестра») во всех обстоятельствах сохраняют верность себе, независимость, чувство собственного достоинства. Иносказательные притчевые произведения - «Каст-ручча», «Беженцы», «Детектив каменного века», «Мать Иисуса» -оказались особенно востребованными в переходное время. Пьеса-антиутопия «Кастручча» и трагикомедия «Дульсинея Тобосская» предупреждают о губительности любых средств насильственного подавления личности: разрушение старых и возведение новых идолов ничего не изменят в жизни людей.

А. Вампилов называл свои пьесы «комедиями», но критики чаще именуют их «серьезными анекдотами», образующими сложное жанровое явление, где доминируют элементы психологической драмы «в чеховском ключе». Изображаемый драматургом мир лишен масштабных событий, экстремальных ситуаций, которые могли бы ярко высветить разные стороны человеческих характеров. В пьесах Вампилова господствуют будничность, размеренное течение жизни, иногда нарушаемое незначительными происшествиями; в них действуют самые обыкновенные люди с их повседневными интересами и заботами. В «театре Вампилова» ощутимо пристрастие к одному человеческому типу - рефлексирующему

герою 30-40 лет, ощущающему нравственный дискомфорт, недовольство своим образом жизни и «раннюю усталость».

В критике утвердилось мнение, что непременным атрибутом сознания вампиловских героев является сомнение, «напряженный поиск-размышление, анализ собственных психических состояний» (с. 61). М.И. Громова отмечает в пьесах «Прощание в июне», «Утиная охота», «Прошлым летом в Чулимске» сильно ощущаемое «лирическое авторское видение» судьбы своего поколения (и себя самого) на переходе от эйфории 50-60-х годов - от надежд изменить мир, жить по-новому, быть неповторимыми - к краху социальных иллюзий, к утрате личных ожиданий. Внешнее правдоподобие не помешало драматургу подняться до высот философского, притчевого звучания, до глубоких раздумий о поисках смысла жизни и взаимопонимания («Старший сын»).

Драматургия «поствампиловского» периода продолжала исследовать тип разочарованного мечтателя, которому «что-то не позволило стать самим собой» (с. 80). Психологическая драма «новой волны» продолжала, пишет М.И. Громова, настойчиво воссоздавать «историю болезни» общества, фиксируя черты нравственного распада, бездуховности, формализма, бюрократизма «застойного времени». Герои А. Галина («Восточная трибуна»), В. Арро («Колея»), В. Славкина («Взрослая дочь молодого человека», «Серсо») недоумевают, почему они «не состоялись» такими, как замышляли себя в юности. Ответ неутешителен: «планка» надежд, жизненных целей в юности была установлена слишком высоко.

Акцентируя внимание на повороте большинства писателей 70-80-х годов к герою, определяемому критиками как «срединный», «промежуточный» (Б. Любимов), «вибрирующий» между ангелом и грешником (И. Дедков), автор монографии все же полагает, что в драматургии этого периода был и положительный герой. Он существовал в драматургической публицистике, в «производственной», героико-революционной, исторической пьесе (с. 84). Возвращение такого героя - насущная проблема искусства вообще и театра в частности.

Перестроечные процессы вскрыли такие стороны общества, которые прежде не принято было замечать. Резко ужесточилась проблематика пьес на тему современной нравственности. Впервые с начала ХХ в. стали звучать слова «дно», «изнанка» жизни. Теат-

ральную сцену наводнили маргиналы всех мастей: наркоманы, бомжи, уголовники, рэкетиры, проститутки. Чрезмерное увлечение подобным материалом при невысоком художественном качестве рождало неоконъюнктурную «чернуху». Создавшееся положение пытались спасти драматурги «новой волны», чьи лучшие пьесы возглавляли репертуарные списки периода перестройки: «Звезды на утреннем небе» А. Галина, «Свалка» А. Дударева, «Дорогая Елена Сергеевна» Л. Разумовской, «Ночные забавы» В. Мережко, пьесы Э. Радзинского, Л. Петрушевской, Н. Коляды. При этом русская драматургия на социально-бытовую тему соприкоснулась с такими течениями в западноевропейском искусстве, как «театр жестокости», «театр абсурда», «театр парадокса». Заметно выделились пьесы о подростках и, прежде всего, о том, «как трудно быть молодым» (с. 90). Между тем, замечает М.И. Громова, жестокость и вообще принципы «шоковой терапии» нельзя использовать бесконечно долго. Важно не только выявить, продемонстрировать недуг, но главное - понять, как его преодолевать.

Первое, что бросается в глаза в пьесах Л. Петрушевской, это их перегруженность бытом. Быт сгущен, сконцентрирован до такой степени, что представляется единственной всеобъемлющей реальностью. Это - абсолют, вбирающий все проявления человека, все возможные отношения между людьми; которые «мечутся в этом плену, либо отбиваясь от нескончаемых проблем, либо молчаливо и покорно неся их бремя» (с. 154). В пьесах Петрушевской впечатляет парадоксальное несоответствие между романтическим названием («Любовь», «Анданте», «Уроки музыки», «Квартира Коломбины») и приземленностью, обыденностью, бездуховностью, цинизмом как нормой существования. Тем не менее мир, сотворенный ею, уникален. Ее пьесы интересны и воспроизведением реальной действительности, также использованием необычной формы подачи. Персонажи чаще всего чудовищно косноязычны. Из стихийного потока языка улицы Петрушевская создала для них замечательный «недоязык» (с. 165), максимально приближенный к «естественным условиям» его бытования. Языковые сдвиги разного рода (несовпадение глагольных форм, несовместимость слов и словосочетаний, сближение очень далеких понятий) порождают неожиданные контаминации, даже каламбуры. В неправильном и спонтанном языке героев штампы газетной речи, бытовые клише,

жаргонные словечки, профессиональные термины живут в нерас-члененном единстве («Чинзано», «Три девушки в голубом»). Речь характеризует состояние, поступки, ситуации, в которых находятся герои. Речь выражает социальную принадлежность персонажей, уровень их общей культуры, род занятий, круг интересов. Диалог у Петрушевской не всегда строится по принципу «вопрос - ответ». В высказываниях персонажей порой не только нет логической связи, но даже общего эмоционального контекста. Каждый думает только о своем, занят только собой. Это - наглядное проявление одиночества, более страшного, чем просто жизнь в одиночку. Герои окружили себя «глухой стеной непонимания и невнимания друг к другу» (с. 169).

Человеческая жизнь со всеми ее перипетиями, нелепостями, несуразностями побуждает драматурга обратиться к нереалистическим, условным приемам письма. Эффект абсурдности происходящего усиливается от пьесы к пьесе в цикле «Квартира Коломбины»; гротескные очертания приобретают отношения персонажей в «Анданте». Но, как доказывает М.И. Громова, мир Л. Петрушевской - лидера «шоковой» драматургии «новой волны» -при всей аналитической беспощадности, высоко гуманен. В нем все пронизано болью стыда за убожество, неустроенность быта, семейных отношений, несчастных женских судеб. Сказки Л. Петрушевской, в том числе пьесы-сказки для детей, опровергают недавние обвинения писательницы со стороны критиков в «жестоком квазиреализме», «беспощадной натуралистичности», ибо эти произведения демонстрируют способность их автора «взмывать к высотам человечности, красоты, гуманности с самых низких бытовых площадок» (с. 174). Безгранична и остроумна изобретательность Петрушевской в области языка. Здесь и розыгрыши, и комическое обыгрывание многозначности слова, и словесные загадки. В пьесах-сказках много веселого, забавного материала для спектакля-праздника, яркого зрелища, несущего добро вопреки злу и жестокости «грубой жизни».

Пьесы Н. Коляды («Мурлин Мурло», «Сказка о мертвой царевне», «Уйди-уйди») вводят зрителя в жизненные реалии огромного маргинального пространства, которое существует в стране. Драматург настойчиво, внимательно всматривается в этот мир, знакомый ему до мелочей. Эффект авторского присутствия - одна из

ярких черт поэтики Н. Коляды, сумевшего создать единую картину мира, где есть «свой круг» персонажей и «необозримое обжитое ими пространство - обочина» (с. 181). Время в этом мире растянуто на весь советский и постсоветский период. Прошлое и настоящее причудливо переплетаются не только в застоявшемся быте; нити из прошлого призрачно опутывают жизнь героев в настоящем. Это круг людей, которые в разной степени и по разным причинам оказались на обочине жизни, либо смиряясь с судьбой, либо по-своему бунтуя и мучаясь «вечными экзистенциальными вопросами» (с. 188).

Н. Коляда заполнил свои пьесы богатым, неиссякаемым потоком уличного говора, нынешнего фольклора - от словотворчества до всегда неожиданных «присказок», баек и анекдотов. В его творчестве тесно переплетаются низкое и возвышенное, совмещаются серьезное и смешное, «верх» и «низ»; но сквозь социальный, сиюминутный план проступает онтологическое начало.

Самобытен и творческий путь Н. Садур, драматурга и прозаика. Ее пьесы («Чудная баба», «Ехай!», «Ублюдок», «Лунные волки», «Поле» и др.) трудны для восприятия из-за своей смысловой и композиционной многослойности. Все они - о современной жизни, но только увиденной в непривычном ракурсе. Повседневность в них поверяется запредельностью, близкий и родной быт -бытием, коммунальная квартира - космосом. В реальные зарисовки вплетаются, проникают некие странные, мистические приметы. Они могут быть окрашены светлыми или темными тонами, быть «знаками» спасения или близкой беды, символами Добра или Зла. Нереальное здесь все больше заполняет текстовое пространство, выводя произведение к условно-фантастической притче.

Рассматривая сегодняшнюю драматургию, М.И. Громова рассказывает о фестивале «Любимовка» и его роли в поисках новой литературы для сцены. Это - фестиваль молодой драматургии, организованный в 1990 г. известными российскими драматургами М. Рощиным, А. Казанцевым, В. Славкиным, В. Гуркиным, Ю. Рыбаковым и др. Название фестиваля определилось по месту просмотра большинства новых, предварительно отобранных для фестиваля спектаклей. Любимовка - это подмосковное имение отца К.С. Станиславского - Сергея Владимировича Алексеева, фабриканта и промышленника. За годы работы фестиваля на нем были представлены пьесы М. Угарова, Е. Греминой, А. Слаповского,

А. Дьяченко, О. Михайловой и др. Дебютировали на «Любимовке» и ныне репертуарные пьесы К. Драгунской, М. Курочкина, Е. Исаевой, В. Леванова, О. Мухиной. Были открыты новые имена: С. Калужанов, И. Вырыпаев и др. Многие выдвинутые «Любимовкой» драматурги удостоились премии «Дебют» и были приглашены со своими пьесами на сцены различных театров, прежде всего, в Центр драматургии и режиссуры. Основное впечатление критиков после каждого фестиваля - широкий диапазон поисков, эстетическое многообразие, неоднородность художественных пристрастий молодых авторов.

О.В. Михайлова

Русское зарубежье

2006.04.022. ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР И.С. ШМЕЛЁВА И ТРАДИЦИИ СЛАВЯНСКИХ ЛИТЕРАТУР: Сб. материалов меж-дунар. науч. конф. / Ред. Цыганник В.П. - Симферополь: Таврия-Плюс, 2004. - 340 с.

Сборник содержит материалы XII Крымских международных Шмелёвских чтений, проходивших в 2003 г. в Алуштинском музее писателя. Публикуются доклады ученых России, Украины, Беларуси, Германии, Польши. Статьи распределены по разделам: «Жизнь и творчество И.С. Шмелёва», «Славянская литература рубежа веков», «Религиозно-философские искания писателей ХХ в.»,

«Исторические процессы ХХ в. в формировании мировоззрения: Факты, документы, архивы», «Украинская диаспора: Контакты и тенденции развития», «Языковые процессы в современном мире». Для реферата выделены статьи о И.С. Шмелёве.

Открывает сборник статья Л.А. Спиридоновой (Москва) «В русле “духовного русского потока”: (И. Шмелёв и русская классика)», в которой рассматривается влияние Пушкина, Гоголя, Достоевского, Л. Толстого, Чехова, Горького. Вместе с тем подчеркивается, что писатель развивал многие традиционные темы в соответствии со своей идейно-философской и эстетической концепцией. Так, в повестях «Гражданин Уклейкин» и «Человек из ресторана» он изобразил «маленького человека» не смиренным страдальцем (как у Пушкина и Гоголя), не «униженным и оскорб-

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.