CC BY
78
ти к трактовке человека как исключительно физического, материального существа. Семантика слова «чувствительность» усложняется: оно начинает означать, с одной стороны, ответную реакцию органов чувств на внешний раздражитель, а с другой - предстает как «чувствительность сердца», т.е. как присущая только человеку способность к состраданию при виде чужого несчастья (именно эти два значения закрепляет за «чувствительностью» «Словарь Академии Российской»).
«Замысел связать проявления чувствительности с анатомическими органами (в научном, философском и риторическом планах), -приходит к заключению В. Соболь, - демонстрирует напряженное внимание сентименталистов к телу как вместилищу и орудию утонченной чувствительности. Психология эмоций, детально разработанная Карамзиным, Радищевым и многими другими подрывает распространенный взгляд на сентиментализм как течение, выдвигавшее высокоспиритуализированное видение человеческой природы, предваряющее романтический дуализм. Усилие русских сентименталистов преодолеть бинарную оппозицию духа и тела скорее предвосхищает пафос антидуализма, присущий реалистам 1840-х годов» (с. 14).
Т.Г. Юрченко
2006.04.019. БЕЛЯЕВА И.А. СИСТЕМА ЖАНРОВ В ТВОРЧЕСТВЕ И.С. ТУРГЕНЕВА. - М.: МПГУ, 2005. - 250 с.
В монографии доктора филол. наук И.А. Беляевой исследуется система жанров, ее становление и эволюция в творчестве И.С. Тургенева на протяжении 1830-70-х годов. Ключевое и определяющее понятие исследования - индивидуальная жанровая система. Автор отмечает, что необходимость системного подхода к изучению жанров была заявлена Ю.Н. Тыняновым («О литературной эволюции», 1927), глубоко осознана в методологическом плане Д.С. Лихачёвым («Поэтика древнерусской литературы», 1967), реализована в работах А.И. Журавлёвой («Островский -комедиограф», 1981), В.Н. Захарова («Система жанров Достоевского: Типология и поэтика», 1985) и др. Современный подход к данной проблеме наиболее четко обозначен в коллективном труде ИМЛИ «Теория литературы» (М., 2003. - Т. 3: Роды и жанры).
По мысли И.А. Беляевой, «жанровая система писателя имеет свой хронотоп, свою пространственно-временную протяженность», т.е. она, как и само творчество, динамична, что подразумевает «движение автора от жанра к жанру как наиболее предпочтительному для него в тот или иной момент жизни способу видения мира и человека» (с. 5, 6).
Реферируемая монография состоит из трех глав. В первой характеризуется жанровый диапазон творчества Тургенева в 18301850-е годы, во второй - специфика повести и романа в 1860-1970-е годы, в третьей рассматриваются «Стихотворения в прозе».
Первая глава содержит анализ ранних стихотворных опытов писателя, разнообразных по жанровым признакам: от стихотворений, написанных в традиции альбомной поэзии, мадригала и послания, до песен, восходящих к литературному или народному источнику. Уже здесь имеет место, может быть, до конца и не осознанное самим писателем стремление к «единению», «собиранию» своей художественной мысли; «его лирика имеет определенную циклическую направленность» (с. 11). В творчестве Тургенева 40-х годов автор выделяет собственно «авторские» циклы - «Вариации» (1843), «Деревня» (1846), а также цикл, который условно можно назвать «премухинским», или «бакунинским» (по аналогии с «панаевским» циклом у Некрасова), поскольку цикл этот восходит к премухинскому роману Тургенева с Т.А. Бакуниной.
Стремление Тургенева-поэта к циклизации обнаруживает, по мнению И.А. Беляевой, тенденцию к романизации лирики, что характерно для русской поэзии 1840-1850-х годов. В циклообразо-вании автор усматривает тяготение поэта к целостности и диалогич-ности видения мира и человека. При этом в тургеневской лирике существовала и противоположная тенденция (особенно в стихотворении «Вечер» и поэме «Стено»): размышления о смысле жизни полны пессимизма, осознания «разрыва, разъединенности человека и мира, человека и Природы» (с. 18). Сам процесс циклообразования в лирике автор предлагает рассматривать как жанровый.
В качестве «повестей (рассказов) в стихах» трактуются поэмы «Параша» (1843), «Поп» (1844) и «Андрей» (1845) в их соотнесенности с творчеством Пушкина. Принципиально важным для большинства поэм Тургенева оказывается диалог с «Евгением Онегиным», с его романной традицией. И жанр «повести в стихах», выросший из
комической поэмы, был «наиболее приемлемой формой такого диалога», а точнее - «спора» (с. 20, 21). Автор монографии признает справедливой позицию В.И. Кулешова, писавшего о «пародировании учителей» в поэмах Тургенева, в результате чего «традиция оборачивается иронией»1. Но спор с Пушкиным не ограничивался пародией: «В конечном счете, это спор с пушкинской "картиной мира"» (с. 22), поскольку тургеневская поэма предлагала «свою, альтернативную роману, картину мира, где актуализировались разъединяющие жизненные начала, обусловленные трагизмом конечного и бренного человеческого бытия» (с. 30).
Иную разновидность жанра представляют поэмы «Стено» (1834) и «Разговор» (1844), в которых писатель продолжил «линию романтической поэмы» при очевидном желании «выйти за пределы традиционного жанра» (с. 30-31). В обоих произведениях «предлагается возможный путь развития романтической поэмы - драматизация (драматическая поэма) или лиризация (стихотворение)» (с. 38).
При обсуждении жанровой организации «Записок охотника» как цикла И.А. Беляева указывает на необходимость анализа жанровых качеств тех «очерков», «отрывков» и «рассказов», которые составляют этот цикл. Его поэтика определяет целостность произведения «не только с помощью единого образа рассказчика, но и в композиционной последовательности и архитектонической ассоциативности» (с. 58). Жанровая емкость цикла обусловила его способность «объективно услышать в разрозненном и раздробленном жизненном пространстве гармоническую целостность и циклическую бесконечность, т.е. быть "эпосным" или "эпопейным" циклом». Жанровое своеобразие «Записок» предопределило «лирическую пристрастность автора, высвечивая в рассказчике и его сказе лирического героя», а также познание жизни «во всем ее "драматургическом" многообразии, запечатлевая реалистичность характеров, диалогов, картин» (с. 59).
Важной жанровой составляющей «Записок охотника» автор монографии считает хронотоп: «Он как бы складывается из протя-
1 Кулешов В.И. Натуральная школа в русской литературе XIX в. - М., 1982. - С. 180, 181.
женного... пространства и времени Природы и конечного, равного "точке", хронотопа человека, воплощенного в художественно-философской категории "лишнего человека"» (там же). Само определение «лишний», возникшее во время работы над последними рассказами «Записок», оформилось в повести «Дневник лишнего человека». По мнению И.А. Беляевой, «лишние» у Тургенева - это не столько социальная категория: его Гамлет Щигровского уезда, Петр Петрович Каратаев, Чертопханов и др. - не потому «лишние», что «не нашли места в жизни, а потому что слишком малы в беспредельности времени и пространства вечного и бессмертного мира» (с. 55).
Драматургическое творчество Тургенева 1840-х - начала 1850-х годов автор рассматривает как попытку реформирования национального театра, его жанрового состава. Отмечается, что драма подготавливала и отшлифовывала стиль Тургенева-прозаика. Широта жанрового диапазона раннего творчества писателя во многом была обусловлена внутренними процессами в русской литературе, которая переживала становление реалистической поэтики, а также постепенное утверждение индивидуально-авторской поэтики жанра и стиля.
Во второй главе И.А. Беляева анализирует «жанровый диалог» повести и романа в творчестве Тургенева в 1850-1870-е годы, показывая обусловленность жанрового содержания своеобразием мировидения писателя. «Тургенев-художник противоречив и двойствен точно так же, как и мыслитель. И его философии, и его художническому дару был свойствен дуализм: трагический пессимизм, идея "метафизической ничтожности" человека сочеталась с потребностью веры в его "метафизическую устойчивость"» (с. 86). Свойственная писателю мысль о двойственности, амбивалентности человеческой природы подтверждается анализом его статьи-эссе «Гамлет и Дон Кихот» (1860). Своеобразие его видения человеческой природы породило преимущественно «дуалистическую жанровую модель зрелого творчества писателя» (с. 89).
Концепция человека в жанре повести и романа обрела конкретное выражение в герое. В повести (как и в ранних стихотворениях в прозе) герой формируется на основе противопоставления русской романной традиции. Он предстает как тип «лишнего человека», в котором актуализирована «гамлетовская доминанта»; он
сосредоточен на себе, и его существование замкнуто во времени и пространстве.
Романный герой являет собой «единство противоположных тенденций, амбивалентность "крайних граней" гамлетовского и донкихотского начал» (с. 146). Но определяющей становится «доминанта Дон Кихота, выражающаяся, прежде всего, в открытости героя миру, его "внутреннем стремлении к совершенству", а также в нравственном чувстве» (с. 146). Многогранность и неповторимость героев Тургенева позволяет отнести их к разным типам: герой с «инстинктом гениальности» (Рудин), герой «здравого дюжинного рассудка» (Литвинов, Соломин), «нигилист» (Базаров). Однако границы между этими типологическими рядами размыты -как следствие единой концепции героя, в основании которой «лежит доминанта добра, непосредственно соотносимая с донкихотов-ским началом» (с. 147). Тип «тургеневской женщины» находится в прямом соответствии с концепцией романной героини, отличающейся от героини повести внутренней силой и прочностью, жертвенностью, а также свободным, решительным характером и развитым нравственным чувством.
При анализе структуры героя повести отмечается: «Становление его характера катастрофично, а прозрение героя отрицательно по отношению к предыдущему жизненному этапу и пессимистично по отношению к будущему». В романе же, «несмотря на внутреннюю эволюцию, которую претерпевают герои, актуальной остается целостность (цельность) характера, эпическая "преемственность" временных этапов жизни героя» (с. 173). Таким образом, «структура героя» в повести и романе Тургенева выражает соответственно преобладание в повести «лирически эмоционального и субъективного начала, а в романе - эпического» (с. 174).
Средством реализации концепции героя выступают сюжет и хронотоп, рассматриваемые как важные жанрообусловливающие факторы. В частности, отмечается близость сюжетных ситуаций романов и повестей, свидетельствующая о взаимозависимом их становлении и развитии. Близость сюжетов объясняется тем, что в романе и повести Тургенев осмысляет родственные явления человеческой жизни и в первую очередь - любовь. В повести она имеет трагическое (катастрофическое) разрешение; счастье героев оказывается мимолетным и предопределенным. В романе она обретает
значение «жертвенного и духовного чувства, проявляющего в герое не его стихийные, а глубоко сердечные и человечные, светлые начала» (с. 220).
Обобщая наблюдения над особенностями пространственно-временной организации тургеневских повести и романа, И.А. Беляева выделяет два плана - исторически-конкретный и космический. «Исторически конкретное в повести является знаком "прошлого", собственно эпического времени и часто подчинено психологической задаче. Повесть актуальна не своей живой современностью, а, прежде всего, значениями вневременными» (с. 221). В романе исторически конкретное тесно связано с национальной историей, жизнью и будущим России; оно имеет значение становящегося настоящего, чему во многом способствуют романные диалоги. «Хронотоп повести замкнут и подобен кругу, хронотоп романа динамичен, поступателен и не конечен, он актуализирует значения движения, пути - как на уровне личного хронотопа героя, так и национальной истории в целом» (там же).
В третьей главе монографии дан анализ «Стихотворений в прозе», воплотивших, по мнению автора, все ключевые темы и мотивы предшествующего творчества Тургенева. Именно в них писателю удалось гармонически соединить «разные родовые значения: его прозаическая миниатюра являла собой и эпические, и драматические, и лирические качества и свойства, т.е. видела и показывала мир в его "всеохватности" и универсальности» (с. 248).
«Стихотворения в прозе» - не сборник, а цикл произведений, единство которого предполагает свободу входящих в него миниатюр и свободу его «смыслостроения» читателем. Целостность и единство объясняются особой элегичностью. Именно этот тип «художественной модальности» служит основанием для гармоничного соединения разных типов освещения жизни автором и разных граней противоречивого мировоззренческого дуализма Тургенева, «крайние грани» которого выступают теперь «не в качестве доминант, но гармонично сосуществующих констант» (с. 248).
Принцип жанровой формы «Стихотворений в прозе» - «малое в большом и большое в малом» - находит выражение и на уровне отдельных миниатюр, и «в рамках принципиально незавер-
шенного целого цикла». В цикле мир явлен «во всем его многообразии, диссонансах и гармонии, указывающей спасительный путь из эсхатологического ужаса, казалось бы, непримиримых противоречий» (с. 248-249).
Обобщая наблюдения над развитием жанровой системы в творчестве Тургенева, И.А. Беляева отмечает ее единство, обусловленное ведущими тенденции, своего рода константами жанровых исканий писателя - «это универсализм художественной мысли и элегизм авторской эмоциональности (модальности)» (с. 245).
В. А. Лихтарович
ЛИТЕРАТУРА ХХ-ХХ1 ВВ.
Русская литература
2006.04.020. РУССКАЯ ПРОЗА КОНЦА ХХ В. / Под ред. Коля-дич Т.М. - М.: Изд. центр «Академия», 2005. - 424 с.
Книга создана научным коллективом кафедры русской литературы ХХ в. МПГУ. Во введении Т.М. Колядич отмечает: «При изучении истории литературы традиционно выделяется этап новой и новейшей, или современной, литературы»; при этом термином «современная литература» обозначают произведения, появившиеся в течение последних десятилетий (с. 3). Точкой отсчета считается 1985 год - начало «перестройки». Принятый авторами «социолого-эстетический» принцип характеристики культурных явлений объясняется тем, что в течение длительного времени существовала практика определения этапов развития отечественной культуры в зависимости от социальных реалий, заметно повлиявших на содержание художественных процессов.
Основанием для рассмотрения 1985-2002 гг. как «переходного» периода становятся социальные (Закон о печати, отменивший цензуру в стране и косвенно способствовавший «активизации издательской деятельности») и художественные явления. В это время в литературных произведениях наметились тенденции к изменению проблематики и системы персонажей, к усилению иронического начала, к созданию гротескной картины мира и т.п. Заметную трансформацию претерпели традиционные темы (воен-
