Научная статья на тему '2006. 04. 014. Каждан А. П. Никита Хониат и его время / подгот. Изд. Любарского Я. Н. И др. - СПб. : Дмитрий Буланин, 2005. - 544 с'

2006. 04. 014. Каждан А. П. Никита Хониат и его время / подгот. Изд. Любарского Я. Н. И др. - СПб. : Дмитрий Буланин, 2005. - 544 с Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
227
46
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ХОНИАТ Н
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2006. 04. 014. Каждан А. П. Никита Хониат и его время / подгот. Изд. Любарского Я. Н. И др. - СПб. : Дмитрий Буланин, 2005. - 544 с»

2006.04.014. КАЖДАН А.П. НИКИТА ХОНИАТ И ЕГО ВРЕМЯ / Подгот. изд. Любарского Я.Н. и др. - СПб.: Дмитрий Буланин, 2005. - 544 с.

Книга доктора филол. наук А.П. Каждана (1922-1997) - второе в истории русской науки монографическое исследование творчества крупнейшего византийского историка Н. Хониата (конец XII -начало XIII). Первая работа о нем, принадлежащая перу Ф.И. Успенского, вышла в Санкт-Петербурге в 1874 г.). Рукопись книги А.П. Каждана была подготовлена еще до отъезда ученого из СССР (в 1978 г.), но так и не была напечатана при жизни. Частично она вошла в книгу «Прорыв в византийской культуре Х!-ХП вв.», напечатанную в США и Англии в 1985 г.1

Реферируемое издание состоит из двух частей: в первой помещен текст исследования; во второй собраны статьи А.П. Каждана о Никите Хониате. Почти всю жизнь ученый работал над понятийным словарем к «Истории» - главному труду Н. Хониата; однако материалы словаря до сих пор не напечатаны и хранятся в архиве РАН.

В предисловии Я.Н. Любарский отмечает, что А.П. Каждан рассматривал «Историю» Никиты Хониата как художественное произведение, полагая, что это «ни в коей мере не памятник аналитического жанра, а роман на историческом материале, подчиняющийся закономерностям романной прозы с ее сложностью и противоречивостью характеристик, разрывом между реальным и художественным временем, амбивалентной ироничностью речи» (цит. по: с. 7-8). Многочисленные неточности и «небрежности», в которых историки обычно обвиняют Хониата, являются, считает Я.Н. Любарский, результатом «той художественной системы», в которой работал автор (с. 8).

В кратком введении А.П. Каждан подчеркивает, что его интересует, «как выглядит Хониат в соотнесении не с абстрактными идеями, а с социокультурной проблематикой своей эпохи...» (с. 22).

В первой главе «Экономический подъем и феодализация общественной структуры Византии Х!-ХП вв.» характеризуется

1 Памяти ученого посвящено специальное издание «Мир Александра Каждана», вышедшее в свет в издательстве «Алетейя» в 2003 г.

период с 1025 по 1204 г. Ученый привлекает огромное количество источников, анализирует археографические находки, доказывая, что вопреки устоявшимся стереотипам названный период нельзя рассматривать как время упадка. Однако Хониат отмечал, что, несмотря на несомненную экономическую стабильность и даже некоторое повышение уровня жизни, «городские автономии и элементы самоуправления еще не превратили город в независимые структуры» (с. 39). Византийским гражданам этого времени еще «не было свойственно то чувство городского самосознания, которое отличало новую западную культуру» (с. 38). А.П. Каждан находит в художественной палитре Никиты Хониата образы представителей торгово-ремесленного мира, хотя и достаточно редкие. Важное место в образной системе Хониата занимают сельскохозяйственные работы. Ученый выделяет целый комплекс связанных с ними традиционных оборотов, имеющих параллели в фольклоре. Например, он приводит такие смысловые пары, как жатва/битва, сорняки/враги («сельджуки падали на землю, словно колосья»; «военная жатва собирает кучами снопы павших мужей»; «сельджукские войска были развеяны, как мякина и жатвенная пыль») (с. 59-60). Сравнения, связанные со скотоводством, используются и как метафорическое обозначение огромного войска («обширные стада» турок), и для описания воинов (как стада в ограде). Для характеристики испуганных людей применен библейский образ: «овцы, обреченные на заклание» (Пс., 43, 23). Особо отмечен бык, сопоставленный с крестоносцами, «имевшими травы на рогах» и бодливыми (с. 61). Образы домашних животных использованы Хониатом нетрадиционно. Конь выступает как символ несдержанности, похоти, надменности, а традиционный образ боевого коня встречается редко. Собака - это и голодное животное, бродящее по городу, и символ угодливости, и элемент этической оценки (норманны «бросали на святыни собачьи взоры»). Никита Хониат пользуется сложной системой выразительных средств, но главное для него не описание городской экономики, а яркие зарисовки повседневной жизни.

Вторая глава «"Демократизация" и "аристократизация" культуры» раскрывает эволюцию в изображении Хониатом византийского общества и культуры. Важнейшим признаком процесса демократизации было «проникновение разговорного языка в пись-

менную литературу» (с. 87). Народная речь прежде всего захватила поэзию. На примере трех групп памятников, написанных на разговорном языке, А.П. Каждан показывает, что с языком койне шел постоянный обмен, как на лексическом, так и на грамматическом уровне. Параллельно с проникновением народной лексики происходила трансформация метрики - от квантитативной античной, рассчитанной на систему долгих и кратких гласных, к новой -тонической, основанной на чередовании ударных и безударных слогов. Такой переходной формой стал двенадцатисложник, восходящий к ямбическому триметру. Новая поэтическая ритмика «ломала традиционные литературные формы» (с. 90). А.П. Каждан отмечает, что, с одной стороны, это вызывало недовольство пуристов и архаистов, считавших, что тонические размеры, и в частности пятнадцатисложник, пригодны только для упрощенной (народной) лексики, а с другой - именно этот размер нравился императорскому двору.

Одновременно с изменением языка происходили изменения в приемах изображения простых людей, представителей аристократии, в становлении образа идеального государя. Но наиболее отчетливо эти изменения видны в новой трактовке образа женщины: на место тихой обитательницы внутренних покоев приходит властная хозяйка, которая распоряжается слугами и даже мужа держит под башмаком. Историки описывают многочисленные любовные похождения представительниц аристократии. «Эти романы пропитаны страстью и готовностью жертвовать» (с. 106). Активность женщин проявилась и в государственной сфере: Мария Комнина (дочь Мануила I) фактически возглавила заговор знати; Евфросиния (жена Алексея III) сама управляла государством. В исторических сочинениях появляется ряд героинь, которые вмешивались в политическую жизнь; таковы Анна Даласина - мать Алексея I, его жена Ирина Дукена, ее дочь Анна Комнина (писательница, меценатка, глава литературно-политического кружка), Севастократориса Ирина, вдова Андроника (второго сына Иоанна II), покровительствовавшая многим ученым и писателям, и др.

Другая тенденция - аристократизация - проявлялась параллельно с первой (демократизацией) и, как показал Хониат, намного более отчетливо. Например, византийский политиче-

ский деятель, философ и писатель Михаил Пселл постоянно отождествлял благородство с моральными достоинствами и талантами человека. С явной укоризной он отмечал, что в Византии начальниками часто становятся купленные у варваров рабы и «власть вручается не Периклам и Фемистоклам, а лишенным чести Спартакам» (с. 108). Аристократизация привела к некоторой перестройке представлений об идеальном государе и воине. Образ государства А.П. Каждан рассматривает на примере правления Мануила I. Сопоставляются литературные источники с изображениями на монетах и данными о придворном церемониале. Важно, что каждое наблюдение над текстом Хо-ниата и текстами других историков проверяется фактическими источниками. Специальное внимание ученый уделяет созданию византийского «рыцарского» эпоса о Дигенисе Акрите, отразившего умонастроения военной аристократии.

А.П. Каждан анализирует язык Хониата, отмечая, что его сочинение написано на «литературном, так называемом "чистом" языке» (с. 133), однако историк широко пользовался и массовыми оборотами, которые следует выделить в достаточно цельный «народный диалект». С ним связан не только определенный отбор лексики, но и соответствующий речевой слой, построенный на словесной игре и метафорическом переосмыслении литературных слов. Отразив в «Истории» наличие тенденций к демократизации и аристократизации, Хониат не скрывал и своего к ним отношения. С одной стороны, он симпатизировал таким качествам, как родовитость, воинская доблесть, верность, но с другой - впитывал «элементы демократического, народного быта» (с. 149). По мнению А.П. Каждана, анализ текста доказывает, что «демократичность» Хониата была не настоящей, а скорее связана с модой, установившейся в то время при императорском дворе.

Третья глава «Школа и наука» освещает взгляды Хониата на проблему образованности. В центре внимания - рассказ о его друге Велисариоте. На примере истории его жизни Хониат размышляет о путях получения образования, о его содержании, о положении образованного человека в византийском обществе. Автор исследует роль мифологии в художественной системе «Истории»: Хониат постоянно обращается к сюжетам греческих мифов и произведениям античных авторов. Помимо «Илиады» и

«Одиссеи» он цитирует более 90 древнегреческих источников. А.П. Каждан выделяет несколько групп таких упоминаний: одна группа - это образы, связанные с мотивом смерти (образы Аида, Харона, Кербера, Танатоса, Хаоса и Эреба); другая группа - боги войны и раздоров; в третью группу входят герои, связанные с темой непостоянства (Ахилл, Патрокл, братья Диоскуры, Протей); в особую группу выделены боги (Зевс, Гера, Афродита, Арес, Артемида, Аполлон); последняя группа включает героев, с которыми связаны популярные сюжеты (Геракл, Тесей, Персей, Одиссей) (с. 226-229). Знание античной традиции отнюдь не означало какого-либо отхода от христианского вероисповедания. Воспринимая греческую мифологию как ересь, Хониат оставался богословом. Будучи прекрасно знаком с византийской богослужебной литературой и агиографией, он многократно цитировал соответствующие тексты.

В «Приложении» публикуются статьи о Никите Хониате, написанные А.П. Кажданом параллельно с текстами книги и после ее завершения. В них раскрываются контекст, в котором создавалась «История», а также связи Хониата с современными ему авторами и некоторые аспекты поэтики его труда. Отдельную группу составляют англоязычные работы А.П. Каждана, написанные после выхода монографии в эмиграции; в полном виде они не публиковались. Статья «Тело в "Истории" Никиты Хониата» позволяет проникнуть во внутренний мир Хониата, разделявшего античное представление о целомудрии, но отвергавшего античный культ обнаженного тела. (Однако при враждебном отношении к наготе он использовал более 17 слов для обозначения «низменных» частей тела.) Некоторые статьи издавались по частям, и только в реферируемой книге их можно прочитать вместе. Таковы - «Военная терминология в "Истории" Никиты Хониата: Названия подразделений и сражений» и «Наименование войны в "Истории" Никиты Хониата». В первой статье ученый показал, что Хониат использовал не классическую античную терминологию, а народную; это позволило добиться большей выразительности и широты оценок. Во второй анализ лексики труда подтверждает, что Хониат рассматривал оборону как активную защиту, а потому в его «Истории» больше встречается названий для наступательных, чем для оборонительных

маневров. Статья «Никита Хониат в византийской литературе» впервые публикуется в реферируемом издании. Формально она должна была открывать публикацию текста «Истории» и помочь его восприятию неспециалистами, но на самом деле в ней дан новый подход к прочтению памятника.

Книга А.П. Каждана «Никита Хониат и его время» (1978) является новаторским исследованием, хотя и написана более 20 лет назад.

Ф.С. Капица

2006.04.015. ЛИПТОН С. «НЕЖНЫЙ НАКЛОН ЕГО ГОЛОВЫ»: ТЕКСТЫ О СОЗЕРЦАНИИ РАСПЯТИЯ В ЭПОХУ ВЫСОКОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ.

LIPTON S. «The sweet lean of his head»: Writing about looking at the crucifix in the High Middle ages // Speculum. - Cambridge (Mass.), 2005. - Vol. 80, N 4. - P. 1172-1208.

Статья американской исследовательницы Сары Липтон затрагивает одну из самых популярных тем в современной медиевистике - тему соотношения в средневековой культуре визуального и вербального начал. В данном случае речь идет о группе текстов, описывающих вполне определенную зрительную ситуацию: созерцание распятия. Эта ситуация сопряжена с парадоксом, который С. Липтон поясняет на примере, приводимом ею в самом начале статьи. Весной 1272 или 1273 г., в завершении своей проповеди на Страстную пятницу, некий парижский священник воскликнул, указывая на распятие: «О христианин, смотри, смотри, как он наклонил голову, чтобы тебя поцеловать, как он распростер руки, чтобы тебя обнять!» (с. 1172).

Неизвестный священник учит свою паству, как надо «читать» распятие; что, собственно, надо видеть в нем как в особого рода визуальном тексте. Прочтение, которое он предлагает, позднее укоренится в европейской культуре, станет одним из мотивов христианской поэзии (в частности, найдет выражение в известном «пасхальном» стихотворении Б. Л. Пастернака: «Слишком многим руки для объятья / Ты раскинешь по концам креста»). Вместе с тем прочтение, изобретенное средневековыми проповедниками и экзегетами, откровенно противоречит простым евангельским фактам: Христос «распростер» руки, потому что они прибиты к кресту; он «наклонил» голову, потому что жизнь покинула его («и, преклонив главу, предал дух» - Ин. 19:30).

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.