CC BY
105
ПСИХОЛИНГВИСТИКА
2006.04.005. ПИЩАЛЬНИКОВА В.А. ИСТОРИЯ И ТЕОРИЯ ПСИХОЛИНГВИСТИКИ / Ин-т языкознания РАН, Моск. гос. лингв. ун-т. - М., 2005. - Ч. 1. - 296 с.
В первой части учебного пособия рассматриваются краткая история зарубежной психолингвистики и актуальные проблемы методологии современной психолингвистики. Детально исследуются вопросы о методологической базе психолингвистики, о вычленении научного объекта. Рассматриваются базовые категории деятельности и речевой деятельности, понятия языковой и речевой способности.
В предлагаемом В.А. Пищальниковой курсе лекций становление психолингвистики как науки традиционно начинается с рассмотрения зарубежных теорий, чему посвящен первый раздел, несмотря на то что отечественная психолингвистика разрабатывалась параллельно с зарубежной, а не была ее продолжением.
В лекции 1. рассматривается психолингвистика Ч. Осгуда (Ассоцианистская психолингвистика). Автор курса отмечает, что это направление - новый этап в изучении психолингвистики. Главное ее достижение - внедрение новых методологических схем анализа коммуникации, заимствованных из теории информации, в анализ речевого общения. Утверждается, что речевая деятельность возникает и развертывается только в человеческом общении как определенной форме социального взаимодействия людей. Процессы продуцирования и рецепции речи могут быть адекватно исследованы только в структуре общения. Ч. Осгуд сам признавал, что его психолингвистика не разработала новых идей в области психологии речи, однако новые идеи в область анализа коммуникации были им внедрены. Таким образом, следует вывод, психолингвистика Ч. Осгуда, оказавшая огромное влияние на развитие науки, устанавливала новую объектную область научного исследования -человеческую коммуникацию, и формулировала предмет исследования как установление характера отношений между структурой сообщений и качествами индивидов. Коммуникация рассматривалась как специфический объект, отличный от объекта психологии речи. При этом психолингвистика определялась как научная дисциплина, которая исследует процессы кодирования и декодирова-
ния сообщений, совершающиеся в условиях коммуникативного акта. Психолингвистика Ч. Осгуда, оставаясь верной экспериментальным методам исследования бихевиоризма, вместе с тем стимулировала развитие новых экспериментальных исследований речевого поведения и разработку некоторых специфических приемов его исследования. Кроме того, в изучении коммуникации стал использоваться дистрибутивный анализ языковых данных.
Лекция 2 посвящена психолингвистике Миллера - Хомско-го. Говоря о ее значении, В. А. Пищальникова отмечает, что оно обнаруживается прежде всего в попытке систематического сотрудничества психологии и лингвистики, в котором ведущее место занимала лингвистика, предложившая собственную модель порождения высказывания. Кроме того, популярность модели, принципиально отрицающей необходимость рассмотрения семантики языка, активизировала противоположные тенденции в развитии науки -семантические исследования разных направлений. Это привело не только к увеличению научного материала, но и к интересным попыткам построения теорий, адекватно описывающих речевую деятельность как процесс речесмыслопорождения.
Итогом лекции служит формулирование различий теоретических позиций Ч. Осгуда и Дж. Миллера - Н. Хомского. Основное различие концепций состоит в ответе на вопрос, каким образом индивид создает новое высказывание. Ч. Осгуд исследовал структуру отдельного слова и полагал, что овладение языком состоит в запоминании слов и их отношений, согласно Н. Хомскому, усвоение языка - это усвоение системы правил формирования осмысленного высказывания. Более того, как отмечает автор лекций, психологическая ориентация Ч. Осгуда сменилась собственно лингвистической ориентацией, хотя психолингвистика Миллера - Хомского и претендовала на роль не только лингвистической, но и психологической теории. Все психологические процессы сводятся в ней к реализации в речи языковых структур. Системность поведения индивида выводится из системности языка. Хотя реактивность осгу-довской модели поведения еще не вполне преодолена, Дж. Миллер подчеркивает большую активность человека, в частности момент планирования поведения. Порождение речи определяется, по Миллеру, не системой ассоциативных связей, характерной для пассивной реактивности, а характером планируемого поведения. Вероят-
ностно-статистические критерии развертывания сообщения для Ч. Осгуда были основными, для Дж. Миллера главное - жесткие алгоритмические правила трансформационного преобразования высказывания. Наконец, в психолингвистике Дж. Миллера - Хом-ского делается определенный шаг к представлению единства процессов продуцирования и восприятия речи.
Лекция 3 посвящена психолингвистике «третьего поколения» («новая психолингвистика», по терминологии Дж. Верча). В США она представлена Дж. Верчем и Джеромом Брунером, во Франции - Жаком Мелером, Жоржем Нуазе, Даниэлем Дюбуа, в Норвегии - Рагнаром Румметвейтом (Румметфейт, Ромметвейт). Психолингвистика третьего поколения не ориентируется на какую-либо цельную психологическую теорию или лингвистическую концепцию; усилия ученых сосредоточиваются на исследовании реальных говорящих в реальных коммуникативных ситуациях. Это принципиально отличает названное направление от предыдущих, исследовавших либо отдельное слово (Ч. Осгуд), либо абстрактные семантико-синтаксические структуры (Н. Хомский); следовательно, считает В.А. Пищальникова, расширяется объектная область психолингвистики, куда включается реальная речевая деятельность; исследователи не ограничиваются эмпирической проверкой дедуктивных теоретических схем; вместе с тем организации и методике проведения эксперимента уделяется много внимания; психолингвисты «третьего поколения» критически относятся к идее Н. Хомского о врожденных универсальных языковых структурах; психолингвистические процессы рассматриваются в широком контексте - в связи с мышлением, общением, памятью. А.А. Леонтьев полагает, что такая постановка психолингвистических проблем способствовала развитию теоретической базы когнитивной психологии.
Краткий обзор современных психолингвистических и некоторых связанных с психолингвистической проблематикой когнитивных исследований позволяет автору курса сделать следующие выводы. Зарубежные психолингвистические исследования, развивавшиеся с начала 60-х годов прошлого века с учетом содержания и социальных функций речевой деятельности, сохраняют эту тенденцию. При этом, как и в первые периоды существования психолингвистики, большее внимание уделяется экспериментальному исследованию свойств речевой деятельности, выявлению законо-
мерностей процессов продуцирования и восприятия речи. Наблюдается все большее сближение психолингвистики и психологии, особенно под воздействием различных программ когнитивных исследований, оказывающих на «собственно психолингвистику» серьезное влияние. Эта тенденция является, на наш взгляд, общей для отечественной и зарубежной психолингвистики, хотя реализуется она в разных школах и направлениях специфически. Очевидна тенденция отхода от теоретических позиций «ортодоксальной» американской психолингвистики и очевидное усиление влияния теоретических воззрений школы Л. С. Выготского как на американскую, так и на европейскую психолингвистику.
Зарубежные психолингвисты уделяют большое внимание психофизиологическому обоснованию своих моделей. Практически ни один эксперимент не обходится без четкого и детального психофизиологического обоснования, что, кстати, не характерно для отечественных исследований. Исключение составляют некоторые работы Тверской психолингвистической школы, работы И.Н. Горелова, А.Г. Сонина, Т.В. Черниговской и немногие другие. В зарубежной психолингвистике, наряду с хорошо известными, разрабатываются новые методики экспериментального исследования речевой деятельности, новые компьютерные программы обработки языковых данных и результатов экспериментов, в том числе и с применением различных процедур статистического анализа. Расширяется география зарубежной психолингвистики. Появляются исследовательские группы в Азии - Монголии и Китае - ориентированные не только на американскую, но и на русскую психолингвистику (теорию речевой деятельности).
Раздел 2 посвящен становлению отечественной психолингвистики. В лекции 1 «Деятельностная методология отечественной психолингвистики» указывается, что деятельностный подход в лингвистике и психолингвистике имеет несколько источников, формируется под влиянием идей немецкой классической философии, под воздействием философии языка В. Фон Гумбольдта; под влиянием психологии, в которой была сформулирована общая теория психической деятельности (А.Н. Леонтьев). Философские представления о деятельности многочисленны и разнообразны. И. Кантом, И. Фихте, Ф. Шеллингом и особенно четко Г.В.Ф. Гегелем было сформулировано понятие деятельности как объяснительного прин-
ципа, который сменил понятие природы как первоосновы любого познания действительности.
В лекции 2 «Физиологические истоки теории деятельности» отмечается, что огромное влияние на развитие гуманитарных наук, в том числе психологии, оказали труды И.М. Сеченова, в которых ставилась и оригинально решалась проблема соотношения физиологических и интеллектуальных процессов. Идеи И.М. Сеченова об активности и целевой детерминации работы нервной системы, об обратной связи как факторе, регулирующем поведение, во многом подготовили появление деятельностного подхода в психологии.
В лекции 3 определяются лингвистические истоки теории речевой деятельности. Указывается, что большая часть исследований, осуществляемых российскими психолингвистами, ведется в рамках определенной общеметодологической, а также психологической и лингвистической традиции, восходящей к лингвистическим работам И. А. Бодуэна де Куртенэ, Л.В. Щербы, А. А. Потебни, физиологическим исследованиям И.М. Сеченова, А.А. Ухтомского, П.К. Анохина. Н.А. Бернштейна, психологическим трудам Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева, Н.И. Жинкина, теории речевой деятельности А.А. Леонтьева.
Лекция 4 посвящена рассмотрению психологической основы теории речевой деятельности. Понятие речевой деятельности восходит к общепсихологической трактовке сущности деятельности вообще. Речевую деятельность принято рассматривать как частный случай психологической деятельности. В соответствии с концепцией Л.С. Выготского, на которую опирались его последователи, деятельность - «молярная единица» индивидуального бытия человека», «осуществляющая то или иное жизненное отношение» человека; это «целостная, не аддитивная система, обладающая многоуровневой организацией». В едином деятельностном акте вычленяются действия, свойства которых определяются целью/целями деятельности. По А.Н. Леонтьеву, действия соотносятся с целью, а операции - с условиями деятельности.
В рамках нового научного объекта всегда выделяется специфическая единица анализа, позволяющая четко представить специфику изучаемого объекта. Понимание психолингвистической единицы анализа опирается на концепцию Л.С. Выготского, согласно которой эти единицы «в отличие от элементов, обладают всеми ос-
новными свойствами, присущими целому и... являются далее не разложимыми живыми частями этого единства». Свой подход Л.С. Выготский противопоставляет такому психологическому анализу, при котором сложное психологическое целое разлагается на элементы - части, которые не сохраняют свойств целого. Такие препарированные компоненты являются «чужеродными по отношению к анализируемому целому» и не могут давать представления о сущности этого целого, поскольку содержат такие свойства, которые целое «никогда бы не могло обнаружить». Л.С. Выготский настаивает на необходимости оперирования такими единицами анализа, в которых бы сохранялись все существенные признаки целого - в противном случае их выделение не имеет научного смысла. При таком подходе элемент - это статический коррелят языковой единицы в психике человека, а единица - элементарное речевое действие или речевая операция.
Лекция 5 «Понятие внутренней речи». Язык, отмечает В.А. Пищальникова, необходим не только для вербализации мысли, но и для ее формирования. Поэтому психологи и психолингвисты чаще говорят о речемыслительном процессе, процессе речи-мысли или о речевом мышлении. Идея единства, но не тождества мыслительной и речевой деятельности имеет основополагающее значение для понимания сущности языка/речи. Она высказывалась не однажды и в разное время, но, к сожалению, до сих пор не стала доминирующей ни в методологии, ни в практике лингвистических исследований. Однако закономерное изменение научных представлений об объекте лингвистики, обращение не к структуре языка, а к его функционированию (речи) привело к акцентуации когнитивного аспекта лингвистики. Это позволяет надеяться на то, что мысли, высказанные в разное время В. Фон Гумбольдтом, А. А. Потебней, Э. Сепиром, Л.С. Выготским и другими выдающимися учеными, будут интегрированы и категория «значение» станет в лингвистических науках не столь неоднозначной, как в настоящее время. Лингвистическое решение проблемы взаимодействия мышления и речи связано, на наш взгляд, с определением категории «значение», которая в современном языковедении утратила терминологич-ность, поскольку не только не имеет общепризнанной дефиниции, но и, как показывает практика лингвистических исследований, имеет мало надежд на формирование такой дефиниции.
То, что внутренняя речь не равна внешней, доказывается и физиологическими исследованиями. Мозговые механизмы внутренней речи не совпадают с теми механизмами, которые обеспечивают звуковую и семантическую сторону речевых процессов. Внутренняя речь остается относительно сохранной даже при тяжелых формах нарушения фонематического слуха и восприятия речи.
Концепция внутренней речи Л.С. Выготского интерпретировалась многими учеными. На ее основе построены разнообразные модели порождения речевого высказывания - это еще одна область лингвистики и психолингвистики, которая решает проблему взаимоотношения мышления и речи. Все сказанное позволяет В.А. Пищальниковой сделать вывод о том, что для Л.С. Выготского значение - когнитивная структура некоторого знания, познавательная структура, оформленная словом (дискретированная, ограниченная им), а потому, будучи компонентом континуального мышления, она одновременно принадлежит и дискретным единицам речи/языка. Тогда понятно, что во внутренней речи именно значение должно выдвигаться на первый план и становиться относительно независимым от звуковой стороны. Тогда вполне очевидно, что значение устойчиво при всех изменениях смысла. Действительно, внутренняя речь есть мышление чистыми значениями, хотя мыслительный процесс структурируется, «управляется» смыслом -тем актуальным для индивида содержанием, ради которого порождается речь. Вот почему внутренняя речь - это «речь для себя». В этом случае объясняется и положение о том, что звучащее слово меньше связано со значением, чем со смыслом, ибо слово внешней речи и не ставит своей задачей полностью актуализировать когнитивную структуру - значение, поскольку слову достаточно в конкретной речевой ситуации быть знаком актуального личностного содержания речи - смысла. (Сравним с этим положение Э. Сепира о том, что реальное использование языка редко имеет отношение к значениям.) Отсюда вполне понятно, что когнитивная структура -значение - задает способ понимания речевого произведения. Она бессознательно внушается языком, но вполне способна поддаваться рефлексии. (Одним из видов такой рефлексии можно считать компонентный анализ лексического значения.) В такой интерпретации обнаруживается удивительное сходство концепций
Э. Сепира и Л.С. Выготского. Более того, они взаимно дополняют друг друга, позволяя создать интегральную модель значения.
Предложенная В. А. Пищальниковой интегральная схема значения представляет, по ее мнению, значение как устойчивую, но внутренне (принципиально) динамичную структуру, реализующую определенный способ познания действительности, дискретирован-ную определенным звуковым образом, который поэтому и входит в значение, и символизирует его. Наиболее устойчивым, стабильным компонентом в системе значения в определенном состоянии языка является единство акустической оболочки слова и акустического образа слова. Это не означает, что другие компоненты не имеют стабильных элементов, но большая часть их содержания нестабильна, неустойчива, что и позволяет значению быть внутренне динамичным, а языку - развиваться. Кроме того, существование языка во времени делает возможным стабилизацию то одних, то других элементов этого компонента значения как когнитивной структуры, при этом возможно превращение стабильных в неустойчивые, неустойчивых в стабильные. Наиболее наглядно подобные процессы представлены в лексике любого языка. Второй компонент схемы представляет собой единство когнитивной структуры, соответствующей способу познания данной категории (класса) реалий, и актуального когнитивного признака, определяющего процесс смыслопорождения (смысл). Третий компонент - мотива-ционно-эмоциональный, единство мотива и эмоции. Четвертый компонент - вербально-авербальный, единство невербальных и вербальных ассоциаций, ассоциативная структура, которая является базой интерпретации содержания всех других компонентов. Сказанное позволяет предположить, что динамика значения как познавательной структуры принципиально обусловлена механизмом языка (речесмыслопорождения), а не характером референци-альных связей единиц языка с нелингвистической действительностью. Такие связи, безусловно, существуют, и в виде компонента познавательных структур (и только в нем) они способны влиять на речесмыслопорождение, но не обусловливать его абсолютно.
Лекция 6. «Современные лингвистические исследования и психолингвистическая парадигма» анализирует проблематику большого числа актуальных лингвистических исследований 20002001 гг., которые отражают объективное движение современного
научного языковедческого процесса в сторону психолингвистической парадигмы. Лингвисты и философы все чаще обращаются к результатам исследования языка с позиций теории речевой деятельности - отечественной психолингвистики. Это касается в первую очередь тех исследований, которые так или иначе решают проблемы продуцирования и восприятия речи, моделирования мыслительных структур и процессов, а также репрезентации ментальных структур в вербальных произведениях, изучают «когнитивные структуры», фиксированные в языке. В связи с этим в данной лекции анализируются концепции В. В. Бибихина, Н.К. Рябцевой, Р.М. Фрумкиной, И.А. Авдеенко, В.И. Карасика, Л.О. Бутаковой, Н.Г. Вороновой, Е.В. Рыловой, Н.Ф. Крюковой, Н.С. Гамалей, Б.Н. Совакова, Т.М. Рогожниковой, Т.Ю. Сазоновой, И.Н. Шадриной, Е.И. Горошко, Е.В. Васильевой и др. Даже краткий обзор показывает, что в рамках лингвистической и психолингвистической парадигм намечается смещение исследовательских акцентов в сторону активного изучения сущности, структуры, типов, характера функционирования речевой способности индивида. Это проявляется в увеличении внимания к теоретическим аспектам проблемы значения слова, актуализации когнитивной составляющей языкового значения, детальном изучении эмоционального компонента значения слова в связи с характером мотивационных процессов, поисках новых подходов к моделированию лексического значения. Детальное исследование психолингвистической проблематики будет осуществляться при характеристике специальных разделов психолингвистики.
Раздел 3 посвящен рассмотрению методологических проблем современной отечественной психолингвистики. В лекции 1 «Проблемы формирования объекта исследования отечественной психолингвистики» В. А. Пищальникова отмечает, что основной методологической проблемой в современной лингвистике, психолингвистике и психологии является проблема формирования теоретического объекта исследования. А.В. Сурмава говорит о сложностях формирования такого объекта в психологии, связанных прежде всего с сущностью человека, - не просто сложного и неоднозначного, но и находящегося в процессе постоянного становления. Более того, это постоянное становление в деятельности и есть сущность человека. Естественно, что в этом случае принципы задава-
ния параметров объекта научного исследования должны быть специфическими, собственно диалектическими, и задача их определения чрезвычайно трудна. В сходном положении находится и языковедение, объявившее себя повально антропоцентрическим, а следовательно, обратившим внимание на исследование речевой деятельности (речи) - деятельностного процесса, требующего иных представлений о своей сущности и специфических - учитывающих принципиально диалектический характер - методов анализа. Такие принципы и методики еще не созданы, поэтому новый объект -речевую деятельность - продолжают «исследовать» методами, применимыми только в границах иного объекта, иной модели языка - как имманентной системы знаков. (Например, активно «изучают» содержание концепта на основе лексикографических источников, фиксирующих лексическое значение - лингвистическое представление о содержании системно обусловленного языкового знака. Модели концепта и лексического значения, возможно, и соотносимы, но в рамках некоей потенциальной интегративной парадигмы.) Деятельностная методология далеко не исчерпала своих возможностей. Строго говоря, она еще далеко не полностью реализована как объяснительный принцип, а деятельностные методики анализа еще немногочисленны.
Таким образом, делает вывод автор, определение современного языковедения как антропоцентрического логично требует формулирования параметров нового объекта - речевой деятельности. Это понятие существует в теоретической лингвистике и психолингвистике уже давно и, более того, понимается чрезвычайно неоднообразно. Такая ситуация, по мнению автора, связана с тем, что проблема объекта и в языкознании по сути не актуализируется; чаще всего этот объект представляется непосредственно данным.
В лекции 2 «Тенденции расширения психологического и психолингвистического объекта исследования» отмечается, что за последнее время в теории деятельности произошло, на взгляд В.В. Давыдова, «несколько прорывов»: первый связан с именем В.С. Библера, второй представлен в работах А.В. Брушлинского, который, перечислив значимые характеристики субъекта деятельности, пришел к новому истолкованию некоторых важных характеристик деятельности. Известное развитие теории деятельности представлено и в трудах по учебной деятельности Д.Б. Эльконина.
Развитие междисциплинарных исследований в современной науке привело к иному взгляду на человека, обнаружив закономерное расширение объекта научного исследования, связанное с изменением взгляда на процессы эволюции и, как следствие, на роль их «наблюдателя» в процессе познания. «Параллельность» поисков нового междисциплинарного объекта - исследования психолингвиста А. А. Залевской, психолога В.В. Давыдова, философов У. Матураны, Е.Н. Князевой, В.И. Аршинова, физиолога У.Дж. Фридмана и многих других - свидетельствует о том, что в воздухе носится требование сформулировать объект новой, междисциплинарной науки о человеке, задать параметры его. Однако А.Н. Леонтьев формулировал объект психологии, сознательно отсекая от него все свойства, могущие затемнить его психическую сущность.
В лекции 3 «Содержание понятия "механизм деятельности"» устанавливается специфика механизма речевой деятельности. Автор задает вопрос: существуют ли какие-либо регулирующие факторы/механизмы деятельности или она принципиально спонтанна?
Наиболее очевидные ответы на поставленный вопрос вычленяются из двух развивающихся в науке тенденций. С одной стороны, деятельность может пониматься как поток спонтанной активности, иррациональный порыв, и тогда «нормы»/«стратегии» того или иного типа деятельности рассматриваются как некие сдерживающие деятельность факторы, как ограничивающая деятельность реальность. С другой стороны, возможна абсолютизация регуля-тивно-нормирующих факторов/механизмов деятельности. И тогда нормы (вообще какие бы то ни было регулятивы деятельности) рассматриваются как подлинная субстанция деятельности. Возможен и третий подход к решению поставленного вопроса. В этом случае под регулятивным механизмом деятельности понимается естественный язык как самоорганизующаяся система. При этом принципиально рассмотрение языка не как системы стабильных устойчивых элементов, значение которых задано их соотношением внутри имманентной системы, а потому нормализует и регулирует речевую деятельность как порождающего механизма. Порождающим началом языка выступают познавательные модели, представленные/зафиксированные в единицах языка, прежде всего в словах. Структурообразующим компонентом когнитивной модели является
доминантный когнитивный признак, содержание которого можно соотнести с содержанием понятия внутренней формы А. А. Потебни.
Раздел 4 «Интерпретативные категории теории речевой деятельности» посвящен таким категориям, как психологическое значение и личностный смысл (лекция 1) и значение (лекция 2). Понятие психологического значения, как отмечает В.А. Пищальникова, базируется на нескольких фундаментальных свойствах мышления: на 1) общепризнанной интегративной способности мышления -способности бесконечного порождения различных отражательных (познавательных) структур разного уровня интеграции; 2) на памяти; 3) на операциональности использования стабильных компонентов. Опыт ассоциирования может быть сенсорно различным; поэтому А.Н. Леонтьев и выделяет несколько типов психологических значений, среди которых специфическую роль отводит вербальному значению. Специфичность вербального значения связана с закрепленностью психологического значения в знаке - вещественном компоненте, сохраняющем инвариантную вещественную стабильность независимо от использования, а потому выполняющем функцию универсальной опоры при порождении личностных смыслов. Все другие типы значений в силу специфики своей сенсорной модальности имеют, хотя и в разной степени, свойства гештальта (точнее, в значительно большей степени, нежели языковой знак, синкретичны и синестетичны), а потому не могут выполнять функции опоры в коммуникации так же адекватно, как языковой знак (вербальное значение).
Таким образом, делает вывод В.А. Пищальникова, психологическое значение для индивида - это способность к образованию ментальных структур, интегрирующих, объединяющих опыт ассоциирования с определенной реалией. И эту способность он не осознает - он ею пользуется так же естественно, как, например, дыханием и языком. Но для психолога и психолингвиста ПЗ - это и модель, фиксирующая опыт ассоциирования культурных реалий социумом. Поскольку социум никогда не бывает однородным, а, напротив, разделяется на неопределенное количество групп по возрастным, половым, социальным параметрам, то и ПЗ принципиально не может быть единым для всех членов социума. Это не означает, что представители разных групп не могут овладеть большим
объемом ПЗ. Но этот больший объем представлен, как считает А.Н. Леонтьев, именно в лексическом значении слова - интегра-тивной лексикографической модели функционирования слова.
Лекция 2 «Значение как превращенная форма» подводит итог анализу сложнейшего феномена значения. Существенными для аргументации психолингвистической модели языка, считает автор курса, являются следующие положения. Возможно выделение особой онтологической реальности - превращенных объектов («превращенных форм»), позволяющих моделировать сложные эмпирические системы, свойства которых фундаментально неклассичны. В объектную область научного исследования возможно включение превращенных форм как идеальных образований (например, значений). Прямое отображение свойств и характеристик действительного предмета в превращенной форме исключается. Наличие превращенных форм как онтологических сущностей позволяет, наряду с анализом действительных предметов, выносить суждения о содержании и функционировании превращенных форм. Возможно понимание планируемой мыслительной активности человека как особым образом расчлененной и организованной реальности. Мотивы, смыслы, значения - это специфические результаты познания реальных отношений, представленных в превращенных формах и детерминированных этими формами.
Т.А. Голикова
2006.04.006. АНШАКОВА С.Ю. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА В РУССКИХ БЫЛИННЫХ ТЕКСТАХ / Борисоглеб. гос. пед. ин-т. -Борисоглебск, 2005. - 113 с. - Библиогр.: с. 106-113.
В книге дается описание системы антонимических оппозиций, отражающих ценностный аспект противопоставления «свой -чужой» лексико-семантического поля «человек». Избрание в качестве объекта непосредственного анализа семантической структуры былинных текстов позволяет судить о народной ментальности, о фундаментальных чертах традиционной народной культуры.
Работа состоит из введения, четырех разделов (1. «Языковая модель фольклорного мира»; 2. «Средства репрезентации оппозиции «свой - чужой» в былинной картине мира»; 3. «Репрезентация оппозиций в пределах семантического пространства «своего» мира») и заключения.
