CC BY
44ИСТОРИЯ ПОЛИТИКО-ПРАВОВОЙ МЫСЛИ
2006.04.004. ДАЛЬМАНН Д. МАКС ВЕБЕР И РОССИЯ. DAHLMANN D. Max Weber und Russland // Deutschland und Russland: Aspekte kultureller und wissenschaftlicher Beziehungen im 19. und frueheren 20. Jahrhundert / Hrsg. von Dahlmann D., Potthoff W. - Wiesbaden, 2004. - S. 253-275.
Профессор Боннского университета Диттмар Дальманн начинает свою статью с цитаты немецкого социолога Хуберта Трайбера: «При исследовании «Запада» Вебер сначала смотрел на "Восток" -этот взгляд исследователи Вебера потеряли из виду»1. Реферируемая статья состоит из двух частей. Первая представляет собой обзор важнейших работ, посвященных исследованиям Вебера России.
Открывает обзор анализ статьи американского историка Ричарда Пайпса, опубликованной в 1955 г., в которой утверждается, что Макс Вебер, будучи современником описываемых им событий, верно оценил слабость Российской конституции 1906 г. и предсказал бесперспективность российского либерализма, объясняя это не слабостью среднего класса, а наличием пропасти, разделяющей две заинтересованные в либерализме группы: либеральную интеллигенцию и средний класс.
В 1974 г. Вольфганг Й. Моммзен во втором издании своей диссертации «Макс Вебер и германская политика. 1890-1920» отметил, что в статьях о революционных событиях в России 19051906 гг. Вебер, подчеркивая важную роль политики в отношении национальных меньшинств, центральной и нерешенной для России проблемой считал возможность капиталистического развития страны при сохранении свободы и демократии.
1 Treiber H. Die Geburt der Weberschen Rationalismus-These// Leviathan. Zeitschrift fuer Sozialwissenschaft. - B., 1991. - H. 19. - S. 443.
В том же году английский социолог Дэвид Битэм в работе «Макс Вебер и теория современной политики» посвятил целую главу работам Вебера о России, выделив две основные проблемы:
1) возможно ли движение к парламентаризму в условиях авторитарной системы и какие силы способны начать это движение;
2) могут ли существовать гражданские свободы в условиях российского капитализма и уже развившейся современной бюрократии. По мнению Битэма, Вебер не считал концепцию буржуазного либерализма приложимой к России, он не выявил там непосредственной связи между политической свободой, капиталистическим развитием и экономическими отношениями буржуазии как класса.
Американский социолог Эдвард Шилз в работе «Макс Вебер и русский либерализм» (1993) опирался на исследования Вольфганга Й. Моммзена и «Введение» к десятому тому полного собрания сочинений Вебера, написанное Д. Дальманном.
С российской стороны, пишет автор, эту тематику разрабатывали А. Кустарев (псевдоним А.С. Донде), Ю. Давыдов, П. Гайденко, А. Медушевский.
Во второй части статьи Д. Дальманн анализирует работы Макса Вебера, посвященные революциям 1905-1906 гг., 1917 г. и Гражданской войне. Первая работа называлась «К положению буржуазной демократии в России» (1906), вторая - «Переход России к мнимому конституционализму» (1906). До публикации этих статей объемом в 450 страниц Вебер не занимался Российской империей ни с научной, ни с политической точек зрения.
С некоторой долей уверенности можно утверждать, пишет Дальманн, что с проектом Конституции, разработанным Союзом освобождения и вышедшем в Париже в 1905 г., Вебера мог познакомить учившийся в Гейдельберге Б. Кистяковский. Проект Конституции отражал политические цели основных групп российских либералов. Вебер серьезно отнесся к этому проекту и на форуме Национального социального союза 5 июня 1905 г. в Гейдельберге высказал сомнение в возможности преобразования царской России в либерально-демократическое конституционное государство, считая, что тесная связь царя и русского крестьянства, а также глубокая религиозность станут препятствием для радикальных изменений существующих отношений.
Автор статьи рассматривает работы Вебера 1906 г. в контексте его научной теории. Вебер, пишет Дальманн, оценивал события 1905 и 1906 гг. в России как последнюю битву либеральной демократии, уже победившей в Западной и Центральной Европе и в особенности в США. Революцию, пишет автор, Вебер считал средством защиты и расширения свобод, реализации возможностей человека, поэтому социал-демократы, с точки зрения Вебера, не были революционной партией, а только «спектаклем массовых стачек».
Для Вебера Россия и Америка, несмотря на различия, сходны в том, что обе они - страны «без истории»; отчасти это объясняется их огромными территориями. Что конкретно имел в виду Вебер, он нигде детально не пояснял. Ранее Алексис де Токвиль также обращал внимание на сходство этих государств. В «Демократии в Америке» он писал, что и тот и другой народ завоевывал земли: один с помощью плуга, другой - меча, и оба кажутся способными держать судьбу земли в своих руках.
Известную схожесть между Америкой и Россией Вебер видел и в том, что у обеих этих стран, не имеющих исторической традиции, существовала возможность пойти своей дорогой, отличной от европейской.
В работах Вебера о России, пишет Дальманн, господствуют две основные идеи: важная роль демократического национального государства, обладающего властью, и озабоченность дальнейшим развитием формально свободного государства, учитывая тенденции возрастающей бюрократизации, прогрессирующего рационализма.
С 1895 г. в центре политической теории Вебера находилась идея властного национального государства: «властно-политические интересы нации, рассчитанные на перспективу», согласно Веберу, должны мотивировать политические действия. Эту позицию Вебер отстаивал и во время Первой мировой войны, говоря о том, что «политика всегда должна рассматриваться с национальной точки зрения, причем не только внешняя, но и все политики в целом». Защите властных интересов нации мешали «опасные дилетанты»: например, в России и Пруссии действовали политики, получившие власть не в результате демократических парламентских выборов, а исключительно в силу своего рождения.
В описаниях Америки, России и Пруссии Вебер постоянно подчеркивал растущую власть бюрократии. Он констатировал управление Российской империей бюрократами «по своему усмотрению», хотя добавлял, что согласен с либералами в том, что усилившаяся бюрократия так и не смогла исключить из управления династические круги, которые стояли на пути рационального администрирования.
Симпатии Вебера были на стороне российских либеральных движений: Союза освобождения и позднее Партии конституционных демократов, хотя он очень низко оценивал их шансы. Вебер отмечал, что традиции либерального мышления в России можно проследить до XVIII в.; их развитие, хотя иногда и с перерывами, но в течение более пяти веков определяло государственную и общественную сущность Российской империи. Считая российское общество «не историческим» (за исключением крестьянских общин, церкви и монархии), единственную возможность либерального развития России начала ХХ в. Вебер усматривал только в отказе от самодержавия.
Вебер считал маловероятной возможность договоренности об общих целях между левыми буржуазными либералами и промышленным и финансовым капиталом в России, поскольку с экономической точки зрения земские либералы были представителями политического и социально-политического идеализма.
Россия, по убеждению Вебера, развивается в направлении всевластия бюрократии и рационализма. Центральное место в его исследованиях, посвященных России, занимали концепции российского либерализма, государственной бюрократии, государства и его развития. Именно в случае России, пишет Дальманн, Вебер недооценил роль народных движений. Возможность революции «снизу», уничтожившей завоевания февраля 1917 г., выпала из анализа ученого. Партии рабочих и левые социал-революционеры в трудах Вебера лишь упоминаются. Программу социал-демократов Вебер характеризует как «гибрид буржуазных и современных пролетарских мыслей, романтически-революционный утопизм».
К российской тематике Вебер вернулся в 1917-1918 гг. Обеспокоенный внутриполитическими событиями в Германии, тем, что левое крыло германской социал-демократии может последовать российскому примеру, Вебер оценивает ситуацию в России
негативно. Он объявил Февральскую и Октябрьскую революции «нереволюционными». В статье «Переход России к мнимой демократии» Вебер писал о Февральской революции: «Произошла не революция, а просто "выключение" недееспособной монархии». Аналогичным образом он оценивал и Октябрьскую революцию, роль Ленина и Троцкого. Режим большевиков, по мнению Вебера, не имел шансов на длительное существование.
В работе «Социализм» (1918) Вебер подробно анализирует шансы социалистической экономики, отрицая, что упразднение частного собственника улучшит положение работника, который останется один на один с государственной бюрократией, еще более мощной и властной, чем частное предприятие.
В заключение статьи Дальманн отмечает, что анализу российских реалий, проведенному Вебером, было уделено мало внимания. Интерес исследователя сосредоточился исключительно на веберовском понятии «мнимый конституционализм». Понятие было вырвано из контекста и использовалось как ярлык. Однако, будучи юристом, Вебер рассматривал это понятие и в историческом ключе. Под мнимым конституционализмом понимались конституции, являвшиеся односторонним актом власти, который не предоставлял парламенту или народу возможности соучаствовать в процессе принятия или изменения конституции. Такими конституциями были как Конституция Германской империи 1871 г., так и Конституция Российской империи 1906 г.
В теории Вебера, в его работах 1905-1906 гг. особенно важны следующие аспекты: 1) определение характера буржуазного общества, феномена классов и конфликта между классами; 2) попытка проанализировать связь политики и этики. Что касается места России в социальной теории Вебера, то, по мнению автора, как современник Вебер пессимистично оценивал положение в России, хотя он, без сомнения, относил ее к христианскому культурному кругу и романской правовой семье, писал о неизбежности присоединения России к европейскому развитию, заключает Д. Дальманн.
В.Н. Гиряева
