CC BY
61
рирование реальности как некоего первоисточника - оригинала -есть сознательная позиция писателя; импульсом к творчеству становится не действительность, а концептуальное искусство (с. 59). Поведение его героев, их поступки, мысли, слова лишены какой-либо объективной жизненной логики. Напротив, абсурд и хаос, соединение ужасного и смешного, «высокого» и «низкого» отличают все сорокинские тексты. Вместе с тем они кажутся нейтральными и безликими с точки зрения авторского «я». По отношению к Сорокину не вполне применимо определение «персональный автор». Об этом говорит и сам писатель, часто повторяя, что не ощущает себя создателем своих книг.
Т.М. Миллионщикова
Русское зарубежье
2006.03.029. АЗАРОВ Ю.А. ДИАЛОГ ПОВЕРХ БАРЬЕРОВ: ЛИТЕРАТУРНАЯ ЖИЗНЬ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ: ЦЕНТРЫ ЭМИГРАЦИИ, ПЕРИОДИЧЕСКИЕ ИЗДАНИЯ, ВЗАИМОСВЯЗИ (1918-1940). - М.: Совпадение, 2005. - 235 с.
Замысел книги зародился в процессе работы над серией «Литература русского зарубежья. 1920-1940», коллективные труды которой более десяти лет выходят в свет в ИМЛИ РАН. В основе концепции труда - представление о культуре зарубежья как о сложном феномене, в котором отражены многие сферы духовной деятельности интеллигенции, волею исторических обстоятельств оказавшейся за пределами родины.
В ходе работы исследователю стало очевидно, что не только в советской России, но и в эмиграции литературное искусство было «ангажированным» идеологически, что не могло не оказывать влияния на судьбу как самого художника, так и созданных им произведений. Этот фактор очень часто определял характер литературных публикаций в периодических органах, круг авторов, их творческие приоритеты.
Не менее важной представляется Ю.А. Азарову и проблема взаимодействия между эмигрантскими центрами и советской метрополией: русская литература оказалась раздроблена географически, разъединена государственными границами, а то и просто огромными расстояниями, отделявшими Европу от Америки или
Дальнего Востока. Однако разрыв между эмиграцией и метрополией не происходил единовременно: на начальном этапе отдельные центры сохраняли связь с Россией; непрерывный «обмен» людьми не прекращался; шел диалог и между писателями. С этой точки зрения Берлин часто сравнивали со «шлюзом», или подобием сообщающихся сосудов, однако к середине 1920-х годов прежние связи были во многих отношениях утрачены.
Судьба самых значительных колоний русской эмиграции всегда была связана с главными европейскими столицами. В ряду литературных центров Ю.А. Азаров выделяет и характеризует не только крупные; он обращает внимание и на «периферийные» центры, где какое-то время концентрировалась культурная и литературная жизнь зарубежной России. Каждый такой центр обладал некоторыми лишь ему присущими особенностями, что в той или иной мере сказалось на литературном процессе.
Материал книги систематизируется по географическому признаку: соответственно в семи главах освещается литературная жизнь Парижа, Берлина, Праги, Белграда, Гельсингфорса, Харбина, Нью-Йорка. Главы имеют аналитический характер и отражают такие важные факторы литературной жизни, как творческие кружки и объединения, писательские союзы и периодические издания, а также академические группы, с которыми часто были связаны литераторы.
Некоторые главы дополнены развернутыми монографическими статьями, раскрывающими «знаковые» для характеристики того или иного центра темы. Так, в главу «Париж» включена статья о деятельности журнала «Современные записки», которая, охватывая период с 1920 по 1940 г., составила целую эпоху в культурной жизни всего русского зарубежья в целом. В главу «Нью-Йорк» входит статья «Основатель Чураевки» - литературный и биографический портрет Г.Д. Гребенщикова, писателя-сибиряка, эмигрировавшего во время Гражданской войны и сыгравшего ключевую роль в жизни «русской Америки».
В разное время эмигрантами стали: И. Бунин, Д. Мережковский, З. Гиппиус, А. Куприн, А. Толстой, А. Ремизов, В. Ходасевич, Г. Иванов, Н. Тэффи, М. Осоргин, Б. Зайцев, И. Шмелев, А. Аверченко, Г. Адамович, В. Набоков, Г. Газданов, Б. Поплавский, И. Лукаш, М. Алданов, Ф. Степун, Г. Гребенщиков,
И. Елагин, К. Бальмонт, И. Северянин, Л. Андреев, Е. Чириков, М. Цветаева, Дон-Аминадо и многие другие. Постепенно беженцы разъехались по разным странам, в столицах которых сформировались центры рассеяния. Париж называли столицей зарубежья -«русским Парижем» и «литературной столицей», сыгравшей вплоть до начала Второй мировой войны ключевую роль в жизни русской эмиграции. Деятельность нашедших здесь приют писателей, поэтов, литературоведов составила целую эпоху и в истории русской культуры в целом.
В 1940-е годы центр русской культуры переместился за океан, в Нью-Йорк. Именно там сотрудниками редакции «Современных записок» М. Алдановым и М. Цетлиным был основан «Новый журнал», который приобрел репутацию одного из наиболее популярных и влиятельных органов русского послевоенного зарубежья. Он занял освободившуюся «нишу» в периодике, став «правопреемником» «Современных записок». «Новый журнал» «унаследовал» многих авторов парижского предшественника, составлявших ядро его литературного отдела. Здесь публиковались рассказы И. Бунина, исторические романы и рассказы М. Алданова, произведения Н. Берберовой, Р. Гуля, Б. Зайцева, В. Набокова, М. Осоргина, М. Цетлина, в нем сотрудничали В. Вишняк и Н. Авксентьев.
Довоенное русское зарубежье (1918-1940) называют эмиграцией первой волны; именно она представляла собой уникальное явление в истории XX в. - как по своему высокому творческому потенциалу, так и по масштабу исхода. Слову «зарубежье» всегда придавали собирательное значение, часто используя его как название некой несуществующей страны. Его даже писали с большой буквы. Послереволюционная русская диаспора в разных странах была подобна государству, не имевшему собственной территории, с рассеянным по всему миру населением. Это многонациональное «государство» сохранило общий для всех язык, создало богатую литературу, продолжившую классическую традицию русского реализма XIX - начала XX в.; оно сформировало общественные организации, академические объединения, систему образования, учреждения культуры, издательства, прессу, церковь, имело собственные армейские соединения.
В литературе зарубежья возникла своя «цензура». Официальных запретов, естественно, не было, хотя существовали не менее строгие неофициальные ограничения - издательские, редакторские и даже партийные, что не могло не повлиять на творчество отдельных писателей. Они не всегда могли свободно выражать свои мысли и при этом продолжать публиковаться в эмигрантских изданиях. Своеобразный цензурный режим установило эмигрантское общественное мнение, которое в той или иной степени оказывало влияние на творческий процесс и на издательскую политику. Не избежал такого рода «цензурного» давления, например, В. Сирин (В.В. Набоков). Общественный деятель и публицист Е.Д. Кускова оказалась в изоляции в результате своего участия в дискуссии о «возвращенцах»; писатель М.А. Осоргин, также принявший участие в полемике на эту актуальную в начале 1920-х годов тему, был вынужден прекратить свое сотрудничество в газете «Дни».
Эмиграцию первой волны по политическому признаку автор условно разделяет на три группы: наиболее значительную первую часть составили те, кто не проявлял особого интереса к политике и не участвовал в политической борьбе; ко второй части отнесены представители левых партий, т.е. те, кто в прошлом боролся с самодержавием и поддерживал идею Учредительного собрания (большинство из них принадлежало к меньшевикам и эсерам); в третью часть объединены монархисты, сторонники «старого режима». Все или почти все были врагами советской власти; при этом левые и правые ненавидели друг друга и продолжали вести между собой ожесточенную борьбу. Разногласия в их рядах умело использовались агентами советской разведки и завербованными ими эмигрантами.
Таким образом, первая эмиграция ослаблялась идеологическими шатаниями, противоречиями и разногласиями; неприятие советского строя ни формально, ни фактически так и не стало для нее объединяющим фактором. В ее среде существовали партии и группы различных политических «оттенков», непримиримые по отношению к большевизму. Они часто обвиняли своих идеологических противников в том, что это именно их «предательство» привело к поражению антибольшевистских сил в Гражданской войне. Вместе с тем на страницах эмигрантской прессы в 1920-е годы не раз писали о том, что якобы должно вот-вот произойти в
России: русский народ в «Совдепии» сам сбросит ненавистное иго, победа будет обеспечена. Поэтому некоторые торопились распределить правительственные и министерские посты, сочинять проекты будущих конституций. Но по мере укрепления советской власти разочарование следовало за разочарованием, что, как правило, не связывалось с объективными условиями, а по-прежнему приписывалось допустившим тактические и стратегические ошибки отдельным партиям и их лидерам.
В целом послереволюционная русская эмиграция на протяжении своей истории всегда оставалась в плену иллюзий относительно будущего России. Тем не менее необходимость объединения постепенно стала для всех очевидной. Не раз с этой целью создавались разного рода союзы, проводились совещания и съезды, но многочисленные попытки сплотить русское зарубежье так и не увенчались успехом. Одной из самых масштабных попыток стал Зарубежный съезд, открывшийся 4 апреля 1926 г. в парижском отеле «Мажестик». Он был организован видными деятелями эмиграции, стоявшими на разных политических позициях - П.Б. Струве, Е.Н. Марковым, А.Ф. Треповым, генералом П.Н. Красновым. Руководители съезда призывали всех к консолидации, но участники так и не смогли выработать единой платформы. В ходе заседаний выявились серьезные расхождения; 420 делегатов, представлявших русских эмигрантов из 26 стран, не нашли общего языка и в процессе дискуссии разделились на политические группировки. Ни одна из них не оказалась достаточно авторитетной, чтобы стать во главе процесса объединения и, преодолев политические разногласия, сплотить разрозненную эмиграцию.
С течением времени в зарубежье проявлялось и вполне естественное для изгнанников стремление вернуться на родину, что было возможно только при условии примирения с советской властью. Это стремление было продиктовано объективными обстоятельствами - переменами, которые происходили в среде самой эмиграции и в советской России. Так, возникают знаковые для эмиграции течения: сменовеховство -«возвращенческое» движение и евразийство - «новая тактика». Все это находило отражение в культурной и научной жизни эмиграции, в литературе и публицистике. В 1921 г. в Праге вышел сборник статей «Смена вех», авторы которого полагали, что благодаря нэпу на родине начался про-
цесс преодоления идеологии большевизма, который будет продолжаться и в дальнейшем.
Сменовеховство, т.е. фактическое признание советской власти, вызвало резко отрицательное отношение в среде эмиграции, и большинство рассматривало его как «троянского коня» в стане русского зарубежья. Резко осудила это течение партия кадетов -14 ноября 1921 г. состоялось заседание «парижской демократической группы» этой партии во главе с П.Н. Милюковым. Сменовеховцы были названы «коммунистическими агентами» и «новыми большевиками». Пафос обличения предателей дела антибольшевистской борьбы характерен для многогих статей, появившихся в русских газетах и журналах, в частности в парижских «Последних новостях», в берлинском «Руле», в пражской «Воле России».
Идеи «возвращенчества» нашли теоретическое воплощение и в евразийстве, последователями которого стали известные публицисты, философы и ученые: Н.Н. Алексеев, Г.В. Вернадский, Л.П. Карсавин, П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой. Евразийцы стремились выработать научную основу для восстановления единства культурного пространства России, что в определенной степени отразилось в публикациях парижского альманаха «Версты» (19261928). В эмиграции, как и в случае со сменовеховством, часто ставили знак равенства между евразийством и большевизмом. Показательна в этом смысле острая полемика вокруг альманаха «Версты» и его руководителя князя Д.П. Святополк-Мирского, в которой активное участие принимал В.Ф. Ходасевич, представлявший взгляды «Современных записок».
При характеристике литературы первой волны эмиграции принципиально важной Ю.А. Азарову представляется проблема двух литературных «потоков» - согласно определению, данному Г.П. Струве в книге «Русская литература в изгнании»1. Напоминая это высказывание, многие исследователи «на уже ставший банальным вопрос о единстве литературы на родине и литературы, созданной русскими за пределами метрополии, отвечают однозначно: двух русских литератур никогда не существовало, русская литера-
1 См.: Струве Г.П. Русская литература в изгнании. - Париж; М., 1996. -
С. 22.
тура едина. Вместе с тем кто-то впадает в другую крайность, предпочитая подчеркивать различия, обращая внимание прежде всего на идеологическую несовместимость. И те и другие могут найти веские аргументы, подтверждающие свою точку зрения» (с. 26). Ю.А. Азаров опирается на мнение А.И. Чагина, который в своей книге «Расколотая лира», учитывая всю непростую диалектику взаимодействия потоков русской литературы, утверждает: «Одна литература и два литературных процесса»1. Эта «удачно найденная формула позволяет выявить характер соотношения двух литературных потоков в 1920-30-е годы» (с. 27).
Книгу завершают «Именной указатель» и «Summary».
Т.М. Миллионщикова
2006.03.030. ВОСПРИЯТИЕ ФРАНЦУЗСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ РУССКИМИ ПИСАТЕЛЯМИ-ЭМИГРАНТАМИ В ПАРИЖЕ, 1920-1940: Междунар. конф.: Тезисы.
La réception de la littérature française par les écrivains émigrés russes à Paris, 1920-1940: Colloque Intern. 8-10.12.2005: Résumés / Ed. par Jaccard J.-Ph. et al. - Genève: Univ. de Genève, 2005. - 59 p.
8-10 декабря 2005 г. в Женевском университете состоялась международная конференция о восприятии французской литературы писателями и критиками первой волны русской эмиграции, жившими в Париже. «Непосредственное знакомство с литературной жизнью Франции часто заставляло их пересмотреть традиционно негативное суждение о современной французской литературе как о литературе блестящей, но поверхностной, естественно противопоставлявшейся русской литературе, наделенной глубиной и искренностью в ущерб формальным качествам, - пишут во "Вступительном слове" к изданию тезисов докладов, представленных на конференции, ее организаторы - швейцарские литературоведы -возглавляющий Русскую кафедру, профессор Жан-Филипп Жак-кар2 и его сотрудники Жервез Тассис, Анник Морар. - ... чтение
1 Чагин А.И. Расколотая лира. Россия и зарубежье: Судьбы русской поэзии в 1920-1930-е годы. - М., 1998. - С. 24.
2
Ж.-Ф. Жаккар известен в России как специалист по литературе ХХ в., в частности, как автор переведенной на русский язык книги: Даниил Хармс и конец русского авангарда. - СПб., 1999. - 300 с.
