CC BY
67
ОБЩЕЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ И ОТДЕЛЬНЫЕ
МЕТОДЫ
2006.03.002. КЕЗИНА С.В. СЕМАНТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ
ЦВЕТООБОЗНАЧЕНИЙ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ: (Диахрон. аспект). - Пенза, 2005. - 313 с. - Библиогр.: с. 269-294.
В работе на материале одной группы лексем русского языка прослеживается история становления и развития отдельного слова, а также механизм и закономерности эволюции смысловой структуры семантического поля цветообозначений в целом.
Книга состоит из введения, четырех глав (1.«Системный подход к изучению семантики слова». 2. «Семантический анализ этимологословообразовательных гнезд цветообозначений русского языка». 3. «Сравнительная характеристика этимолого-вательных гнезд -семантических полей». 4. «Оценочность цветообозначений в русском языке в сопоставлении с родственными и неродственными языками») и заключения.
Генезис лексического значения в работе исследуется в рамках семантического поля. При этом за единицу анализа было принято этимолого-словообразовательное гнездо (ЭСГ), которое автор определяет как «неполное семантическое поле диахронического типа» (с. 72). Отправной точкой исследования генезиса лексического значения является определение этимона, т.е. семантического первоэлемента, семантического архетипа, который изначально имел сложную структуру.
Синкретичность семантического первоэлемента объясняется нерасчлененностью (целостностью) мышления человека на ранних этапах развития общества. Дальнейшее развитие этимона происходило в соответствии с развитием мышления: от конкретного к абстрактному, от общего к частному. Процессы дифференциации и сравнения
способствовали непрерывному распаду синкретичных комплексов, ведущему к расширению семантики слова (поля). Расширение семантического объема слова (поля) лежит в основе механизма развертывания семантической структуры слова (поля). Расширение семантического объема осуществляется за счет установления классификационных и ассоциативных связей между смыслами.
В работе показано, что этимолого-словообразовательные гнезда -семантические поля, в недрах которых развивались цветообозначения русского языка, в силу определенных признаков признанные основными, имеют одинаковые идеографические «рисунки». На основе языкового материала семантических полей в семантическом архетипе «окружающий мир, значимое» автор выявляет следующие смыслы: «место поселения (жилище)», «вода», «огонь», «племя», «явления природы», «пища», «звуки», «орудия труда». Проявленность
идеограмм в разных ЭСГ различна, но тем не менее семантический «рисунок» ЭСГ довольно четкий и идентифицирует структуру семантического первоэлемента, его семный набор, который в совокупности есть не что иное, как элементарное целостное отражение окружающего мира - «дома», в котором человек «начинал» жить.
Этимон «окружающий мир, значимое» вследствие дифференциации мышления трансформировался: семы, составлявшие первоначально нераздельно целостное образование, выделялись, становились самостоятельными. Так была выделена, в частности, сема «огонь» (костер, пожар, очаг), на базе которой произошла генерация семы «цвет». Исконная цветовая сема также была синкретичной, потому что человек выделял сначала цветовое пятно. На это указывают реликты былых цветовых синкрет: англос. * haiwina «голубой, багряный, серый, зеленый, дымчатый», др.-русск., русск.-цслав. красьныи «красный, бурый, рыжий, карий, коричневый с красноватым оттенком», др.-инд. hari(s) «желтый, золотистый, зеленоватый», ирл. glass «зеленый, серый, голубой».
«Цветовых пятен» в природе было немало (закат, рассвет, радуга, костер, северное сияние), однако был выбран тот предмет, который представлял для древнего человека наибольшую значимость. Цветовой диапазон цветообозначений различных «цветовых кустов» повторяется: «белый», «черный», «пепельный» («серый», «дымчатый»), «синий», «желтый», «зеленый», «красный разных оттенков» - и указывает на огонь как на предмет-эталон цветообозначения.
Автор обращает внимание на идентичность цветовых сем, выделенных в разных ЭСГ, и на неслучайность того факта, что разные цветообозначения последовательно проявляют одни и те же цветовые семы. Во-первых, это значит, что предмет-эталон цветонаименования для разных ЭСГ, получивших дальнейшее развитие в разных индоевропейских языках, был одинаковый; во-вторых, налицо строгая и четкая программа развертывания семантической структуры слова вообще и цветового слова в частности. На одинаковый предмет-эталон, а именно на огонь, указывают также семы «светлый», «пестрый», последовательно проявляющиеся в семантической структуре цветообозначений различных языков. Это смысловое образование (в совокупности обозначающие некое пестрое светлое пятно) сохранено языковой памятью в силу способности коры мозга к сохранению информации как на перцептивном, так и на семантическом уровнях.
Более того, это пятно, из которого впоследствии выделятся самостоятельные тончайшие цветовые оттенки, было связано с эстетическими переживаниями, о чем свидетельствует последовательно развитая в семантической структуре цветообозначений сема «оценка», по сути своей сема бинарная: она включает в себя две -
«положительное» и «отрицательное» («хорошо» и «плохо»).
Бинарность оценочной семы в цветонаименованиях проявляется довольно слабо, так как в основном цветообозначения актуализируют значение «прекрасный»: др.-в.-нем. fagar «красивый», русск. багряный, красный «красивый», ит. Ье11о «красивый, прекрасный» и т.п.
Состав семантической структуры данных лексем красноречиво указывает на огонь как на возможный предмет-эталон цветообозначения. Именно многоцветность предмета-эталона и определила синкретичность цветонаименований, которая широко отражена в письменных источниках и устном народном творчестве и квалифицируется исследователями как многозначность, смешанность значения, неопределенность. Следствием именно исходной синкретичности цветообозначений явилась диффузность их семантики в фольклорных источниках, в которых цветовое и оценочное значения настолько переплетены, что иногда не различимы. У слова красный до сих пор первичным значением считается оценочное.
Дальнейшее развитие цветового первоэлемента «светлое, блестящее многоцветное пятно» определялось способностью человека к выделению самостоятельных цветовых оттенков. Когда человек
получил способность к цветовой дифференциации, он ее сразу же осуществил, но выделенные цветовые «смыслы» оказались неравноценными: прежде всего человеческий глаз и душа оценили цвет собственно пламени (красный разных оттенков). Именно поэтому в русском языке всегда было наибольшее количество наименований для красного цвета и его оттенков. Кроме цвета собственно пламени (а с ним было связано представление о тепле, красоте, защите) важен был свет, исходящий от огня. Именно представления, связанные с цветом собственно пламени (как самого яркого и выразительного), со светом и с отсутствием того и другого, были положены в основу цветовой триады красный - белый - черный. Цветообозначение красный в русском языке генерализировало цвет пламени, наименование белый связано со смыслом «свет, светлый», а слово черный - со смыслом «отсутствие света и цвета» (а с ними тепла, уюта, красоты). В соответствии с такой интерпретацией самых употребительных цветонаименований становится понятной генерализация положительной оценочности (самой разнообразной)
цветообозначениями красный и белый и отрицательной оценочности -цветообозначением черный. Смыслы «цвет собственно пламени», «свет» дали начало целому пучку оценочных смыслов от тепла и света до красоты, радости, покоя, счастья, великолепия, любви и всего того прекрасного, чего достиг человек в своем духовном развитии. Но поскольку люди испытывали и противоположное (холод, уныние, тяжелый физический труд, голод, тоску и т.д.), цветонаименования, связанные с этими смыслами, актуализировались раньше других, оказались значимыми, поэтому чаще и раньше других употреблялись. Со временем человек обратил внимание и на другие цветовые оттенки, связал их в своем сознании с другими значимыми предметами, и соответственно обогащалась цветовая лексическая система языка.
Автор подчеркивает, что различие судеб разных цветообозначений в разных языках определялось не только смысловыми закономерностями, но в значительной степени вероятностным развитием языка. Только последним обстоятельством объясняется, например, выбор в качестве доминанты в группе красного тона именно слова красный, а не алый, рыжий, червленый и других из самой богатой лексико-семантической группы цветоназваний в русском языке. Той же причиной автор склонен объяснять развитие в русском слове красный в качестве доминирующего именно «цветового»
значения, а не оценочного, как это наблюдается в других славянских языках.
Определив в качестве предмета-эталона цветонаименования огонь (очаг), автор тем не менее приходит к заключению, что предмет-эталон цветонаименования в истории языка меняется. В основе смены предмета, являющегося эталоном цветового оттенка, лежат процессы дифференциации и сравнения. Способность дифференцировать привела к распаду первоначального цветового пятна, которое было выделено в природе человеческим глазом. Выделенные в процессе дифференциации цветовые оттенки требовали нового цветового аналога. В процессе отбора нового предмета-эталона цветонаименования могли участвовать все предметы окружающего мира. Чаще всего, как показывает психолингвистический эксперимент, такими предметами в разных языках выступали следующие: золото, небо, пепел (зола), серебро, изумруд, кофе, медь, сирень, бирюза, железо, коралл, крем, кровь, лимон, мышь, огонь, песок, фиалка. Сравнение выделенного цветового оттенка с цветом нового предмета приводило к его уточнению. Так, зеленый цвет, первоначально, видимо, связанный с цветом дыма, оказался сопоставимым с цветом зелени -травы, листьев; красный цвет, изначально связанный с огнем, впоследствии был связан с цветом крови и т. д.
Относительно эволюции оценочных значений в семантической структуре цветообозначений разных макрогнезд делается уточнение, что в русском языке нет ни одного цветообозначения, которое не выражало бы оценочности. Этиология оценочной семы уходит корнями в древность, когда человек оценивал окружающий мир, воспринимая его и контактируя с ним. Эта оценка была как положительной, так и отрицательной, что объясняет полярность оценочной семы. В современном русском языке нет следов полярности оценочной семы, но они сохранены в устном народном творчестве (чёрные чёботы «повседневные, ненарядные, будничные» - чёрная шляпа «нарядная, праздничная»; чёрные брови «красивые» - чёрные кудри "некрасивые").
Фактический материал указывает на глобальный характер оценочности. Оценивались люди (их происхождение, внешний вид, сила, рост, духовные качества, переживания и т.п.) и предметы окружающего мира (их качества, назначение, удобство, впечатление на человека и т.п.). Оценка носила социально значимый характер, поэтому изначально никак не могла быть связана с цветом предметов.
Значительно позже, когда при сохранении социальной значимости предметов окружающего мира постепенно развиваются эстетические наклонности человека, оценочность связывается с цветовым восприятием мира. Иногда диффузность цветовой оценочной семы достигает такого уровня, что цветонаименование становится средством художественной выразительности, поэтическим символом. В русском языке такими цветообозначениями стали красный, белый, золотой, чёрный.
Сопоставление цветообозначений русского языка с цветообозначениями других языковых семей приводит автора к следующим результатам:
а) цветонаименования, развитые в языках других систем (для анализа были взяты ненецкий, чукотский, узбекский, туркменский и монгольский языки), в истории языка так же полисемантичны, как и в индоевропейских языках: например, узбекское кук имеет значения «синий», «голубой», «серый», «сизый», «сивый». Семантические объёмы цветонаименований перечисленных языков и русского языка «накладываются» с большей или меньшей степенью погрешности: например, русское белый и туркменское ак имеют 5 общих значений, русское чёрный и туркменское гара - 11 общих значений и т.д.;
б) сопоставление предмета-эталона цветообозначения (от первичного до современных) в разносистемных языках обнаруживает единство первичного предмета-эталона цветонаименования для неродственных языков: например, узбекское кора (русское чёрный) соотносится с цветом сажи и угля, ок (русское белый) соотносится с цветом молока и мела и т.д. Смена предмета-эталона цветонаименования имеет одинаковую схему в неродственных языках: туркменское тасей (русское жёлтый) - «цвета яичного желтка», нум'лаха (русское голубой) - «цвета неба» и т.п.;
в) цветонаименования представленных неиндоевропейских языков последовательно сохраняют оценочные семы, которые часто совпадают с оценочностью русских цветообозначений: аналогичны значения русского чёрный, монгольского хар и туркменского гара в словосочетаниях чёрная работа - хар ажил - гара иш. Отдельные отрезки оценочного диапазона неродственных языков совпадают, что, несмотря на неполноту совпадения, убедительно доказывает глобальность оценочности, ее общие истоки, одинаковый механизм ее развития;
г) полисемантичность цветонаименований неродственных языков, их одинаковый семантический объем, единство предмета-эталона цветонаименования, последовательное развитие оценочной семы в семантической структуре наименования цвета дают автору основания предполагать, что семантические процессы, происходившие в семантической структуре цветообозначений в ходе ее исторического развития, протекают на самом фундаментальном уровне и поэтому претендуют на универсальность. Сходство семантических процессов в неродственных языках верифицирует закономерность семантических процессов в индоевропейских языках, в частности в русском.
Подытоживая, автор пишет: «Идентичность идеографической структуры исследуемых ЭСГ-семантических полей, идентичность структуры идеограмм в разных ЭСГ, а также семантического объема цветонаименований, генерированных в этих ЭСГ, включая цветовые диапазоны, единство предмета-эталона цветонаименований, выходящие за границы индоевропейских языков, показывают наличие семантической аналогии, в рамках которой действуют законы непрерывной синкретичности семантики слова, поляризации значений, расширения семантического объёма слова и вероятностной реализации семантического генофонда» (с. 201).
А.М. Кузнецов
