CC BY
16
роны, монополия России и непостоянная политика Турции заставляют их увековечивать отношения со старыми партнерами.
Турция не взаимодействует с АКТ, Россией и Ираном, как могла бы. До сих пор она не смогла вести многостороннюю политику; ей необходимо преодолеть «неуклюжесть турецкой энергетической политики», что также будет отвечать особенностям взаимодействия между АКТ, Россией и Ираном.
С.М. Макарова
ВЛАСТЬ
2006.01.017. РУА О. ГЛОБАЛИЗИРОВАННЫЙ ИСЛАМ.
ROY O. L’Islam mondialise. - P.: Seuil, 2002. - 214 p.
Французский исследователь политического ислама анализирует эволюцию исламизма и ислама в целом в условиях глобализации.
Реисламизация, охватившая современный мусульманский мир, - это не только протест в защиту своей идентификации или синтез, позволяющий примирить верность своим традициям и современность (modernite), но также и составная часть и следствие процесса аккультурации, т. е. вытеснение традиционных культур той или иной формой вестернизации. «Реисламизация - это осознание, что мусульманская идентичность, считавшаяся до сих пор как само собой разумеющаяся, как часть культурного наследия может выжить только в том случае, если она будет переосмыслена и четко переформирована вне любого специфического культурного контекста. Реисламизация связана со с стремлением определить универсальный ислам вне специфических культур, хрупкость и историчность которых становятся внезапно очевидными» (с. 10).
Руа считает, что усиление в последние годы неофундамента-листских исламских движений и нового исламского радикализма, воплощенного бин Ладеном, ведущего борьбу с Западом, - это результат принципиальных изменений в деятельности классических крупных исламистских движений, определявших вектор мощной исламской волны, поднявшейся в 1970-е и 1980-е годы, кульминацией которой стала исламская революция в Иране. Ныне все эти великие исламистские движения «отказались от интернационализма, деидеологизировались и вошли в политическую игру как национальная сила... они почти полностью отреклись от политиче-
ского насилия и стали в большей степени националистическими, чем исламистскими движениями» (с. 29, 31).
Наиболее типичный пример «национализации исламизма» -это Иран. Он постепенно перестает поддерживать своих традиционных союзников шиитов в Ираке, на Бахрейне, в Афганистане. В Закавказье Иран поддерживает Армению против шиитского Азербайджана и сотрудничает с Россией и США в их борьбе против «Талибан» в Афганистане. Иран осудил террористические акты 11 сентября 2001 г. в США устами не только либерального президента М. Хатами, но и духовного лидера страны. Этот национализм иранского исламистского движения объясняется практикой власти, выдвигающей на первое место интересы государства-нации, прагматизм и реализм. Такой же процесс наблюдается почти во всех других крупных исламистских движениях.
В тех мусульманских странах, где политика более или менее открыта (Иордания, Турция, Кувейт, Марокко), исламисты занимают место правого центра. Лишь в Пакистане и Саудовской Аравии исламизм сохранил свои первоначальные черты и не превращается пока в национализм.
Первоначальный революционный социальный посыл исламизма постепенно уступает место религиозному консерватизму с первостепенным значением шариата. Даже «Рифах» - наиболее политизированная исламистская партия - не имеет социальной программы и проявляет большую осторожность в трактовке проблемы социальной справедливости. Исламисты не имеют своего социально-экономического проекта. Приходя к власти, они становятся консерваторами и солидаризируются с неофундаменталистами в одном главном пункте: проблема морали и нравов становится для тех и других центральной. Исламизм представляет собой реакцию на западный культурный империализм, но он не является носителем никакой позитивной культурной модели.
Не будучи по своей идеологии демократами, умеренные исламисты, однако, не препятствуют демократизации политических систем в мусульманском мире. Основной тормоз на ее пути - это правящие светские консервативные элиты, озабоченные прежде всего укреплением своей власти.
Характерная черта современного ислама - появление на Западе многомиллионной мусульманской диаспоры. В ней модифи-
цируется отношение к религии: ослабляются идентичность и традиционные этнические связи; отсутствуют легитимные исламистские религиозные авторитеты, которые могли бы направить на путь истинный, и традиционные, общинные и юридические институты, предписывающие и обязывающие выполнять определенные религиозные ритуалы в рамках существующей и привычной социальной системы. В новых условиях религиозность становится личным выбором. В обществе, где ничто не поощряет и не поддерживает ислам, а религиозное право не является этической нормой, этот выбор должен постоянно обновляться.
Традиционный мусульманский мир также меняется, идет непрерывный процесс поиска ответа на вопрос, как приспособиться к современности (тоёегпШ), рассматриваемой прежде всего как внешний фактор.
Активизировавшийся неофундаментализм проповедует возвращение к «истинному исламу», очищению ислама от всех современных наслоений. В этом смысле неофундаментализм открыто выступает агентом декультурации. Он борется против любых форм ассимиляции и вестернизации. Неудачи исламских государств дискредитировали в глазах неофундаменталистов такой тип государ-ственно-политическойй организации, как государства-нации. В качестве своего идеала неофундаменталисты выдвигают создание воображаемой уммы, не привязанной к какой-либо конкретной территории и исповедующей идеи и нормы «истинного ислама».
В 90-е годы произошла политическая радикализация неофундаменталистов, часть из которых становятся «джихадистами», предпочитающими вооруженную борьбу религиозным проповедям. Вследствие геоглобальных изменений - распад СССР и уход коммунизма с мировой политической арены - своим главным врагом радикалы-исламисты считают Запад, военно-политическим воплощением которого является американская империя, которая усиливает свое военное присутствие на всем Ближнем Востоке. Радикалы рассматривают свою борьбу как конфликт между двумя цивилизациями - исламом и Западом.
Сами исламские радикалы - это продукт вестернизации и глобализации. Они транснациональны, не живут в своих родных странах, порвали связи со своими семьями, образуют свои собственные международные организации, многие имеют гражданство
западных стран, окончили престижные западные университеты по современным специальностям, мобильны, живут в различных странах. Большинство из них стали вновь обращенными мусульманами в результате встречи с авторитетным проповедником в радикальной мечети, зачастую в одной из западных стран.
Радикальные исламские интернационалисты являются и будут оставаться маргиналами, так как у них нет дееспособной стратегии. «Аль-Каида» и подобные ей организации не имеют своих политических партий, общественных организаций, прессы, политических союзников, сколько-нибудь солидной социальной опоры в мусульманском обществе. «Аль-Каида» - это милленаристская секта самоубийц (с. 203).
Оценивая перспективы развития политической ситуации в мусульманском мире, Руа подчеркивает, что причины реисламиза-ции не исчезают. Однако исламизация и радикализм не синонимы. Стратегия гетто, проповедуемая неофундаменталистами, ограничена, так как она направлена прежде всего против других мусульман. «Реисламизация может создать проблемы в обществе и в сфере безопасности, но она не является стратегической угрозой» (с. 204).
Слияние национализма и исламизма, а точнее - стирание границы между ними способствует сближению светских националистов и исламистов. Интеграция исламистов в национальную политическую жизнь мусульманских государств укрепляет существующую модель государств-наций и расширяет их политическое пространство.
Перед правящими режимами мусульманских стран два возможных варианта политического развития.
1. «Демократизация без демократов» - постепенное становление политического плюрализма и открытие политического пространства, что должно привести в конечном итоге к укоренению современных парламентских форм правления и трансформации социальной структуры (появлению новых предпринимателей и современных кадров), что, в свою очередь, должно ослабить традиционные связи групповой солидарности подорвать позиции правящей олигархии.
2. Кооптация правящими режимами консервативных и аполитичных неофундаменталистов в структуры власти для реализации программ по укреплению традиционных ценностей, не затра-
гивающих нынешней структуры власти. Провозглашением курса защиты исконных ценностей неприятия «западных ценностей» власти надеются обеспечить народную поддержку. Именно такую политику проводят Пакистан и Саудовская Аравия. Это ведет к усилению неофундаментализма, что, в свою очередь, обостряет противоречия между заявленной идеологией и политикой и укреплением политического альянса с США.
Большинство правящих режимов мусульманских стран избирают второй вариант политической эволюции (подавление радикального ислама, этатизация религиозных институтов, отказ от демократии). Такая политика, считает Руа, неизбежно приведет к новому политическому кризису.
Характернейшая черта последнего десятилетия - это разрыв между государственными стратегиями и идеологиями. «Понятия культуры, идентичности и цивилизации выходят на первый план. Поэтому дебаты о многокультурности и столкновении цивилизаций стали популярны как в мусульманской среде, так и среди европейцев, враждебных исламу. Но эта линия раскола пересекается другим противостоянием - Севера и Юга, где мусульманская идентичность, обостренная израильско-палестинским конфликтом и американской агрессией против Ирака, становится символом сопротивления Третьего мира» (с. 208-209).
Ю.И. Комар
2006.01.018. БАТКО Т.Дж. ОТКРОВЕНИЕ ИЛИ РЕВОЛЮЦИЯ: ГРАМШИАНСКИЙ ПОДХОД К ПОДЪЕМУ ПОЛИТИЧЕСКОГО ИСЛАМА.
BUTKO T.J. Revelation or revolution: a Gramscian approach to the rise of political Islam // British j. of Middle Eastern studies. - Basingstoke, 2004. - Vol. 31, № 1. - P. 41-62.
Автор (Университет провинции Альберта, Эдмонтон, Канада) считает, что «идеи Грамши и современных исламских теоретиков очень схожи по своим целям и тактике, существует общая вера в необходимость свержения правящих элит и разрушения социально-политического порядка, на котором основываются их власть и легитимность» (с. 42). Современные исламские идеологи и лидеры исламистских движений используют ислам «как инструмент политического протеста для делегитимизации гегемонии (или статус-
