CC BY
99
2005.04.025. КУРАЕВ А. «МАСТЕР И МАРГАРИТА»: ЗА ХРИСТА ИЛИ ПРОТИВ? - М.: Рус. Правосл. Церковь, 2004.-160 с.
В книге диакона Андрея Кураева предлагается опыт прочтения романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» с позиции ортодоксального православного христианина. Автор ставит вопросы о приемлемости данного романа для верующих, о возможности для православных христиан восхищаться романом, не восхищаясь при этом изображенными в нем персонажами, и отвечает на них утвердительно, аргументируя свою точку зрения ссылками на последнюю опубликованную редакцию романа и на черновые варианты. Широко привлекаются литературоведческие исследования.
Существенную роль в понимании романа, по мнению А. Кураева, играют черновики, так как роман писался в условиях строжайшей цензуры, и Булгаков мог править текст, приспосабливаясь к определенным цензурным нормам. Этим обусловлено постоянное обращение автора реферируемой книги к черновым вариантам романа (многочисленные цитаты и ссылки) (гл. «В защиту черновиков»).
В главах «Булгаков и вера» и «Булгаков и безверие» рассматривается отношение писателя к Русской православной церкви и пропагандируемому в советской России 30-х годов атеизму. «Хамская безбожная официальная пропаганда претила... Михаилу Булгакову» (с. 25); ему «хотелось осадить наглый натиск» (с. 27). А. Кураев выдвигает предположение, что «Иешуа - карикатура на атеистический (толстовский) образ Христа» (с. 38). В 30-е годы среди советских атеистов развернулась полемика. Одни видели в Иисусе Христе только литературно-мифологический персонаж и отрицали его историчность. Другие считали его обычным человеком, некогда исторически существовавшей личностью. К числу последних А. Кураев относит Л. Толстого.
В главе «Шестое и седьмое доказательство бытия Бога» автор развивает мысль о направленности романа против атеизма: «Булгаков построил книгу так, что советский читатель в "пилатовых главах" узнавал азы атеистической пропаганды. Но автором этой узнаваемой картины оказывался. сатана» (с. 41). Таким образом, атеизм предстает как «хорошо замаскированный (или забывший о своем истоке) сатанизм» (с. 42).
Отмечается также, что православная интеллигенция восприняла роман как произведение христианское. Например, в ведущем культурно-богословском издании русского зарубежья - парижском журнале «Вестник Русского студенческого христианского движения» - после публикации
булгаковского романа в течение 25 лет появилось пять статей о «Мастере и Маргарите» и все они положительные
«Кто автор романа о Пилате?» - тема пятой главы реферируемой книги. Судя по черновикам, первоначально автором был Воланд, но по мере переработки романа «исполнителем» стал Мастер. Рассказ о Пилате начинается до появления Мастера на страницах романа и продолжается после того, как Мастер сжег свой роман. Начинает и завершает рассказ Воланд, презентующий его на правах очевидца.
По мнению А. Кураева, отношение Мастера с Воландом - это классическое отношение человека-творца с демоном: человек отдает свой талант духу, а взамен получает «информацию, видения - "картинки", энергию, силы... "материальную помощь" и защиту от недругов» (с. 47). По православному учению, выше ангела («вестника») поставлен человек, ибо лишь он несет в себе образ Творца творцов. Способность творить, менять мир и владычествовать над ним вменена человеку вместе с телесностью. Сатана - ангел (хотя и павший), и сам он не может творить, поэтому он нуждается в творческой мощи людей, ему нужны все новые Фаусты. А. Кураев считает, что история булгаковского Мастера - очередного «Фауста» - необычна, пожалуй, лишь одним: в его жизни нет минуты выбора, нет и договора, он не способен к поступкам. Он не продал сатане душу, он ее «просто растерял» (с. 50). Сознательно отдает себя сатане лишь Маргарита.
Почему сатана заинтересован в «романе о Пилате»? Этот вопрос рассматривается в главе «Роман или Евангелие?» Сам Булгаков в «романе о Пилате» видел «евангелие сатаны». Вдумчивый читатель, по мысли А. Кураева, может догадаться об этом, не прибегая к записным книжкам писателя, если обратит внимание на фразу «рукописи не горят». «В устах Воланда - это четкая претензия на то, что инспирированная им рукопись должна заменить собою церковные Евангелия или по крайней мере встать с ними вровень» (с. 50). Если учесть, что согласно разным религиозным традициям спорные дела надо доверять суду стихий - воды или огня, то «рукописи не горят» - это не текстуальная, но смысловая цитата.
Согласно распространенному верованию не разрушается то, что сохраняет Бог, в том числе истинные книги, содержащие правильное понимание библейских сюжетов. Теперь же хранителем рукописи выступает Воланд.
«Пилатовы главы» - не просто авторская версия, но антиевангелие, предлагаемое сатаной вместо церковных книг. Здесь оправданы
Пилат и Левий, срывающийся в бунт против Бога, похоже, оправдан даже Иуда, кровью своей искупивший свое предательство.
Сатана заинтересован в таком антиевангелии - это не только расправа с его врагом Христом, но и косвенное возвеличение его самого. Хотя сам Воланд никак не упоминается в романе Мастера, но этим умолчанием достигается нужный эффект: виноваты люди, а он - просто очевидец. «Так, вслед за Понтием Пилатом и Иудой следующим амнистированным распина-телем становится сатана» (с. 54).
В главе «Путь Пилата: от рукописи к луне» отмечается: «Самый большой и смущающий (для христианина) сюрприз "Мастера и Маргариты" в том, что в его конце оживают персонажи малого романа, придуманные персонажами романа большого» (с. 55). По мнению А. Кураева, Булгаков верил в то, что творец рискует стать заложником своего творения.
Согласно оккультизму и буддизму, «энергия человеческой мысли» объективируется, сгущается и затем может оказывать обратное воздействие на своего творца. Все боги, духи, демоны созданы игрой сознания. Психическая энергия, которую поклонник вкладывает в некий мыслеоб-раз, концентрируется в этом образе и постепенно отчуждается от мыслящего, медитирующего, молящегося ума. Соответственно любой мыслеобраз, которому множество людей поклоняется в течение долгого времени, достаточно реален. Он способен им помогать и как бы возвращать людям энергию, которую от них получил прежде. Божества - это аккумуляторы, собирающие в себе энергию поклонения.
Подобным образом и персонажи романа Мастера обретают свою плоть в финале «Мастера и Маргариты». Такими, какими их задумал Мастер, они сохраняются навсегда (ср.: детали одежды, манера поведения).
В главе «Рукописи не горят» автор книги продолжает тему влияния творений на их творца: «Через последний булгаковский роман проходит скорбь о власти деяний над автором деяний» (с. 63). Отмечается, что сходная тематика присутствует в повестях «Роковые яйца» и «Собачье сердце». Эта тема взаимосвязана с темой памяти: «Покой, которого жаждут почти все герои романа -это избавление от прошлого» (с. 64). По мнению А. Кураева, для Булгакова эти темы связаны с глубокими личными переживаниями: «Булгакову тоже было что забывать».
Глава «Свет, тени и софистика» - это полемика с читателями «Мастера и Маргариты», признающими убедительность доводов Воланда
в диалоге с Левием Матвеем (см. главу романа «Судьба Мастера и Маргариты определена»). «Оккультное "двуединство" добра и зла, как им кажется, получило свое художественное воплощение и доказательство» (с. 66), - обобщает автор. Далее цитируются работы Е.П. Блаватской и письмо Ел. Рерих, позволяющие сделать вывод, что Воланд излагает философию Блаватской - Рерихов. Левий называет эти построения софистикой. В отличие от оккультизма, в христианской мистике добро первично и самодостаточно; оно имеет опору в Боге, а не в сатане, и не нуждается в рекомендациях зла.
Свет, который Воланд называет «голым», в мистике именуется «чистым», при этом свет и радость - синонимы. На основании этого А. Кураев выдвигает предположение: мрачность Левия означает, что он не вестник света, а порождение «болящего сознания Мастера» (с. 70).
В главе «Есть ли защита от Воланда?» автор книги, анализируя текст романа, приходит к выводу, что «крестное знамение крайне неприятно для воландовской нечисти» (с. 72). «Упоминание церковных таинств как силы, более могущественной, чем сатана, было вполне в традиции европейской фаустианы (или же, шире -"готического романа"). Булгакову нужно было лишь намекнуть на нее - и у образованных читателей возникал вполне ясный и четкий ассоциативный ряд» (с. 73). Этот намек Булгаков делает упоминанием реакции нечистой силы на крестное знамение. (Детали тем более выразительны, что в окончательном тексте церковная тематика полностью отсутствует.) Крестное знамение и иконка, за которой прячется Иван Бездомный, - немногочисленные признаки существования Церкви в булгаковской Москве.
На вопрос, «есть ли положительные персонажи в романе?», вынесенный в качестве заглавия одной из глав, автор дает отрицательный ответ. В черновиках остался единственный персонаж, которого можно было бы назвать положительным, и, как ни странно, таким персонажем оказывался Никанор Босой. «Его грехи не переезжали человеческие судьбы. Он взяточник, а не людоед, не доносчик и не палач. Его покаяние осталось уникальным в романе по своей глубине и необратимости» (с. 74). Автор цитирует соответствующие эпизоды черновиков.
А. Кураев полемизирует с теми критиками, которые видели в Иване Бездомном положительного героя. По его мнению, Иван Бездомный -«красный профессор», «выдвиженец» (с. 80) и лунатик. Виновники болезни Ивана - советская психлечебница, Мастер, Маргарита и Воланд. «Предал, предал профессор Понырев ту свою ночь прозрения и покаяния.
Отрекся от бумажной иконки с ликом Христа - даже зная правду о Во-ланде... Он предпочел предать свой же собственный опыт и поверить легкому, удобному официальному мифу» (с. 80).
В главе «Скоро ли Пасха?» А. Кураев отмечает, что в окончательной версии романа «события разворачиваются на Страстной седмице православного литургического календаря» (с. 82). Московский роман развивается в кощунственной параллели с богослужебным календарем. Автор подчеркивает, что кощунствен не роман Булгакова, но кощунственна жизнь москвичей и действия сатанистов, изображенных в нем. Эта параллель рассматривается подробно; автор обращает внимание на то, что Воланд не может остаться в Москве Пасхальной, а с ним убегают и Мастер с Маргаритой.
В главе «Почему Воланд - иностранец?» рассматривается и второй вопрос: что привело Воланда в Москву? Как показывает автор, в черновых вариантах появление Воланда в Москве соотнесено с различными атеистическими акциями, с ожиданием пришествия антихриста. В окончательной редакции появление Воланда связано с взрывом храма Христа Спасителя (панорама города, открывшаяся Воланду с крыши дома Пашкова, его не включает). В булгаковской Москве, по мысли А. Кураева, было как бы два полюса духовной энергии: светлый полюс - храм Христа Спасителя, а напротив него -черный полюс: подвалы государственной библиотеки, набитые каббалистическим чернокнижием. Интерес к рукописям чернокнижника Герберта Аврилакского - одна из мотивировок приезда Воланда в Москву (см. главу романа «Никогда не разговаривайте с неизвестными»). Когда Храм взорвали, мир стал «однополюсным». «Сквозняк, в возникшей от этого пустоте, и затянул в Москву "знатного иностранца". Да, тот, кто был "иностранцем" для "Святой Руси", теперь является как полновластный хозяин» (с. 89).
Глава «Об обезьяне Бога» развивает мысль о попытке присвоения Воландом прерогатив Бога в Москве, отвернувшейся от Бога. В советской столице часто проходили так называемые «суды над Богом». По наблюдениям А. Кураева, даже в романе Мастера высказывания Левия против Бога по стилистике и лексике близки к атеистическим высказываниям Н. И. Бухарина.
В ответ Воланд судит Москву, причем его притязание на справедливость на деле оборачивается произволом, сочетающим немотивированную снисходительность и безосновательную жестокость. Воланд не отрицает существование Бога («дьявол уж точно не атеист»)
(с. 96). Он иначе блокирует возможности проявления своего оппонента в мире людей: фактически запретом на молитву («Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего и в особенности у тех, кто сильнее вас» (см. главу романа «Извлечение Мастера»). Воланду «безопасно общаться с человеком, отрезанным от творца. И у человека нет шанса не быть обманутым в этом контакте» (с. 97).
Глава «Книга Иова - "Фауст" - "Мастер и Маргарита"» продолжает тему власти сатаны над людьми, не защищенными Богом, рассматриваемую на литературном материале. Выбор материала мотивируется следующим образом: «Булгаков своим эпиграфом требует рассматривать свой роман в перспективе гётевского "Фауста". А "Фауст" своим прологом, откровенно цитирующим книгу Иова, требует рассматривать себя в перспективе этой библейской книги» (с. 97).
Сопоставив книгу Иова, «Фауста» Гёте и роман «Мастер и Маргарита», А. Кураев приходит к следующему выводу: в первой книге душа Иова под защитой Бога, от козней дьявола погибает его имущество и тело (Иов тяжело заболевает); во второй книге Бог снимает защиту с души искушаемого человека, но не отдает душу дьяволу навечно; в третьей «люди сами сдернули небесный покров со своих душ» (с. 100) и стали игрушками в руках сатаны.
Дух атеизма и кощунства, пропитавший Москву, получил в романе Булгакова сатирическое освещение. «Если бы все сатирические сцены из жизни "интеллигентской" Москвы написал бы кто-то другой, а не Булгаков - они были бы просто смешны. Но в устах Булгакова они звучат как крик отчаянной боли и как приговор. Ведь Булгаков знал и воспел совсем другую интеллигенцию - "белую гвардию"» (с. 100), - резюмирует автор.
Глава «Обрадует ли вечность с Маргаритой?» представляет собой полемику с читателями булгаковского романа, восхищавшимися Маргаритой, воспринимая ее как возвышенный образ любящей, верной, милосердной женщины. Широко привлекая текст последней редакции романа, черновики и архивные материалы, А. Кураев пытается доказать, что подобное понимание Маргариты совершенно неверно и противоречит авторскому замыслу. Отмечается также присутствие в романе мотива расплаты за легковесные слова.
В главе «Он заслужил покой» рассматриваются следующие вопросы: «В чем же грех Мастера? Почему он не заслужил света? В чьих глазах он "согрешил"? От кого он принимает свою полунаграду-полунаказание?» (с. 111). Автор реферируемой книги высказывает пред-
положение, что грехом (с точки зрения Воланда и Иешуа) оказывается именно сожжение романа, так как призраки «чахнут, если их оставлять без внимания» (с. 112). В вечности Мастер зависит от Воланда и его даров («старый слуга», «домик» и др.). «От "потусторонней" силы Мастер получает вполне посюсторонний, "кесарев" дар» (с. 115), - замечает А. Кураев. Воланд обещал Мастеру то, что якобы привело бы в восторг самого Фауста, но обманул. Фауст не любил размеренную, предсказуемую лабораторно-домашнюю жизнь, он жаждал деятельности. Мастер же (пока был жив) мечтал о беспамятстве и покое. «Как и Фауст, Мастер получил свои дары в пасхальную ночь. Пасха - значит переход. Мастер в эту ночь перешел от земной жизни к посмертному существованию. Качество перехода определяет и качество этого существования» (с. 121). Сохраняя мрак в душе, Мастер «перешел рубеж вечности». «Пациент остался пациентом» (с. 123). (См.: последние появление Мастера в эпилоге романа - видение Ивана Понырева.)
Отличие фаустианы ХХ в. от традиций прошлых веков состоит в том, что нет спасающего и всеизменяющего вторжения Божьего промысла. «И это самое страшное предупреждение романа: все может кончиться плохо. Есть такая мера человеческого забвения о Творце и отречения от Него, когда и Небо уже бессильно» (с. 126), - полагает А. Кураев.
На еще один вопрос, «заслужил ли Булгаков памятник?», автор книги отвечает утвердительно, обращая при этом внимание на то, что памятника достоин именно Булгаков, а не какой-либо из персонажей «Мастера и Маргариты» («в романе просто нет положительных персонажей») (с. 128). А. Кураев критикует проект памятника Булгакову, предложенный в 2000 г. скульптором А. Рукавишниковым, подчеркивая неприемлемость подобного монумента (включающего изображения Иешуа и Воланда с его свитой) для христиан и его противоречие мировоззрению Булгакова. Отмечается, что при интерпретации произведений Булгакова необходимо учитывать авторское (булгаковское) видение персонажей.
В приложении «За что Канту грозили Соловки?» анализируется «нравственное доказательство бытия Бога» по И. Канту.
Г. В. Кутепина
2005.04.026. ЖИБУЛЬ В.Ю. ДЕТСКАЯ ПОЭЗИЯ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА: МОДЕРНИЗМ. - Минск: Логинов, 2004. - 130 с.
