CC BY
71
КУЛЬТУРА
2005.03.052-053. ЯПОНСКАЯ КУЛЬТУРНАЯ ТРАДИЦИЯ: КОММУНИКАЦИОННЫЙ И ПСИХОПАТОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОДЫ.
2005.03.052. MICKOVA L. The Japanese indirectness phenomenon // Asian and African studies. - Br., 2003. - Vol. 12, N 2. - P. 135-147.
2005.03.053. NATHAN J Disorders of interdependence in Japan // Psychologie. - Kyoto, 2000. - Vol. 43, N 3. - P. 176-187.
Словацкий японовед Любица Мицкова (университет Комен-ского, Братислава) (052) подчеркивает, что, определяя японскую коммуникацию как косвенную, двусмысленную, мы исходим из западных представлений, отличных от японских. Типичный пример - ответ на вопрос «Куда идешь?». Западный человек, в отличие от японца, обычно отвечает конкретно и точно (например: «Иду в кино»). Многие японцы выбирают нечеткий ответ. Нечеткий ответ японца объясняется тем, что он воспринимает такой диалог как всего лишь обмен приветствиями. Различия в типах ответов отражают разный исторический опыт народов, закрепивший разные системы ценностей.
Японская культура - коллективистская, или, иначе говоря, группоориентированная. В ней на первом плане - деление людей на своих (ути) и чужих (сото). Свои - это люди, принадлежащие к одной группе и придерживающиеся одних ценностей (ути). Все прочие - чужие (сото).
Группы в Японии - социальные единицы, чья роль тесно связана с земледельческими традициями. Индивид в таком обществе мог выжить, только будучи членом деревенской группы. Значение деревенской общины определялось слабой мобильностью в японском обществе, что приводило к установлению среди деревенских жителей тесных взаимозависимых отношений, основанных на взаимной поддержке и солидарности. Соблюдение правил группы и работа на нее обеспечивали безопасность индивида.
Важным механизмом упрочения эмоциональной спаянности в группе была традиционная психология амаэ - потребность быть любимым, полагаться на снисходительность и всепрощение. Хотя такая потребность существует во всех культурах мира, но нигде она не получила такого развития и не заняла столь высокого места в иерархии потребностей, как в Японии. «Если за японской групповой ориентацией стоит потребность в амаэ, то на Западе идею индивидуалистического
подхода к жизни поддерживает потребность в самоактуализации» (052, с. 136).
Другая особенность японского общества - иерархичность связей и структуры. Трудно найти двух индивидов в группе или две группы в обществе с одинаковым социальным статусом, все они соподчинены. Эта структура возникла на основе традиционных отношений оябун - кобун (родители - дети). В современной Японии они существуют в форме отношений сэмпай (старший) - кохай (младший). Эти вертикальные отношения носят характер взаимных обязанностей: оябун оказывают помощь своим кобун (в получении рабочего места или продвижении по службе, совет при принятии важных решений), кобун же должны быть преданы своим оябун. Адаптация поведения японца к такой иерархии и ее правилам отражается в японском стиле коммуникации. В то время как «старшему» позволено общаться с «младшими» в дружелюбно неформальной манере, «младший» должен выражать свое почтительное отношение в вежливых и учтивых формах, что и порождает косвенные формы высказываний со стороны нижестоящего.
Естественно, что в обществе с такими тесными вертикальными отношениями важнейшей ценностью становится гармония - ва. Гармония в группе должна быть сохранена любой ценой, и поэтому негативные реакции следует скрывать. Это создает почву для косвенной, ритуализованной коммуникации. «Для того, чтобы в таком обществе ничто не угрожало явной спаянности группы, коммуникация должна быть косвенной» (052, с. 137).
Такая ориентированность отражается в других ценностях и понятиях японской культуры и поддерживается ими. Прежде всего это хоннэ и татэмаэ. Первое означает «истинные мысли и намерения», второе -«внешнее, показное». В японской традиции из-за высокой спаянности группы в сознании ее членов существовало четкое разделение между тем, о чем можно сказать откровенно, и тем, что надо скрывать или доверить только близким. Японцы делят мир на ура (задняя сторона, изнанка) и омотэ (лицевая сторона, фасад). Ура представляет все то, что надо скрывать, а омотэ - то, что можно демонстрировать. В японской коммуникации понятиям ура и омотэ соответствуют понятия хоннэ и татэмаэ: первое - это выражение ура, второе - омотэ. На основе этих социально-пространственных категорий и с учетом статусных, ранговых и ролевых различий и строится японская коммуникация.
В качестве конкретных примеров использования косвенных форм коммуникации в японском языке автор называет: 1) выражение приказания или команды в форме просьбы о милости; 2) отказ или в форме извинения, или с намеком на возможность положительного решения в будущем; 3) при выражении собственного мнения используются особые, «вежливые формы», особенно в случае несогласия или при желании смягчить возможный агрессивный эффект; 4) в письменной коммуникации действует система правил, четко отражающих существование феноменов хоннэ и татэмаэ.
Американский психолог из Гавайского ун-та Джеффри На-тан (053) утверждает, что распространенный, особенно в западном японоведении, этический подход к психологии личности японца и ее патологиям не в состоянии точно описать их из-за того, что при этом используются западные понятия. Учитывая групповое сознание японцев, для понимания их психологических проблем важно изучать не столько личность как индивидуальность, сколько как результат взаимозависимости, имеющий свою культурную природу. Поэтому психопатологию личности в Японии надо изучать с помощью эмического, или культурно-релятивистского подхода, опирающегося на культурные ценности и понятия данного народа.
Используя исследования японских психологов и психиатров, а также результаты собственных обследований, автор выделяет несколько основных психопатологий взаимозависимости, обуслов-ленных японской культурной традицией. Термин тайдзинкё: фусё: переводится обычно как «антропофобия». Синдром этот проявляется в чувстве неадекватности, боязни встречи с другими людьми, покраснении, заикании и других признаках тревоги. Термин впервые использовали в 20-х годах прошлого века. Он был признан уникально японским, что способствовало повышенному вниманию к нему японских ученых - теоретиков «нихондзин рон». Своими истоками этот культурный и психологический феномен связан с относительно долгим (216 лет) периодом изоляции страны. Синдром привлек внимание западных ученых, включивших его в категорию культурно обусловленных расстройств личности. Подтверждением его распространенности в Японии служат данные медицинской статистики и обследований, свидетельствующие, что 10% пациентов японских психиатрических клиник страдают этим заболеванием. В основном это заболевание юношей и молодых мужчин в возрасте от 14 до 29 лет. Его можно рассматривать как
дисфункциональное преувеличение значения японских ценностей: японцы очень чувствительны к нюансам межличностных отношений. Японский язык позволяет говорящему проводить тонкие различия относи-тельно социального статуса слушающих. Существует также такая культурная ценность, как скромность. В Японии смотреть прямо в глаза друг другу, если речь не идет о близких людях (членах одной семьи, близких друзьях), считается проявлением грубости и невоспитанности. Заболевание наиболее успешно лечится при помощи психоаналитически ориентированной групповой терапии.
Наиболее известной японской концепцией психологии личности является теория амаэ, развитая японским психиатром Т. Дои. Он определяет амаэ как желание «зависеть и полагаться на благожелательность другого» или как «пассивную любовь». Амаэ/амаэру можно переводить как «вести себя по-детски или зависимо». В других языках мира нет слов для выражения этого феномена, в японском же их довольно много.
Японцы всех возрастов, обоих полов и разного социального положения испытывают стремление к амаэру. Дои связывает с ним многие психологические проблемы личности японца и его поведения. Так, он считает, что поиски амаэ позволяют японцу смягчить трения между индивидом и другими людьми, им и его социальной группой, влекут за собой создание иерархической структуры общества, основанной на отношениях амаэ. Неуспех в поисках амаэ или попытка скрыть это часто приводят японца к психическим расстройствам или психосоматическим заболеваниям.
У психологии амаэ есть два патологических выражения. Первое -амаэсуги - характеризуется привычкой во всем полагаться на добрую волю других, отсутствием дисциплины и безответственностью. Второе -амаэкасисюги - отличается не только надеждой на добрую волю других, но и чрезмерной самонадеянностью и снисходи-тельностью к себе.
Понятие уцу относится к неудаче в исполнении социальных ролей. Оно характеризуется постоянным отсутствием воли и неспособностью исполнять свои роли в школе, на работе, в семье. Особая важность ролевого поведения исторически связана с насаждением правительством с начала эпохи Токугава (1603-1867) и вплоть до середины ХХ в. конфуцианства и китайских методов управления. Согласно конфуцианскому учению, в идеальном государстве каждый индивид включен в стройную систему человеческих отношений, и гармония в
обществе существует только тогда, когда каждый исполняет свои роли. Граница между «я» и «другим» в таком обществе очень подвижна, и личность находится под воздействием широкого поля сил. Хотя конфуцианство не имеет в современной Японии прежнего влияния, оно остается важной мотивирующей силой в японской культуре, поведении японца и в концептуализации личности. Когда японец не исполняет своих ролей в школе, на работе и в семье, это считается уцу. И хотя в сегодняшней Японии исчезли многопоколенные семьи и система традиционной семьи иэ, не соблюдаются сыновняя почтительность и обязанности перед родителями, такое неисполнение роли в семье может рассматриваться как ояфуко (отсутствие сыновней почтительности к родителям), являющееся разновидностью уцу.
Понятие вагамама часто используется в Японии для описания неприятного типа поведения. Буквально это слово означает «принимай меня таким, каков я есть». Оно передает ребяческий, негативный, безразличный, безответственный, эмоционально взрыв-ной и активно противостоящий исполнению своих ролей в школе, на работе и в семье тип поведения. Психогенетически вагамама связано с уцу, поскольку имеет дело с традиционно японскими и конфуцианскими ценностями поведения, соответствующего роли. Однако, в отличие от более пассивного уцу, вагамама активно оппозиционно ролевому поведению. В сегодняшней Японии оно ярко проявляется в феномене «отказа учеников посещать школу». Для избавления от синдромов уцу и вагамама в Японии широко применяется семейная терапия.
К числу психопатологий, связанных с культурными тради-циями, относится и мусинкэй, обозначающее поведение, игнори-рующее других. Буквально слово значит «без нравов». Этот тип поведения противоположен японским ценностям - скромности, межличностному сотрудничеству и иерархическому сознанию. Это антисоциальное поведение. Для лечения широко используется так называемая «найкан-терапия»: клиента побуждают вспоминать о его былом общении с важными для него людьми - матерью, отцом и учителями. Восстанавливая эти отношения в деталях, клиент приходит к признанию, сколь многим он обязан другим.
Из перечисленных психопатологических феноменов только три последних (уцу, вагамама, мусинкэй) не признаются японскими психологами и психиатрами как клинические. Во всех остальных случаях их клинический характер и культурная обусловленность не только
2005.03.054
202
признаются, но и широко обсуждаются в японском обществе, что лишний раз доказывает плодотворность эмического подхода.
М.Н.Корнилов
2005.03.054. ПУРНИМА М. ОПАСНЫЕ ЖЕЛАНИЯ: ТЕЛЕВИДЕНИЕ И ЭРОТИКА В ИНДИИ КОНЦА XX ВЕКА.
PURNIMA M. Dangerous Desires: television and erotics in late twentieth-century India // J. of Asian studies. - Ann Arbor, 2004. - Vol. 63, N 2. - P. 403431.
Профессор социальной антропологии (Станфордский университет, США) анализирует «эстетику потребления» - явление, возникшее в Индии в 80-90-е годы в результате ее приобщения к глобальной культуре, и один из аспектов его проявления - общую эротизацию массовой культуры (МК). Основными объектами исследования выступают два пласта МК Индии: телевидение (программы, ток-шоу, фильмы и т.д.) и отношение к предметам потребления. Полученные результаты автор пытается соотнести с такими социальными показателями, как класс, пол, каста, семейное положение. Исследование строится на результатах опросов, проведенных среди жителей Дели и прилегающих районов, при этом большинство респондентов принадлежало к низким и средним кастам, формирующим «средний класс» в этом регионе.
Индия, несомненно, имеет мощную «генеалогию эротики» (с. 406). Это не только санскритская литературная традиция («Камасутра» Вальмики, «Натьяшастра» Бхараты, «Гитаговинда» Джаядевы и т.д.), но и огромный пласт тамильской поэзии (в частности, поэзия «ахам») и индо-исламская традиция бхакти, представленная поэзией Кабира, Сурдаса, Тулсидаса, а также позднесредневековая поэзия урду в жанре газелей. Однако эротическая культура традиционной Индии резко отличается от эротизма современной МК.
Если классическую индийскую эротику принято изучать на материале литературной традиции, то носителями культуры эротизма в современной Индии выступают фильмы, телевизионные шоу, глянцевые журналы, рекламные объявления и сами продукты потребления. Важнейшим отличием современной эротики в Индии является то, что она, несомненно, западная по содержанию, но индианизированная по форме. Эта «гибридизация» эротической подоплеки МК возникает как результат приспособления глобальной (в первую очередь, американской) МК к местным индийским условиям.
