CC BY
14
ГРАММАТИКА. МОРФОЛОГИЯ. СЛОВООБРАЗОВАНИЕ
2005.03.017. ДОКЛАДЫ ПО МОРФОЛОГИИ И СЛОВООБРАЗОВАНИЮ НА XIII МЕЖДУНАРОДНОМ СЪЕЗДЕ СЛАВИСТОВ В ЛЮБЛЯНЕ В 2003 г.
1. KOSESKA-TOSZEWA V. Kwantyfikacja czasu, aspektu, czy czasu i aspektu? // Prace na XIII Mi^dzynarodowy kongres slawistów w Lubljanie 2003 / Kom. slowianoznawstwa i Kom. j^zykoznawstwa Pol. akad. nauk; Kom. red.: Popowska-Taborska H. et al. - W-wa, 2002. - S. 109-115. -(Z pol. studiów slawistycznych; Ser. 10, j^zykoznawstwo).
2. LAZINSKI M. Uwarunkowania stylistyczne uzycia aspektu czasownika // Ibid. - S. 127-136.
3. MIECZKOWSKA H. Nowe typy derywacji slowotworczej w uj^ciu slowacko-polskim // Ibid. - S. 143-150.
4. WASZAKOWA K. Perspektywy kognitywnego opisu slowotwórstwa (kog-nitywna interpretacja znaczenia derywatu) // Ibid. - S. 253—262.
В докладе В. Косеской-Тошевой «Квантификация времени, аспекта или времени и аспекта?» (1) указывается, что проблематика времени и вида всегда рассматривалась в увязке, но сейчас пришло время отделить эти понятия друг от друга, несмотря на все связанные с этим сложности. К этому побуждают факты болгарского языка (возможность образования имперфекта от глаголов совершенного вида и аориста - от глаголов несовершенного вида), а также тот факт, что в литературном болгарском количество времен не уменьшается. Основными элементами как вида, так и времени являются состояние и событие. Для состояний характерна длительность, для событий - сиюминутность и безвременность (горение свечи - состояние, а то, что она угасла, - событие). События и состояния следуют попеременно - событие начинает, прерывает, завершает какое-либо состояние. Событие вполне заменяет понятие фазы, столь необходимое для аспектологов, процесс при этом предстает как комбинаторика состояний и событий. О состояниях можно говорить в любом времени, но о событиях нельзя, например, говорить в настоящем времени, а только в прошедшем или будущем. Разграничение семантических категорий времени и вида требует выделения семантических оппозиций. В основе времени как семантической оппозиции лежат три других семантические оппозиции: 1) прошлое / непрошлое, 2) определенность / неопределенность - «единичная, экзистенциальная или общая квантификация со-
стояний и событий» (с. 110), 3) предшествование / следование. Семантические оппозиции категории вида - это точечность / длительность, которым соответствуют событие и состояние, а также разовость / повторяемость.
Следующая называемая В. Косеской-Тошевой проблема связана с квантификацией. Информация о несовершенном виде имеет отношение не только к понятиям длительности, прерывистости или повторяемости состояний и событий, но и к понятию экзистенциальности. Одноразо-вость в славянских языках выражается формами совершенного вида, а в болгарском языке - и формами аориста, но спорадически - также с помощью форм имперфекта. Общеэкзистенциальное значение выражается в славянских языках с помощью несовершенного вида, а в болгарском -также через имперфект.
В. Косеская-Тошева утверждает, что «на примере употребления оборотов с каждый или один мы видим, что под квантификацией в естественном языке понимается как преобразование предикатов в предложения, так и определение единичных предметов, являющихся совокупностями» (с. 112).
В. Косеская-Тошева указывает, что оппозиция кратности прежде всего сводится к оппозиции единичности (однократности) - многократности, и ее не следует смешивать с повторяемостью. В болгарском аористе (независимо от информации о виде) заложена информация о единичности. Болгарский материал однозначно показывает, что экзистенциальная и общая (универсальная) квантификация связаны с семантической категорией времени, а не аспекта. Суммируя, автор пишет, что можно говорить о кван-тификации времени и о квантификации вида, но при этом следует иметь в виду, что это разные типы квантификации. При этом разграничение семантических категорий времени и аспекта позволяет увидеть и уточнить зависимость между экзистенциальной, общей и единичной типами квантифи-кации, а также между единичностью и категорией определенности / неопределенности. Это эффективный теоретико-методологический прием, вскрывающий новые семантические соотношения.
Доклад М. Лазиньского «Стилистическая обусловленность использования вида глагола» (2) носит стилистическо-грамматический характер. М. Лазиньский предлагает взглянуть на вид глагола с точки зрения стиля и стилистической обусловленности. Подчеркивается, что если под стилем понимать «способ формирования текста в рамках одного и того же коммуникативного содержания» (с. 126), то он всегда является
результатом выбора языковых средств для выражения данного содержания.
Указывается, что выбор одного из двух видовых соответствий зависит в тексте не только от семантических признаков, но и от стиля высказывания, от способа конструирования нарратива как ряда разного рода ситуаций. Обсуждается проблема стилистически обусловленной видовой непарности (отсутствия видовых соответствий для глаголов-стилистических синонимов на фоне стилистически нейтральных двувидовых глаголов).
М. Лазиньский обращает внимание на то, что проблема выбора между видами глагола обычно демонстрируется (в учебниках по стилистике и поэтике) на примере замены прошедшего времени глагола совершенного вида глаголом в настоящем историческом (praesens his-toricum) несовершенного вида (при описании однократных событий) в том случае, если мы хотим представить события как сменяющийся ряд переживаний героя или наблюдателя ситуации. Хотя замена настоящего исторического времени на прошедшее возможна всегда, употребление настоящего исторического не всегда возможно. Аналогии с настоящим историческим вызывает употребление настоящего сценического (praesens scaenicum) - с театральных подмостков или в репортаже в прямом эфире с футбольного матча и т.п. Но этот тип настоящего времени нельзя с той же легкостью, что и настоящее историческое, поменять на прошедшее время глагола совершенного вида.
М. Лазиньский анализирует проблему видовой непарности глаголов совершенного вида разговорного регистра, останавливаясь на таком типе связи между видом и стилем, как стилистически обусловленное ограничение возможности выбора между одним и другим видом. Такая ситуация имеет место в польском языке у глаголов совершенного вида разговорного типа или у глаголов с другим типом стилистической маркированности, у которых имеется стилистически нейтральный синоним. Отмечается, что многие разговорные глаголы совершенного вида имеют соответствие несовершенного вида лишь в потенциале (таков, например, глагол kojfn^c сыграть в ящик (умереть).
Обращаясь к понятийному аппарату частных значений вида (А.В. Бондарко, Е.В. Падучева), М. Лазиньский указывает, что разные глаголы несовершенного вида могут различаться комплексом частных значений; при этом в качестве основного все глаголы несовершенного вида имеют
конкретно-фактическое значение (которое вслед за С. Кароляком можно передать обобщенно как «что-то произошло»).
В рамках рассмотрения частных значений разговорных глаголов М. Лазиньский составил таблицу всех синонимов двух синонимических рядов с доминантами-двувидовыми глаголами гаЬуас / гаЫс убивать / убить и иш1егас / ишггес умирать / умереть. Он полагает, что глаголы несовершенного вида из вышеприведенных пар могут обладать не только семантикой многократности, но и иметь терминативное значение (в данном случае действия или состояния, которое по всей вероятности приведет к смерти). Табличная презентация видовых корреляций демонстрирует, что в группе стилистически окрашенных синонимов разговорного регистра отсутствуют глаголы несовершенного вида. Вырисовывается такая закономерность, что чем ниже стилистический регистр, тем менее вероятно наличие пары несовершенного вида у стилистически окрашенного глагола. Эта закономерность объясняется тем, что основная функция разговорных и сниженных синонимов - это декоративная функция, проистекающая из стремления «направить мысль адресата на ассоциации, вызываемые на основе метафоры из другого семантического поля или даже через ономатопею» (с. 131). Такие употребления, как правило, относятся к отдельному событию и не требуют многократного соответствия несовершенного вида, отсюда их непарность.
В докладе содержится информация об Объяснительном словаре польских синонимов, создаваемом в рамках сотрудничества Варшавского и Берлинского университетов под руководством А. Нагурко. В данном словаре среди глаголов-синонимов с пометами более низкого стиля немалая доля приходится на непарные, не имеющие соответствия несовершенного вида. Приводятся примеры из Нового объяснительного словаря синонимов русского языка под ред. Ю.Д. Апресяна, показывающие, что и в русском языке видовая парность может быть связана со стилистическими моментами.
М. Лазиньский обращается также к проблеме рекатегоризации событийных глаголов, подчеркивая, что события в языковом плане естественным путем бывают представлены глаголами совершенного вида (основного с точки зрения передачи лексического значения, общего для обоих видов; глагол несовершенного вида в этом плане вторичен). Однако в ряде контекстов тем не менее выступает глагол несовершенного вида - для представления события вместе с предшествующим ему процес-
сом. Такое явление М. Лазиньский квалифицирует как продукт рекатего-ризации.
Во выводной части доклада М. Лазиньский указывает, что все ситуации выбора между глаголами совершенного и несовершенного вида дополнительно обусловлены запасом видовых соответствий, который неодинаков для разных стилевых регистров.
В докладе X. Мечковской «Новые типы словообразовательной деривации в словацко-польском ракурсе» (3) дается обзор применяемых способов деривации, актуальных для современных словацкого и польского языков. Отмечается тенденция к уменьшению доли суффиксального образования в пользу несуффиксального и увеличения доли сложных дериватов по сравнению с простыми. Указывается на распространенность в сфере суффиксального образования явления универбизации. Простая деривация отмечается как более продуктивная в словацком языке, чем в польском, ср.: словац. asfaltová cesta асфальтированная дорога > asfaltka, merací prístroj измерительный прибор > merácka, польс. zol-nierz na okr^cie podwodnym солдат на подводной лодке > podwodniak. Базой для несуффиксальной деривации является, в частности, отрицательная деривация, связанная с сокращением словообразовательной основы - например, усечением суффикса или квазисуффикса или срединного элемента, реже морфемы, в результате чего основа начинает функционировать как новый дериват (без смены части речи). Автор описывает способы усечения основы в словацком и в польском языках.
В словацком языке эти способы распределяются следующим образом: а) усечение окончания основы (do videnia до свидания > dovi); б) усечение последнего фонологического элемента основы (diki спасибо > dik); в) усечение срединного элемента основы (anglictina английский язык > anglina, ucitelka учительница > ucka); г) усечение конечного элемента и прибавление суффикса (dejepis история > deják). В польском языке имеют место сходные явления: а) усечение основы и подключение механизма графического сокращения: czesc i do widzenia привет и до свидания > се i de; б) усечение с возможным добавлением окончания (dyrektor директор > dyro, dzi^kuj спасибо > dzi^ki; в) только усечение: mercedes мерседес > mere; г) усечение срединного элемента (все более частотное): fizyka физика > fiza, stówka сотня > stówa.
В то же время X. Мечковская указывает, что ряд дериватов меняет свои грамматические характеристики - такое явление обозначено как парадигматическая деривация. Основная масса примеров смены часте-
речной принадлежности приходится на отглагольные дериваты, образовавшиеся путем усечения суффиксальной основы: словац. dopis письмо, dosah предел, радиус досягаемости, dovoz импорт, польс. / словац. dotyk прикосновение, польс. zasiçg охват, радиус действия. Суть данного типа деривации состоит в том, что в результате категориальной мены глагольная парадигма меняется на субстантивную (отсюда парадигматическая деривация). Явление категориальной мены частотно и в сфере заимствованной лексики: польс. demografia демография > demograf демограф. Несуффиксальными являются и другие способы универбизации: а) на основе субстантивации: словац. trvalá ondulace перманентная завивка > trvalá перманент, польс. dyrektor generalny генеральный директор > gen-eralny генеральный, гендиректор, zloty medal золотая медаль > zloto золото, br^zowy medal бронзовая медаль > br^z бронза, словац. Minister-stvo skolstva Министерство просвещения > skolstvo просвещение.
Большинство дериватов образовано по технологии универбизации (более продуктивной в словацком, чем в польском), при этом развилось много способов, имеющих в основе механизм сокращения. В целом X. Мечковской отмечается тендеция к сокращению и языковой экономии за счет снижения точности и ясности высказывания. Так, некоторые лексемы понятны только в более или менее широком контексте. Указывается на распространенность сложной деривации как способа композиции. Самый старый тип композиции представляют собой сращения типа словац. ledaa-kost' и польс. bylejakosc, означающих слабое качество (букв. кое-какое качество). Описываемый способ деривации широко проник в сферу имен собственных, ср.: словац. Investbanka Инвестбанк, польс. Euroregion Евро-регион. В сфере апеллятивной лексики отмечается большой поток сращений, напр., словац. ekosystém экосистема, словац. krimiseriál многосерийный детектив, польс. eurodolar евродоллар, telenowela теленовелла, телеповесть. Отмечаются и традиционные сращения с интерфиксом о (словац. rychlodraha скоростная трасса). Место первого члена часто занимает иностранный элемент-интернационализм: auto-, maxi-, radio-, sex-, agro-, eko-, euro-, foto-. В наши дни в связи со структурно-семантической устойчивостью и интернациональным характером этих элементов их принято рассматривать как префиксы, а дериват в целом можно интерпретировать как простой префиксальный тип. Автор указывает, что в среде словацких языковедов вышеприведенные элементы принято называть полупрефиксами, а польские языковеды называют их префиксоидами. В обоих рассматриваемых автором языковых ареалах все больше распространяется особый про-
дукт сложной деривации - комплексы, характеризующиеся слабой связью, так называемые мультивербизмы, представляющие собой дискретные, графически делимые результаты языкового аналитизма (в противоположность характерной для славянских языков деривационности и синтетизму). В конце 80-х уже обращалось внимание на их возрастающую продуктивность, прежде всего в публицистике и специальной лексике, напр.: словац. virtualna skutecnost виртуальная реальность, польс. poczta elektroniczna электронная почта. Степень их связанности не всегда осознается, поэтому они характеризуются как свободные словосочетания, а не как термины. Их основной член имеет общее значение, а определяющий член сужает и уточняет его значение. Ср., напр., словац. zmenovy majster мастер смены, польс. komisja skrutacyjna счетная комиссия, словац. rektor do spraw stu-denckich ректор по вопросам студентов, словац. referent pre pracu z det'mi референт по работе с детьми. Эти словосочетания отвечают номинативным потребностям наших дней, когда требуется особая точность.
Суммируя, X. Мечковская подчеркивает, что динамичные изменения происходят буквально на глазах. Наряду с простой деривацией на первый план выдвигается универбизация, а в ее рамках - сложная деривация на базе использования сложных словообразовательных основ для создания формально более простых стуктур (одно- и двуэлементных), мультиплицирующих иностранные (русские и немецкие) образцы. Это говорит о многонаправленном и сложном развитии и отражает, с одной стороны, тенденцию к сокращению, а с другой - ведет «к своего рода унификации и утрате системной индивидуальности» (с. 149). Словацкий язык оценивается исследовательницей как имеющий более высокую деривационную способность.
К. Вашакова в докладе «Перспективы когнитивного описания словообразования (Когнитивная интерпретация значения деривата)» (4) подчеркивает, что когнитивная теория языка (прежде всего в подходах Ланга-кера) обогащает традиционное, т^выполненное в русле структурного подхода, описание словообразовательной системы. К. Вашакова приводит целый ряд примеров-образцов способа интерпретации словообразовательных дериватов, наглядно демонстрирующих изменение предмета словообразования, которым в русле когнитивного подхода является «описание словообразовательного деривата как концептуальной структуры» (с. 261), причем эта структура может быть выявлена лишь на основе многоаспектного анализа текста, содержащего данный дериват. Таким образом, для когнитивизма характерен подход к словообразовательным дериватам как к
текстовым единицам с разной степенью закрепленности в сознании говорящих, и такой подход можно рассматривать как источник информации о языковых способах интерпретации действительности познающим субъектом (например, еще не названной или заново интерпретируемой ситуации). К. Вашакова показывает, как ментальный подход к миру через призму человека отражается в словообразовательных дериватах. Она указывает, что общей платформой в широко понимаемом когнитивизме являются:
1) подход к языку как к части познавательного механизма человека;
2) соединение языка с культурой.
Различие между имевшими ранее подходами и когнитивным подходом состоит в том, что в когнитивизме языковые явления рассматриваются «как связанные с познавательными способностями человека, с его знаниями о мире (энциклопедическими, опытными, культурными, а также со свойственной ему перспективой видения и оценкой» (с. 262). Тем не менее методологические достижения структурализма в области словообразования несомненны и по-прежнему актуальны - это целостность описания словообразовательной системы с учетом механизмов словообразования, средств такого описания, процессов создания новых словообразовательных структур.
В когнитивной интерпретации речь идет о воссоздании способа понимания языковых выражений (в том числе словообразовательных) в тексте, об отражении способа ментального подхода к фрагменту действительности со стороны концептуализатора.
Среди когнитивных (познавательных) способностей главные роли выполняют: 1) способность к сопоставлению явлений; 2) способность к категоризации как подход к данной ситуации на разных уровнях абстракции; 3) способность к концептуализации как способность представлять данную ситуацию с помощью языковых понятийных структур разными способами.
Важную роль играет способность человека делать вывод о реальном содержании слова на основе языковых и контекстных данных, знаний о мире, о типичном поведении в определенных ситуациях и т.п. Это ментальная операция, позволяющая выходить за пределы буквального значения слов и увидеть больше содержания, чем то, которое содержится в данной языковой структуре (инференция). Речь идет о воссоздании концептуальной основы.
Рассматриваются словообразовательные структуры с большой степенью сгущения семантики как сложные случаи реконструкции ле-
жащей в их основе концептуализации. Так, К. Вашакова рассматривает значение нового деривата латиноамериканизация, указывая, что когнитивная база этого понятия сложна и образуется за счет комплекса признаков, приписываемых Латинской Америке данным культурным сообществом. Это информация, касающаяся географического положения региона, истории, общественного строя, политической и экономической ситуации, культурных традиций, связей с другими регионами и т.д. Однако не все эти знания составляют непосредственно семантику рассматриваемого деривата - в центре внимания концептуализатора оказываются нестабильность в экономике, брожение в обществе, отсутствие жизненной стабилизации, остальная же информация составляет фоновые знания.
К. Вашакова указывает, что положения когнитивного подхода позволяют взглянуть на словообразование с иной перспективы, рассматривая его «как систему, отражающую способы удовлетворения ментальных потребностей пользователей, связанные с выделением и обозначением фрагментов действительности, с ее пониманием и освоением. Однако акт номинации с когнитивной перспективы касается не только названий, но прежде всего понятий; его результатом является новая понятийная структура, имеюшая языковую форму» (с. 256), причем способ концептуализации мира, языковая картина мира, присущие данному словообразовательному деривату, проявляются через его связи с другими языковыми знаками.
К. Вашакова останавливается на механизме сравнения как основном когнитивном и языковом механизме распознавания сходств между структурами, базирующемся на сканинге как концептуальном анализе двух элементов - образца сравнения и объекта сравнения с целью сопоставления их друг с другом для регистрации различий между ними. Она указывает на характерный для польского языка способ выражения отношений сходства как в словообразовательной основе, так и с помощью форманта - напр., кабаретизация семантизируется как 'придание чему-либо черт кабаре или принятие этих черт, благодаря чему данное явление становится похожим на кабаре, напоминает кабаре'. Процессы метафо-ризации (метафорического расширения категории) предстают как осмысление одной структуры в категориях другой. Приводится пример неологизма макдональдизация (например, макдональдизация культуры / обычаев), возникшего в результате метафорического расширения категории. Доменой источника (словообразовательной основой) является поня-
тие распространенной в мире сети ресторанов «Макдональдс». Метафорическое же значение можно представить как 'перенимание европейскими странами (и другими) американских образцов массовой культуры, проявляющееся в унификации жизни в американском стиле', прежде всего речь идет о перениманиии американского образа жизни и системы ценностей. К. Вашакова указывает, что макдональдизация семантически богаче американизации (за счет признаков массовости, единообразного характера, поверхностности и др.) и потому эти слова несинонимичны, и подчеркивает, что для полной интерпретации деривата приходится обращаться к знаниям о мире.
К. Вашакова говорит, что в вопросе когнитивной интерпретации важна принадлежность деривата к грамматическому классу - по Лангакеру, это связано со спецификой значений слов, вытекающей из различий профилирования их общей концептуальной базы. Она подчеркивает, что «при описании значения слова следует учитывать все возможные аспекты интерпретации действительности говорящими на данном языке, которые проявляются в процессах коммуникации» (с. 260).
В.Г. Кульпина, В.А. Татаринов
2005.03.018. МОРФОЛОГИЯ. СЛОВООБРАЗОВАНИЕ. СИНТАКСИС // Семиотика. Лингвистика. Поэтика: К столетию со дня рождения А.А.Реформатского. - М: Яз. слав. культуры, 2004. - С. 213-382 .
В своей статье «Морфема. Субморф. Слогофонема» В.М. Алпатов отмечает, что для японского языка, как и для огромного количества других языков, очевиден разрыв между морфонологией и морфологией. Для морфонологии айсацу букурё:, кэйо:, Яманаси (но не яманаси) — сложные последовательности, для морфологии — это единые морфемы. Автор выражает сомнение, что рационально называть максимальную единицу морфонологии и минимальную единицу морфологии одним и тем же термином. Для максимальной единицы морфонологии естественно использовать уже существующий в русистике термин «субморф», имеющий не то же самое, но очень близкое значение. Понятие субморфа, по-видимому, следует считать универсальным, хотя в разных языках его необходимость может быть различной. Это различие связано со степенью жесткости морфонологических правил. Чем они строже, тем несовпадение субморфа с морфемой очевиднее. В языках типа русского и в языках типа китайского оно несомненно, хотя по разным причинам. Во
