CC BY
34
коррупционных скандалов, в которые были вовлечены ведущие политики, произошел распад сложившийся в послевоенный период партийной системы. Страна вступила в современный, отличающийся от периода послевоенной Первой республики этап своей истории, когда новые партии: «Вперед, Италия» во главе с Берлускони, Национальный альянс (бывшее Итальянское социальное движение), Лига Севера - создали коалицию, ныне правящую страной.
В.П.Любин
2005.02.027. ПРЕДЕЛЫ ЗЕМЛИ И СОЗНАНИЯ.
Boundaries of earth and conciousness: Proc. of the 6th ICCEES world congr., Tampere 2000 /Ed. Flink T., Hirvasaho K. //Studia Slavica Finlandensia. -Helsinki: Inst. for Russ. a. East Europ. studies, 2002. - Vol. 19. - 343 s.
Ключевые слова: XVIII—XX вв., историческая Ингерманландия и Карелия, проблемы и взаимодействие местных народов.
Сборник освещает некоторые проблемы народов исторической Ингерманландии и Карелии - территории сопредельной с Финляндией (современная территория С.-Петербурга и Ленинградской области). Временные рамки анализируемых событий - XVIII-XX вв. В сборник вошли статьи исследователей из Финляндии и России на русском, английском и немецком языках, которые представляют собой доклады и сообщения, сделанные на VI-м всемирном конгрессе по изучению Центральной и Восточной Европы (Тампере, 2000).
Т.Таценко (С.-Петербург), рассматривая вопрос о культурном и духовном влиянии немецких Евангелическо-Лютеранских и Реформатской общин Санкт-Петербурга на окружающую общественную среду, отмечает, что число лютеранских и реформатских общин к началу ХХ в., в Санкт-Петербурге в целом составляло 16 (с. 35). Большинство из них, а именно 12, были немецкими: одна реформатская община и 11 лютеранских общин.
Влияние немецких евангелических общин вероисповедального характера на русское православное население Санкт-Петербурга было очень ограниченным. По законам Российской империи, всякая миссионерская деятельность среди православных лютеранам и реформатам была строго запрещена и преследовалась, а православным было запрещено переходить в другую конфессию. Поэтому здесь можно говорить только о непрямом, опосредованном влиянии. Большим препятствием на пути подобного влияния была языковая преграда. Однако она в значительной степени существовала не для высшего общества и интеллигенции. Известно, что в
относительно либеральное, применительно к инославным конфессиям, время Александра I немалое число православных из высших слоев общества посещало немецкоязычные проповеди И.Е.Госнера - предтечи позднейшего движения «евангельского пробуждения» в Санкт-Петербурге.
Особенно известными в среде русского общества немецкие евангелические общины стали благодаря своим знаменитым церковным школам. Каждая община без исключения имела собственную школу, но самыми популярными в Санкт-Петербурге стали школы общин Св.Петра, Св. Анны, Св. Екатерины.
Прямое или косвенное религиозно-культурное воздействие на жителей Санкт-Петербурга осуществлялось через деятельность многочисленных благотворительных учреждений немецких лютеранских и реформатских общин. Так, примерно четверть всех пациентов Евангелического госпиталя (основан в 1859) была православной (102 из 410 пациентов за 1874), при этом большая часть больных обслуживалась бесплатно (с. 41). Известны случаи индивидуальной финансовой помощи лютеранских пасторов лицам православного вероисповедания.
Т.Флинк (Финляндия) посвятил свой доклад становлению национального самосознания ингерманландских финнов в XIX и начале XX в. Наиболее важным выводом, к которому пришел автор, является констатация того, что у ингерманландских финнов есть своя культурная история и она является частью культурной истории Финляндии в период ее автономии, т.е. во время ее нахождения в составе Российской империи в качестве великого княжества Финляндского.
Для петербургских финнов вопроса об их этнической принадлежности не возникало. Для них с годами существенно важной стала задача поддержки своего национального самосознания. Одним из главных факторов этой поддержки ими осознавалась школа. Количество финского населения в Петербурге к концу 1810-х годов выросло до таких размеров, что в руководстве лютеранской Церкви стали возникать идеи о необходимости систематического обучения родному языку.
Открытие в 1844 г. финской школы, послужившей позднее базой Петербургской финской единой школы, явилось значительным культурным событием не только своего региона. Создание финской школы в Петербурге было отмечено и в Финляндии, где институт школы оставался еще два десятилетия шведоязычным.
Лютеранские пасторы прибывали и в приходы Ингерманландии, и в Петербург преимущественно из Финляндии. Таким образом, финляндское лютеранское духовенство уже изначально стало связующим звеном между ингерманландским финским сельским населением, находившемся еще в рабстве, и финским петербургским населением, никогда не знавшим рабства. Лютеранское духовенство оставалось еще в течение полувека самой многочисленной, хотя и не единственной образованной финской прослойкой в столице империи и ее округе. В силу своего положения духовенство выступало инициатором открытия финских школ и поддерживало образовательные устремления обеих финских диаспор. Архивные изыскания автора позволили уточнить дату открытия первой в Ингерманландии школы и имя ее учителя.
Решающими факторами духовного роста ингерманландских финнов явились отмена крепостного права, открытие в 1863 г. Колпинской учительской семинарии и издание в Петербурге первой финноязычной газеты. На финском языке с 1870 по 1918 г. выходило в общей сложности семь газет (с. 54).
Одним из основных тормозов экономического развития села в России было крайне медленное устранение пережитков крепостного права и института «мира», круговой поруки в деревне. Это, в свою очередь, замедляло развитие самосознания ингерманландских крестьян, не осознававших значения образования и отказывавшихся поддерживать свои финноязычные школы и Колпинскую семинарию самообложением в несколько копеек в год. И хотя среди крестьян всегда находились активные сторонники школ, открывавшие их даже на собственные средства, для основной массы населения подведомственные земству школы всегда ассоциировались с казенными, государственными учреждениями. В глазах крестьян все они всегда и однозначно связывались лишь с увеличением налогов. Вопрос самообложения, как средства поддержки финской школы, так и не удалось решить вплоть до 1917 г.
Вторым важным фактором, тормозившим развитие финноязычного обучения, была национальная политика России по отношению к инородцам. С началом издания в Петербурге с 1870 г. финских газет, выходивших преимущественно один раз в неделю, положение национальных школ и семинарии стали достоянием тысяч читателей. Газеты являлись серьезным консолидирующим фактором, давшим ингерманландским финнам, жившим в целом бедно и по-крестьянски
обособленно, почувствовать принадлежность к одной нации. Идентифицирующими моментами стали прежде всего лютеранская религия и финский язык, приводивший к пониманию в народе общности своих исторических корней с этнической и языковой родиной Финляндией.
Февральская революция 1917 г. и надежды на демократические преобразования в стране усилили политическую активность и среди финноязычного населения Ингерманландии и Петербурга. Показателем этого может служить рекордное количество - 8 тыс. экземпляров финских газет, распространявшихся в регионе (с. 65).
Ю.Килин (Петрозаводск) в статье, посвященной рождению «карельской автономии», пишет, что по официальной версии инициатива образования на территории Карелии автономной области принадлежала Олонецкому уездному исполкому, принявшему 28 апреля 1920 г. решение обратиться в НКИД с заявлением «о твердом решении карел Олонецкого уезда находиться в Советской республике». Исполком выдвинул также идею созыва съезда трудящихся карелов. Советское правительство «горячо поддержало карельский народ в его стремлении к самоопределению в составе Советской республики», и 8 июня 1920 г. ВЦИК принял декрет об образовании Карельской Трудовой Коммуны (КТК) в составе РСФСР (с.89).
Появившаяся еще в начала века идея создания в Восточной Карелии автономии была в обновленном виде высказана «красными» финнами-эмигрантами, бежавшими после завершения Гражданской войны из Финляндии в Швецию. Общий план образования в Восточной Карелии коммуны был предложен ими еще в 1918 г. и предусматривал создание в ней базы для революционизирования и последующего установления в Финляндии советской власти. В конце 1918-начале 1919 г. Э.Гюллинг выдвинул идею о целесообразности компактного расселения эмигрантов из Финляндии в каком-либо районе России. Идея Э. Гюллинга нашла в Москве поддержку.
Основные пути решения карельского вопроса были определены в Москве во второй половине апреля - мае 1920 г. в связи с предстоявшими переговорами о заключении мирного договора с Финляндией. Реальные экономические права, в первую очередь бюджетные, Коммуне предоставлены не были.
Власти РСФСР относились к КТК до 1922 г. как к обычной русской губернии. Целью большевиков было создание социалистического
унитарного государства, а решение национального вопроса в РСФСР использовалось большевиками как тактика для ее достижения.
В приграничной Карелии способы решения национального вопроса имели свою специфику. Советское государство вынуждено было принимать во внимание сложившиеся реалии и действовать учитывая одновременно два фактора: окрепший за годы Гражданской войны карельский национализм (прежде всего в Беломорской Карелии) и определившееся стремление населения края к автономии, а также воздействие со стороны Финляндии, правительство которой настаивало на предоставлении Карелии автономного статуса.
В соответствии с условиями Тартуского мирного договора, подписанного 14 октября 1920 г., Финляндия отказалась от каких бы то ни было территориальных притязаний на Восточную Карелию, вернув России Ребольскую и Поросозерскую волости и получив взамен выход к Ледовитому океану в районе Петсамо.
Советская сторона, с тем чтобы ускорить подписание договора, на заключительном заседании в Тарту выступила с декларацией о праве населения Восточной Карелии на «национальное самоопределение», не включенной, впрочем, в текст договора, что делало ее необязательной для исполнения.
Образование КТК в скором времени привело к резкому обострению отношений между членами Карельского ревкома -«красными» финнами Э.Гюллингом и Я.Мяки, с одной стороны, и членами Олонецкого губкома и исполкома - с другой. Основными проблемами, разделявшими стороны, было различное понимание сути КТК и раздел властных полномочий. Положение возглавивших КТК финнов-эмигрантов окончательно упрочилось лишь после карельского восстания зимой 1921-1922 гг., которое заставило центр пересмотреть свою политику в пограничной автономной области. Коммуне были предоставлены реальные экономические права, подавлена оппозиция, началось осуществление финнизации. В июле 1923 г. автономная область была преобразована в автономную республику, что было связано как с воздействием финляндской дипломатии, настаивавшей на выполнении условий Тартуского договора и поставившей карельский вопрос в Лиге Наций, так и с новыми подходами к решению национальных проблем, которые были выработаны центральными властями.
М.Кангаспуро (Хельсинки) отмечает, что становление советской власти в Карелии происходило в политическом силовом поле,
образованном четырьмя сторонами. Ими были петроградские партийно-советские органы, представлявшие центральную власть; финны, как представители центра в Карелии; карельское население с противоречивыми политическими устремлениями; и различные силы в Финляндии, стремившиеся повлиять на ход развития событий в Карелии.
Правомерность строительства финско-карельской Советской Карелии базировалась на идее, согласно которой Карелию предполагалось после революции объединить с «красной Финляндией». Этим одновременно пытались пресечь национальные устремления ухтинских карелов, которые Финляндия стремилась использовать в своих целях. Подавляющее большинство русских и часть карелов поддерживали идею сближения карелов с русской культурой. В 1920-е годы русский язык был для карелов языком культуры, так как около 2/3 грамотных карелов умели читать по-русски. Правда, уровень грамотности едва превышал 10%.
Особенность языковой политики в Карелии состояла в том, что национальным языком здесь был установлен финский, а не карельский язык, что отвечало в то время и интересам Москвы, подчеркивает автор. Однако с изменением международной обстановки в 1930-е годы были утрачены последние надежды на экспансию революции, и появилась опасность контрреволюции, связанной с языковым мостом. Чистка всего финского началась с отстранения в 1935 г. руководства республики.
Несмотря на реабилитацию финского языка, связанную с поворотом в «Зимней» войне, в политике становления идентичности не произошло изменений. Была поставлена цель отделить карелов от финской культуры, сблизить их с русской и сформировать у них сознание всесоюзной общности. Это стремление было усилено отменой в 1956— 1958 гг. обязательного изучения финского языка в школах и выдвижением благодаря этому русского языка в качестве единственного официального языка республики.
И.Соломещ (Петрозаводск) обращает внимание на комплексность проблемы, именуемой «карельским вопросом», представляющим сложный клубок политических, идеологических, этнических и социально-экономических противоречий, которые были неотъемлемой частью российско-финляндских, а затем советско-финляндских отношений начиная с рубежа Х1Х-ХХ вв.
Идея Великой Финляндии, сформировавшись на рубеже Х1Х-ХХ в., в разные периоды имели в этой стране подчас весьма широкое
хождение, пишет автор, хотя так никогда и не стала господствующей идеологией финского общества, т.е. идеологией, определявшей общенациональную, государственную политику.
Степень распространенности идеи Великой Финляндии резко возросла лишь после «зимней войны» 1939-1940 гг., в принципиально новых международно-политических условиях.
Характер сталинских репрессий свидетельствует, в частности, о том, что советское руководство вместо поисков корней конфликтов и кризисов, вызванных его собственной политикой, предпочитало искать причину в действиях всевозможных «врагов», в том числе среди представителей разных этнических групп. Судьба «красных финнов» в Советской Карелии служит лишь одной из иллюстраций этого тезиса (с. 145).
Для россиянина Карелия оставалась российской землей, а всякое сомнение на этот счет воспринималось как посягательство на коренные устои неделимости и величия государства. Новым после октябрьской революции 1917 г. было лишь то, что идея социалистического отечества постепенно замещала собой великорусскую православную идею. В этом смысле Карелия не составляла никакого исключения в общей линии развития, уводившей Россию от революционного «западничества» к самобытной «русской государственной идее в советской форме».
Многие практические действия карельского руководства в 1920-е -первую половину 1930-х годов автор по ряду признаков рассматривает как попытку распространения сферы влияния финской нации на восток. Наиболее впечатляющими в этом смысле являются массированное занятие финнами ключевых постов в руководстве Советской Карелии, привлечение в республику финнов-переселенцев из США и Канады, весьма энергичная политика в области языка и культуры.
Стремясь придать экономическому развитию Советской Карелии финно-угорскую национальную окраску, «красные финны» неминуемо обрекали себя на заведомо бесперспективный конфликт сначала со своими российскими коллегами по партийному и советскому аппарату в Карелии, а затем - с центральным московским руководством. Конфликт оказался пагубным как для его непосредственных участников, так и для карельской автономии в целом.
Й.Сихво отмечает, что финноязычное лютеранское меньшинство на территории современной Ленинградской области и южного побережья Финского залива сформировалось из ингерманландских финнов в XVII в.
В 1930-е годы многие ингерманландцы были в ходе коллективизации арестованы и высланы в разные районы Советского Союза. Проживавшие вблизи финской границы стали жертвами этнической чистки. Ингерманландские священники и активисты из мирян были арестованы, многие расстреляны. Церкви были закрыты, преподавание финского языка в школах запрещено, издание финноязычных газет и журналов прекращено. В годы большого террора было казнено около 13 тыс. ингерманландских финнов (с. 83). Во время Второй мировой войны ингерманландцев, проживавших в районах, захваченных немцами, отправили в Финляндию, а после заключения мирного договора возвратили в Советский Союз. Вернуться в Ингерманландию им было запрещено. После войны часть ингерманландцев осталась в Сибири, часть обосновалась в Финляндии, часть бежала в Швецию. В послевоенное время многие поселились в Советской Карелии и Эстонии. После смерти Сталина некоторые смогли вернуться в Ингерманландию. В общей сложности погибла почти половина ингерманландского народа.
В период перестройки и гласности ингерманландские финны осмелились открыто исповедовать свою веру и проявлять национальные чувства. С конца 1980-х годов они получили возможность вновь открывать закрытые в 1930-е годы приходы и регистрировать новые в местах своего проживания. Наряду с возрождением религиозной жизни это способствовало пробуждению национального самосознания. Когда ингерманландские финны получили в начале 1990-х годов право репатриации в Финляндию, тысячи из них воспользовались предоставленной возможностью.
Коротко о других статьях, опубликованных в сборнике.
В.Миренков (С.-Петербург) затронул проблемы сохранения ижорского
языка.
Ш.Хайров (Ирландия, Дублин) пишет о дискуссии по проекту Закона о языках в Республике Карелия. М.Пийппонен (Финляндия) обозначила социальные связи на примере Питкярантского целлюлозно-бумажного комбината в республике Карелия.
Н.Полевщикова (Петрозаводск) анализирует экономические и социальные аспекты трансформации сельской местности в приграничных регионах Карелии. И.Чернякова (Петрозаводск) посвятила свое выступление родословному древу Андрея и Семена Денисовых - основателей Выговского общежительства.
И.Б. Твердохлеб
Страны Северной Америки
2005.02.028. КОЭН Э. ИСТОРИЯ И СВЕРХДЕРЖАВА.
COHEN Е. History and the hyper power // Foreign affairs. - N.Y., 2004. - №
4 - Р. 49-63.
Ключевые слова: США, имперские притязания, позиция сверхдержавы.
Автор статьи замечает, что многие историки сосредоточили внимание на «уроках» истории. Они обычно ищут сравнения между событиями прошедшей истории с тем, что происходит сейчас. Политики, со своей стороны, не обращают внимания на исторические аналогии и занимаются выработкой политических решений, учитывая при этом возникающие явления, которые ничем не напоминают события прошедшей истории.
Соединенные Штаты, подчеркивает Э.Коэн, представляют собой империю, притязания которой сопоставимы с имперскими притязаниями прошлого. Эта мысль появилась с тех пор, когда солдаты Соединенных Штатов достигли мест, где ранее побывали воины Александра Македонского, а американские танки двигались по земле Древней Месопотамии.
Империя - это многонациональное и многоэтническое государство, которое распространяет формально или неформально свой контроль над происходящими политическими событиями. В прошлом только Римская и Британская империи обладали истинными мощью и влиянием, не только доминируя в международной системе, но и оказывая влияние на
