CC BY
24
Лазарсфельд назвал книгу шарлатанской, представители чикагской школы охарактеризовали ее работой по политической философии, не имеющей отношения к социологии. Дж. Хоманс сам критиковал недостатки структурного функционализма. Однако он в своей рецензии в «American journal of sociology» выступил против позиции Миллса, считая, что социология должна оставаться беспристрастной научной дисциплиной. Он обвинил Миллса в искажении аргументов его противников. В. Колб выступил в «American sociological review» с защитой Парсонса, заявив, что является структурным функционалистом. Он также обвинил Миллса в догматизме и негибкости. Наиболее резкую оценку книге Миллса дал Шилз в «Encounter». Намекая на техасское происхождение Миллса, он назвал его недоучившимся ковбоем, не обладающим достаточной культурой и профессиональной зрелостью.
С течением времени оценки «Социологического воображения» изменились. С. Липсет и Н. Смелсер в совместной статье об американской социологии, написанной в 1961 г., отмечали, что Миллс отверг американскую академическую социологию и противопоставил себя социологическому сообществу. Однако в 1976 г. Липсет уже писал о Миллсе как о выдающемся социологе, а «Социологическое воображение» назвал критически важной книгой для развития социологии. Сейчас эта книга воспринимается как атака на позитивистскую социологию и считается вкладом в развитие науки. Несмотря на то, что скептическое отношение к самому Миллсу среди американских социологов не изменилось, «Социологическое воображение» имеет репутацию классического текста. Биографические обстоятельства, сопутствовавшие ее написанию, ныне мало кто помнит. Поэтому современные читатели оценивают аргументацию этой книги, а не ее эмоциональные и личностные аспекты, приходит к выводу Джон Бревер.
П.Н. Фомичев
2005.02.005. ПАНАЙОТАКИС К. МАРКСИСТСКАЯ КРИТИКА ИСТОРИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ К. МАРКСА: ПО ТУ СТОРОНУ ДИХОТОМИИ НАУЧНОГО И КРИТИЧЕСКОГО МАРКСИЗМА. PANAYOTAKIS C. A Marxist Critique of Marx's Theory of History: Beyond the Dichotomy Between Scientific and Critical Marxism // Sociological Theory. - N.Y., 2004. - Vol. 22. - P. 123-139.
В своей статье Костас Панайотакис (Технологический колледж университета г. Нью-Йорка) стремится подвергнуть марксистскому анализу теорию истории К. Маркса с тем, чтобы выйти за пределы различе-
ния научного и критического марксизма, сделанного американским ученым А. Гоулднером.
Панайотакис, перефразируя оценку, данную английским философом А. Уайтхедом европейской философии, замечает, что история марксизма после К. Маркса является серией реакций на модель исторического материализма, изложенную Марксом в «Предисловии» к работе «К критике политической экономии» (1859). Ряд исследователей полагают, что квинтэссенцией усилий западного марксизма в XX в. были попытки оспорить исторический материализм «Предисловия», который оценивается как классическая формулировка теории марксизма. Полемика вокруг «Предисловия» симптоматична для противопоставления научного и критического марксизма Гоулднером.
Панайотакис начинает свои рассуждения с критического рассмотрения интерпретации, данной, Г. Коэном марксистской теории истории в его работе «Теория истории К. Маркса: защита» (2001), которая является изощренной защитой марксизма как науки.
Гоулднер в работе «Два марксизма: противоречия и аномалии в развитии теории» (1980) концептуализировал различие между критическим и научным марксизмом в терминах дихотомии свободы и детерминизма. Научный марксизм представляет детерминистский полюс, акцентируя законы, которые управляют общественной жизнью. Эти законы являются выражением социальной структуры, которая подчиняет индивидуумов императивам. Научный марксизм связывает социальные изменения с развитием социальной структуры, а не с деятельностью индивидуумов и социальных групп. Он исходит из экономический структуры и основан на принципе экономизма.
Критический марксизм, полагал Гоулднер, характеризуется акцентом на человеческой активности и субъективных предпосылках революционных изменений. Критический марксизм предполагает сдвиг интереса от присущего научному марксизму экономистского монофакторного подхода к целостному анализу общества, связанному с выделением сложного взаимодействия экономической структуры и неэкономической надстройки.
Резюме исторического материализма, данное Марксом в «Предисловии», демонстрирует пример гоулднеровского идеального типа научного марксизма. Здесь общественные отношения рассматриваются как независимые от сознания и воли людей. В рассмотрении социальных изменений Маркс больше значения придает экономической структуре, чем
активности людей и классовой борьбе. Понимая социальную революцию как следствие конфликта между производительными силами и производственными отношениями, он трактует активность людей как средство, с помощью которого этот конфликт разрешается. В соответствии с этой моделью формирование революционного сознания не является проблемой, имеющей самостоятельное значение. Сознание движется материальными условиями, и наличие адекватного сознания не является предпосылкой революции. Эта позиция далека от волюнтаризма, к которому склонен критический марксизм. Иначе говоря, согласно «Предисловию», если экономические условия не созрели, то ничего другого не остается, как ждать этого. Это произведение нельзя недооценивать, без его адекватного понимания невозможно объяснить, как экономический детерми-низм«Предисловия» стал частью концепции освободительного проекта Маркса. Переосмысление этого проекта предполагает критическую переоценку исторического материализма «Предисловия». Как полагают его критики, Коэн предложил самую адекватную и изощренную защиту этого варианта исторического материализма.
Позиция Коэна основана на базовых положениях «Предисловия». С одной стороны, историю движут отношения между производительными силами и производственными отношениями. С другой стороны, утверждается приоритет экономической структуры над неэкономической надстройкой. Отклоняя «диалектический» взгляд на их взаимоотношения, Коэн предлагает функционалистскую альтернативу, доказывая, что не только производственные отношения способствуют развитию производительных сил, но они являются тем, что они есть, как раз потому, что действуют подобным образом. Также надстройка не только делает экономический базис более стабильным, но и как таковая подобрана для этой роли потому, что адекватно отвечает этой функции. С одной стороны, эти функциональные объяснения признают воздействие надстройки и производственных отношений на экономический базис и производительные силы соответственно. С другой стороны, позиция Коэна не бросает вызов принципу примата последних в том, что касается их как движущих сил истории.
Однако, полагает Панайотакис, защита исторического материализма имеет две главные слабости. Во-первых, Коэн не дает удовлетворительного ответа на вопрос о том, как производительные силы подбирают производственные отношения, которые могли бы способствовать их развитию. Иначе говоря, позиция Коэна не предлагает убедительного
механизма смены одним способом производства другого. Во-вторых, механизм социальных изменений, к которому аппелирует Коэн, не только не делает исторический материализм «Предисловия» более правдоподобным, но и подрывает схему взаимодействия базиса и надстройки.
Панайотакис полагает, что интерпретация теории истории Маркса, данная Коэном, упрощает марксизм, отводя классовой борьбе роль подчиненного момента более фундаментального исторического процесса, движимого развитием производительных сил и из периодическим конфликтом с производственными отношениями. Переформулировка освободительного проекта, требуемая капиталистической глобализацией и коллапсом советского социализма, неотделима от полной реконструкции, что и делает возможным критику научного марксизма. Такая переформулировка необходима для того, чтобы оказаться по ту сторону критики научной марксистской модели внутренних противоречий и исторических несостыковок. В связи с этим, считает Панайотакис, необходим марксистский анализ научного марксизма.
В ряду тех, кто считал необходимым применение марксизма к самой теории Маркса, находятся такие центральные фигуры марксистской традиции, как Ф. Энгельс, К. Корш, Г. Лукач, А. Грамши, а также современные авторы Арато, Брейнс, Ароновиц, Андерсон и Гоулднер. Первые, однако, не смогли подвергуть критике взгляд марксизма на историю как единый и непрерывный процесс человеческой эмансипации, что характеризует и исторический материализм «Предисловия». Вторые, за исключением Андерсона, более симпатизирующие критическому марксизму, пытались дистанцироваться от этой философии истории. Упомянутые современные авторы вслед за Коршем стремились согласовать научный и критический варианты марксизма.
Применить марксизм к самому себе означает признать, что марксизм является не только критикой капиталистического общества, но и его продуктом. Некоторые авторы говорят об общности между капитализмом и марксизмом. Так, в соответствии с позицией Шава (Shaw) логика, лежащая в основе философии истории Маркса, изложенной в «Предисловии», является структурной логикой капиталистического общества с точки зрения его вечности и неизменности. Пересмотр фундаментальных положений марксовой теории истории в свете структурной логики капитализма обнаруживает примечательную гомологию. Тезис о том, что производственные отношения обычно функционируют как формы развития производительных сил, как признают это Коэн и Шав, согласуется с
реалиями капиталистической экономики, но противоречит подчеркиванию Марксом и Энгельсом консервативного значения докапиталистических производственных отношений. Этот тезис - не единственный способ, с помощью которого теория Маркса превращает динамизм, характерный для капитализма, во всеобщий надысторический принцип социально-экономического развития.
Панайотакис полагает, что не только диалектическая форма теории истории Маркса может быть выведена из структурной логики капиталистического общества, но и существует четкая параллель между элементами марксовой артикуляции диалектикой истории в «Предисловии» и элементами социальной реальности капитализма.
Важно также то, что экономический детерминизм «Предисловия» исходит из того, что производительные силы детерминируют производственные отношения. Это означает скорее технологический, а не экономический детерминизм, отмечает Панайотакис. Технологический подход является проблематичным ввиду того, что капитализм более технологически динамичен, чем докапиталистические общества, и этот беспрецедентный динамизм необходимо объяснить как результат капиталистических общественных отношений и их посреднической роли в контексте конкуренции между капиталистами и на рынке труда.
Вопреки детерминистскому характеру теории истории Маркса ее автор полагает, на что указывает Хобсбаум, что содержанием истории является прогресс в достижении свободного развития всех людей. В «Предисловии» этот прогресс концептуализирован как диалектика прерывности и непрерывности. История - это развитие производительных сил, которое нарушается периодами прерывности, когда производительные силы и производственные отношения вступают между собой в конфликт. Диалектическая концепция прогресса характерна и для анализа Марксом капиталистического развития. Моментам прерывности соответствуют экономические кризисы.
Специфическая для капитализма диалектика нехватки делает его первым действительно самотрансцендирующимся обществом. Капитализм те-леологичен потому, что он превращает задачу создания более справедливого общества в исключительно объективно рациональное и этическое будущее человечества. Необходимость и телеология, которые Маркс приписывает истории, являются отражением необходимости и телеологичности капиталистического развития.
Трансформация структурной логики капитализма в теорию истории повлияло на политическую теорию Маркса. Эта трансформация привела к надысторическому принципу, предполагающему, что движение к человеческому освобождению проходит определенные стадии, сменяющие друг друга под воздействием экономических противоречий. Научный марксизм «Предисловия» не просто представляет проекцию реальностей капиталистического общества на докапиталистическое прошлое, развивая надысториче-скую теорию социальных изменений, но и проецирует ее на общество, которое должно прийти на смену капитализму.
Необходимо, полагает Панайотакис, выйти за пределы дихотомии между научным и критическим марксизмом и реконцептуализировать освободительный проект. Гоулднер рассматривает эту дихотомию как выражение противоречий между структурой и активностью, свободной волей и детерминизмом. Столкнувшись с дихотомией свободы и детерминизма, представители критической теории, такие как Лукач и мыслители, связанные с Франкфуртской школой, указывают на утверждение Маркса о докоммуни-стической истории как предыстории. Критический марксизм Лукача и Франкфуртская школа концептуализируют детерминизм и свободу не как абстрактные стороны трансисторического и неснимаемого противоречия, но как отдельные моменты истории.
В условиях, когда коллапс капитализма так и не произошел, единственной альтернативой, которая концептуализирует теологию, имманентную капитализму только в каузально-механицистских терминах, является та, которая связана с полным осуществлением цели. Факт, что экономическая динамика капитализма не ведет к его коллапсу, противоречит не только традиционной критике экономизма, но и недиалектическому убеждению, что капитализм способен к постоянной нейтрализации своих противоречий. Пессимистическую линию мышления представляет Франкфуртская школа, идеологи которой обратили внимание на экономические и неэкономические механизмы капиталистического господства.
Панайотис полагает, что анализ присущей капитализму диалектики нехватки создает пространство для немеханицистской концепции телеологии капитализма и создает условия для концептуализации предпосылок более рационального, некапиталистического общества. Диалектика нехватки предполагает противоречивую структуру интересов субъектов. С одной стороны, присущее капитализму искусственное воспроизводство нехватки порождает также общественные отношения господства и подчинения, которые противопоставляют одну группу другой, и этим отношениям соответствуют партику-
ляристские идентичности (классовые, расовые, гендерные, национальные и т.д.). Искусственное воспроизводство нехватки препятствует тяге общечеловеческого интереса к более рациональному обществу, которое преодолело бы все формы социального гнета.
Эта переформулировка фундаментальных противоречий капитализма снимает жесткую дихотомию свободы и необходимости, а также дихотомию научного и критическо-утопического марксизма. Происходит снятие также присущего научному марксизму экономизма, поскольку в этом случае речь не идет ни о натурализации контроля социальных структур над индивидуумами, ни об определении противоречий капитализма в узко экономических терминах. Эта переформулировка обосновывает мысль Маркса и Энгельса в «Святом семействе» о том, что члены класса буржуазии также отчуждены, как и рабочие. Панайотакис полагает, что угнетатели отчуждены, как и угнетенные, потому, что они подчинены логике социальной структуры, которая контролирует их и конституирует как классовых, расовых и гендерных субъектов. Универсальный человеческий интерес более фундаментален, чем партикулярные классовые, расовые и национальные идентичности и интересы, которые являются идеологичными.
В заключении своей статьи Панайотакис отмечает, что предложенная им реконструкция марксизма избавляется от его традиционных слабостей, укрепляя в то же время обоснованность его претензий на осуществление самой острой критики глобальной капиталистической системы.
А.Б. Рахманов
