CC BY
26
ЛОГИКА И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ
2004.03.015. МЫСЛЬ И ИСКУССТВО АРГУМЕНТАЦИИ / Отв. ред. Герасимова И. А. — М.: Прогресс-Традиция, 2003. — 400 с.
В книге представлены статьи по истории и теории аргументации, распределенные по четырем разделам.
Первый раздел «Язык, логика, аргументация» открывается статьей И.А.Герасимовой и М.М.Новосёлова, в которой искусство убеждения рассматривается в традиции логических исследований. Это искусство интересно для логиков прежде всего своим рациональным ядром — доказательством и аргументацией. Наукой о доказательствах в узком смысле является логика в ее нынешней символической (математической) форме. Теория аргументации имеет дело с понятиями аргументации и доказательства в широком смысле (под которыми понимают все то, что убеждает в истинности чего-либо). Теория аргументации (поддерживая традиции античной диалектики, риторики и логики) сегодня является становящейся дисциплиной, «новой риторикой». В исследовании аргументации авторы выделяют следующие направления: философско-методологическое, логико-прагмати-ческое, логико-семиотическое, формально-логическое, герменевтическое, когнитивное (на базе искусственного интеллекта), культуро-логическое и синергетическое.
А.А.Ивин отмечает, что «проведение четкого различия между описаниями и оценками — предпосылка правильной трактовки проблемы обоснования оценок» (с. 48). Наиболее важным способом эмпирического обоснования описательных утверждений являются выведение из обосновываемого положения логических следствий и их последующая опытная проверка. Целевое обоснование представляет собой индуктивное (вероятностное) рассуждение.
Анализ аргументации как составляющей коммуникативного акта дается Г.В.Гриненко. В ее статье уделяется внимание двум вопросам —
роли субъективного фактора в аргументации и структуре коммуникативного акта: «Вопрос об адекватном восприятии текста обязательно должен решаться с учетом коммуникативных целей коммуникатора и коммуниканта» (с. 88). Гриненко различает три вида понимания: 1) правильное (коммуникант воспринимает смысловое значение как тождественное смысловому значению, выраженному коммуникатором); 2) адекватное (коммуникант воспринимает все значения, и каждое из них тождественно выраженному коммуникатором значению); 3) абсолютное (коммуникант воспринимает те и только те значения текста, которые коммуникатор хочет донести до коммуниканта, и каждое из них тождественно выраженному значению).
В статье Г.В.Сориной на примере анализа диалога «Горгий» Платона и размышлений Аристотеля по поводу вопросно-ответных отношений рассматриваются некоторые вопросы зарождения искусства аргументации в истории европейской культуры. Автор утверждает, что Сократ фактически занимался политической деятельностью. Обсуждавшиеся им нравственные проблемы были вплетены в проблемы властных (политических) отношений. Аристотель подчеркнул важность выявления цели (причины) для ответа на вопрос. Исследование целевой установки является сегодня обязательным условием понимания вопроса. Большую помощь в развитии этой темы оказывает теория речевых актов, в которой присутствует идея целенаправленности и конвенциональности речевого акта. В статье дается анализ различных классификаций вопроса.
С точки зрения И.А.Герасимовой (выраженной в статье «Имя, образ, понятие»), современный мир — это «мир культурного многоязычия»: «Чтобы восстановить условия нормального общения, человеку необходимо освоить понимание более высокого уровня — перейти с языка выражения на язык смыслов и, воспринимая смысл, быть лояльным к его выражению, уметь обучаться языку другого, говорить на нем, переводить с одного языка на другой. Речь здесь, по-видимому, идет о высших когнитивных способностях будущего — способностях смыслового синтеза в условиях развитости личностного начала» (с.123). Эта ситуация выдвигает новые требования к аргументации, новые логические критерии правильности рассуждений, новые подходы к анализу понятий: историко-культурный, пространственно-культурный (в котором исследуется вопрос понимания в различных этнических и национально-культурных традициях), системно-познавательный (позволяющий открыть новые области исследования путем изучения, сравнения и синтеза разных сфер зна-
ния) и культур-лингвистический (позволяющий выявить определенную информацию и обнаружить новые, нетривиальные смыслы путем обращения к этимологии и контекстам употребления понятий). Эти установки значительно расширяют логическое учение о понятии и аргументации.
Во втором разделе «Аргументы от непротиворечивости» рассматриваются вопросы отношения к противоречиям в философии и логике. Новосёлов подчеркивает, что в логике отстаивается только идея дедуктивной непротиворечивости теории. Это видно на примере паранепроти-воречевых теорий, в которых допускаются противоречия, но убираются ex falso sequitur quodlibet, т.е. возможна ситуация, когда противоречивые суждения налицо, а противоречия как такового нет.
Аргумент от непротиворечивости — один из самых древних видов аргументации. Сегодня необходимо различать два вида противоречий и два вида отрицаний посредством противоречия. Ультраинтуиционизм является наиболее глубокой концепцией, связывающей вопрос о непротиворечивости с вопросом о допустимых способах рассуждений, а не только с принципиальной недопустимостью противоречий. Именно в рамках этой концепции был поставлен вопрос об изменении классического взгляда на непротиворечивость. Автор предлагает использовать интервальную аргументацию (основанную на идее двух наблюдателей) для прояснения отношений формальной логики и онтологии.
В книге публикуется реферативный перевод (подготовленный К.Л.Татариновой) статьи Н.Решера «О "методе апорий" в философии». Решер уточняет понятие «апория» как «группу утверждений, каждое из которых является вероятным, но, будучи собраны вместе, они противоречат друг другу» (с. 174). Единственно правильной реакцией на апории в философии он считает отбрасывание одного из утверждений: «В отличие от других случаев, в апории выбор того, какое суждение надо временно отбросить, предрешен: простое отвержение тезиса равносильно его отрицанию» (с. 175). Эта идея иллюстрируется рядом примеров.
В основе статьи Е.И.Шульги лежит идея Б.Вольневича о том, что логическая герменевтика представляет собой множество правил и критериев, совокупность которых управляет логической интерпретацией философских систем. Развивая эту идею, автор подчеркивает, что логическая герменевтика должна иметь определенную цель, а именно «выявление логической структуры философской системы, представленной конкретным текстом» (с. 199). Достижение этой цели обнаруживает, что философские системы (даже самые великие) содержат противоречивую аргу-
ментацию. Как же работать с теориями, содержащими противоречия? С точки зрения автора, не обязательно стремиться к устранению противоречия, можно изменить свойства отношения выводимости, т.е. получить паранепротиворечивую теорию, к которой применима дискурсивная логика С.Яськовского.
К.И.Бахтияров считает, что парадоксы не стоит решать путем ограничений и запретов. Они возникают, когда пытаются отделаться односложным ответом на сложный вопрос (с. 228). Поэтому парадоксы разрешаются путем обобщений операций и правил. Это можно продемонстрировать на примере введения отрицательных и мнимых чисел. Вообще «поразительной эффективности математики способствует логическая многомерность» (с. 224). Кроме того, парадоксы являются лучшей мотивацией к изучению логики как науки о правильном мышлении. Предлагается решение парадокса «лжец».
В статье Е.А.Сидоренко «О парадоксах не слишком серьезно» даны примеры парадоксов из научной и художественной литературы, а также устного фольклора. Парадоксы классифицированы по рубрикам: «от ума и от глупости», ситуативные, озадачивающие, возникшие из-за несоответствия формы и содержания и из-за языкового невежества.
Третий раздел «Аргументация в зеркале эпистемологии» открывает статья И.П.Меркулова, в которой рассматривается природа формальных наук с точки зрения когнитивно-эволюционного подхода в эпистемологии. По мнению автора, одним из следствий кризиса оснований математики стало серьезное ослабление позиций ее классических эпистемологических интерпретаций. Открытие в середине XX в. межполушарной церебральной асимметрии и двух типов мышления — пространственно-образного и знаково-символического — меняет представление о математике и логике: «Математика — это не наука о числе, пространстве и т.д., а наука об идеализированных математических структурах, специальных формальных структурах нашего (неречевого) знаково-символического мышления, которое она описывает с помощью аксиоматических теорий» (с. 289).
С эволюционной точки зрения, нет и не может быть никакой «общечеловеческой логики». Ее возникновение «стало возможным лишь благодаря широкому распространению вербальной формы культурно-информационного контроля над окружающей средой, благодаря архаической магии слова, послужившей когнитивной основой для постановки вопроса о том, при каких условиях одни высказывания "безошибочно"
выводятся из других высказываний» (с. 299). Логика — это наука о формальных логических структурах вербального мышления.
Е.Г.Веденова предлагает рассматривать вопрос о становлении теоретического знания путем сравнительного анализа западной и восточной традиций. Разрушение мифологии привело к очищению причинно-следственный связей в двух направлениях: возрастания роли личного опыта и унификации образов культуры. Эти процессы, согласно К.Ясперсу, аккумулировались в «осевом времени» (VI в. до н.э.). Для индийской рациональности оставалась характерной специфическая диалогичность. Границы между риторикой и логикой в будущей индийской философии будут более подвижны, чем в Европе. Если обучение европейской философии предполагало только профессиональное образование, то индийской — требовало еще и овладение йогической практикой (непосредственного созерцания истины).
Возникновение феномена теоретического знания обязано разрушению единого мифо-ритуального комплекса. Не подкрепленный более ритуальной деятельностью миф превратился в «литературу» (с. 305). «Парменид впервые формулирует утверждение, не имеющее семантического соответствия ни во внутреннем, ни во внешнем опыте, открывая путь чисто спекулятивного рационального знания» (с. 308).
Новая пограничная ситуация была связана с Р.Декартом. Он почти буквально повторил Парменида. Но со сменой власти мифа диктатом слова пришло доверие к интуитивно ясным смыслам. Декарт создал «пространство», в котором впоследствии оказалось возможным математически описать движение, введя конструкцию числовых осей. В конце XIX в. выяснились сложности этой конструкции, преодоление которых привело к подлинной ревизии математического формализма, что, в свою очередь, подготовило почву для создания компьютерной техники, очертившей границы «нового мира» («нового мифа»?). В компьютерной науке появилось понятие фрактала, которое позволяет «исчислять смыслы». «На смену аргументации словом приходит аргументация образом» (с. 321). Принципиальное отличие первой от последней состоит в том, что в последней все аргументы могут восприниматься одновременно. Правда, «подобную возможность "синхронного" мышления реализовал пока лишь музыкальный симфонизм» (там же).
А. И. Бескова рассматривает специфику аргументации мистиков. Под мистиками имеются в виду учителя (мастера, наставники), которые работают в рамках какой-либо эзотерической доктрины (христианской,
дзенской, суфийской и др.) и формулируют тексты, имеющие отношение к запредельным аспектам реальности или особым состояниям сознания, связанным с возможностью постижения этой реальности. В аргументации мистиков существуют различия, обусловленные культурной традицией. Так, западные мистики придерживаются европейского стиля мышления: достаточно подробно аргументируют, осторожно обращаются с противоречиями, избегают преднамеренного эпатажа и шокирования обучаемого. Они стремятся к тому, чтобы ученик «нетравматично» знакомился с неведомыми ему сферами и переживаниями. Мастера дзенской традиции, напротив, преднамеренно выбирают максимально шокирующие и парадоксальные формы воздействия, чтобы «выбить почву из-под ног» привычного мировоззрения.
Несмотря на существенные различия этих традиций, у них есть общие моменты. Они касаются особого статуса доказательности (логичности). Никакие теории не могут считаться доказанными, поскольку нет никаких других возможностей, кроме собственного опыта, возможности пережить эти состояния. Чтобы текст был воспринят читателем как доказательный в разных традициях, используются различные подходы: 1) собственный мистический опыт представляется в традиционной логической форме (западные мистики); 2) сразу обозначается то обстоятельство, что обсуждаемое находится за пределами привычной логики, поэтому и подходить к нему надо с другими мерками (дзенская традиция); 3) для передачи глубинного содержания делается акцент на косвенное указание, используются притчи, нравоучительные истории, символы и метафоры. Наиболее ярким образцом этого подхода является суфийская традиция.
Аргументация европейских мистиков отличается от обычных рассуждений не структурой, а предметом рассмотрения (космогонические сюжеты, небесные иерархии, божественные эманации и пр.). Восточная традиция акцентирует постижение путем приведения ученика в «иное» состояние. Обычные умозаключения, доказательства и пояснения используются преимущественно тогда, когда дзенские мастера полемизируют со своими оппонентами или излагают основные моменты вероучения. Если же речь идет о запредельной реальности, то аргументация существенно отличается от традиционно логической. Дзенские мастера, говоря о запредельном, предпочитают использовать отрицательные суждения, которые и служат «выбиванию из-под ног почвы» у ученика. В суфийской традиции происходит сочетание восточного искусства и
изящного иносказания с европейской (по стилю — безупречной) логикой аргументации.
В четвертом разделе «Аргументация в прикладных исследованиях» Г.И.Рузавин рассматривает роль аргументации в принятии решений. Современная модель принятия решений получила развитие в рамках теории исследования операций, возникшей в период Второй мировой войны в целях эффективного руководства боевыми операциями. В дальнейшем эти идеи были развиты Дж. фон Нейманом и О.Моргенштерном для анализа экономической деятельности в их работе «Теория игр и экономическое поведение». Эта теория носит абстрактный характер, поскольку отвлекается от характеристики конкретного субъекта, принимающего решение. Она предполагает рационально действующего, т.е. всегда принимающего разумные решения, субъекта, не сомневающегося, лишенного эмоций, не склонного к предрассудкам, не испытывающего никаких влияний и т.д. Кроме того, теория отвлекается и от объективной оценки соотношения целей, которые преследует субъект. Исследованием процесса принятия решений в ситуации неопределенности занимается психологическая теория принятия решений, возникшая как дополнение к рациональной теории. Важнейшими дополнениями являются: 1) определение общих целей и конкретных задач принимаемого решения; 2) установление возможных альтернатив действия в терминах полезности или ценности; 3) оценка последствий принимаемого решения; 4) определение возможности реализации альтернатив в терминах вероятности.
Цель выступает как системообразующий фактор в едином процессе принятия решения. Аргументы, выдвигаемые для обоснования цели, должны учитывать ее реалистический характер, наличие необходимых средств и ресурсов для осуществления решения. Полезность, ценность или эффективность выбора альтернатив напрямую зависят от целей.
В самой теории не рассматриваются методы оценки первичных суждений о полезности исходов решений. Поэтому в каждой отрасли деятельности существуют свои специфические приемы такой оценки. Оценка вероятности реализации альтернатив также не может быть достигнута с помощью формальных средств и методов. Правдоподобность исходных посылок требует аргументации либо с помощью систематических наблюдений, опыта и практики, либо их анализа и обобщения посредством недедуктивных способов исследования. «Правильная стратегия в этом деле состоит в том, чтобы, опираясь на рациональный анализ
проблемы принятия решений, в полной мере использовать интуицию и творчество для оценки конкретных моделей» (с. 367).
Анализ модели принятия решений показывает существование трех форм рациональности: инструментальной (опирается на нормы в качестве инструмента исследования), аксиологической (учитывает цели субъекта) и методологической (предписывает методы и приемы действия).
Л.А.Боброва обращает внимание на рекламоподобный характер аргументации, используемой в общественно-политической пропаганде. Вместо честного обсуждения проблемы, выявления и учета всех мнений, вместо ориентации на общественную пользу ставится одна цель — навязать определенное мнение (как это делается в экономической рекламе). В борьбе с этим явлением одного повышения логической культуры общества недостаточно, необходимы социальные мероприятия: «Существует же "Общество защиты потребителей" в потребительском обществе. Пусть будет и "Общество информационной защиты граждан" в гражданском обществе» (с. 387).
Г.В.Коржов пишет, что «не только для России, но и для мира в целом жизненно необходимо пересмотреть привычные критерии социального прогресса и разработать стратегию гармонизации базовых долговременных интересов и ресурсов развития» (с. 389). Этой цели служит модель «идеал-реальность». Идеал в данном контексте рассматривается как рационально-духовная кристаллизация высших целей человека и общества. Идеалы гармонизируют всю цепь постепенно возвышающихся целей, начиная от прагматических и кончая высшими — связывающими идеал и реальность.
Л.А.Боброва
