CC BY
262004.03.007. МАРКОВИТЦ И ИЗБИРАТЕЛЬНАЯ ПАМЯТЬ: КАК ПРАВО ВЛИЯЕТ НА ТО, ЧТО МЫ ПОМНИМ О ПРОШЛОМ И ЧТО ЗАБЫВАЕМ. НА ПРИМЕРЕ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ.
MARKOVITS I. Selective memory: how the law affects what we remember and forget about the past - the case of East Germany // Law a. society rev. -2001. - Vol. 35, N 3. - P. 513-558.
Данная работа посвящена проблемам общественной памяти и исследованию того, как право влияет на нее, способствует отбору и формированию тех воспоминаний о прошлом, которые устраивают обладающих властью в настоящем.
Память человека переменчива и зависит от случайных обстоятельств. В итоге человек часто помнит то, что хочет забыть, и забывает то, что хотел бы запомнить. Можно сказать, что человек не запоминает те события, которые считает важными, а считает важными те события, которые запоминает.
Общественная память функционирует по-другому. В ней настоящее доминирует над прошлым. Власть решает, какие события следует сохранить в памяти, и в этом смысле официальная история в большей степени выбрана, нежели унаследована. Самым наглядным примером служит установка памятников - сознательное действие публичной власти, результат выбора.
Этот выбор часто спорен, поскольку каждый принимающий решение будет настаивать на той версии прошлого, которая лучше всего удовлетворяет его интересам. Принимая решение об установке монумента, власть будет увековечивать то прошлое, которое прославляет ее настоящее. Общественная память не столько увековечивает прошлое, сколько оправдывает настоящее. Поэтому необходим отбор воспоминаний. И право может помочь в этом процессе: совершение выбора - основная задача права, которое отделяет законное и незаконное, определяет виновных и невиновных, строит модель поведения граждан. Право оценивает прошлое, делая обязательным соблюдение договоров, наказывая за правонарушения и компенсируя потери. При этом право разрабатывает правила исследования прошлого, возлагая бремя доказывания или определяя допустимость доказательств.
Правовые институты участвуют в фильтрации информации о прошлом, и право в значительной мере определяет наше прошлое.
Прошлое нации не является определенной и несомненной реальностью. Каждое поколение изобретает и переизобретает прошлое, понима-
ние прошлого окрашено в тона самовосприятия и нужд современного поколения. Это особенно заметно в Германии, где возникла необходимость переосмыслить историю Восточной Германии в условиях идеологической победы Западной Германии. В послевоенные годы обсуждение нацизма велось отдельными гражданами от случая к случаю. Потребовались годы, чтобы выросло новое поколение, которое и поставило вопрос о поступках своих родителей. В отличие от этого, обсуждение ужасов социализма было инициировано самой властью, которая активно поддерживала несколько направлений их исследования.
Созданные Бундестагом комиссии в первой половине 1990-х годов инициировали поиски и фиксацию свидетельств о страданиях граждан при социализме, отстаивали необходимость финансирования федеральной программы по созданию мемориалов в память об «ужасах двух диктатур».
Какую бы цель ни преследовало создание комиссий (удовлетворение жертв репрессий, предупреждение против повторения ошибок), оно было полностью в интересах законодателей. На мрачном фоне негуманного режима ГДР демократия ФРГ засверкала яркими красками. Объединив социалистическое и нацистское прошлое («двух диктатур»), Бундестаг защитил от критики порицание социализма (потому что никто не может защищать нацизм) и компенсировал свое молчание о преступлениях фашистской Германии («сейчас мы говорим об этом»).
Комиссии декларировали объективность и непредвзятость исследования, однако их работа изначально была направлена не на исследование, а на разоблачение прошлого. Дебаты о прошлом вылились в дебаты о том, кто был прав в прошлом, и кто, следовательно, заслуживает большего доверия в настоящем.
Прошлое - дефицитный ресурс, и использовать его стремятся все и максимально. Например, 17 июня 1953 г. было жестоко подавлено восстание восточногерманских рабочих против социалистического государства. Дебаты и заседания комиссий в 1992, 1994, 1998 гг. были также проведены 17 июня, что подчеркнуло связь между священными событиями 1953 г. и деятельностью комиссий, показало историю ГДР 19531989 гг. как порочное отклонение, которое должно быть преодолено.
Отдельные лица пытались говорить о той истории ГДР, которая не была затронута террором и несправедливостью. Завладеть общественным мнением им не позволили: история принадлежит победителям, она является дефицитным ресурсом, и у проигравших нет прав на нее.
Однако вышеописанное - грубые методы. Есть более скрытые и мягкие пути влияния права на конструирование истории. Примером могут послужить следующие законодательные акты.
В 1934 г. появился декрет о судебных материалах, который установил сроки хранения дел. В соответствии с этим документом, хранению подлежали лишь некоторые материалы, при этом должны были уничтожаться многие материалы (такие, как показания свидетелей), являвшиеся наиболее достоверным источником при исследовании социальной истории.
Закон об охране информации 1977 г. установил принцип защиты каждого от не основанного на законе сбора и распространения информации о его частной жизни. Баланс между частным интересом в сохранении информации в тайне и общественным интересом в изучении общества был установлен таким образом, что в ФРГ право на доступ к информации было поставлено в зависимость от наличия законного интереса в ее получении. Немотивированный интерес такого права не давал, что существенно затрудняло работу обществоведов.
В 1988 г. в ФРГ был принят закон о федеральных архивах, согласно которому доступ к архивным материалам открывается через 30 лет после смерти лица, чьи персональные данные документ содержит. Другое правило установлено для «общественных» событий - документы открываются для всех через 30 лет. Срок может быть сокращен, но в этом случае все имена вымарываются из текста работниками архива.
На первый взгляд, эти документы не имеют прямого отношения к истории, однако в реальности существенно влияют на восприятие истории ГДР. Во-первых, они задали парадигму восприятия истории как цепи значимых событий, к которой жизнь простого человека отношения не имеет. При этом, если проводить деление на жертв и преследователей, последние часто оказывались известными лицами, доступ к информации о которых был облегчен. Таким образом, недавняя история ГДР предстала в первую очередь как история злодеяний должностных лиц тоталитарного государства. Жизнь же простых граждан (смесь плохого и хорошего) оставалась неисследованной.
Информация о деятельности партий ГДР была открыта после падения Берлинской стены, что привело к возможности подвергнуть бывших лидеров немедленному осуждению. История последних лет ГДР активно изучалась, в то время как в ФРГ было непросто исследовать события, которые произошли менее 30 лет назад. Послевоенные злоупот-
ребления властью в ФРГ были защищены от любопытства исследователей «тактичной отсрочкой» в 30 лет, что, при отсутствии таких ограничений на доступ к информации в ГДР, создало соответствующий контраст.
Доступ к открытым в ГДР архивам ШТАЗИ также отличался в зависимости от отнесения документа к категории документов о событиях и институтах или документов, содержащих персональные данные (неограниченный доступ - только к первой категории). Многие документы содержат персональную информацию и без ее вымарывания могут быть использованы лишь с согласия каждого затронутого лица.
Процесс же вымарывания имен долог и дорог, к тому же отбор документов производится работниками архива, а они стремятся сократить объем работы, минимизировав количество запрашиваемых документов, отбирая наиболее легко читаемые (наиболее легкие для вымарывания), следовательно, печатные документы. Это сводит к минимуму количество открытых рукописных источников (в которых и содержится информация о повседневной жизни, а не об эксцессах). К тому же работники (без специального образования) будут отбирать наиболее интересную, с их точки зрения, информацию, то есть шокирующие факты, а не сотни обыкновенных случаев.
Помимо этого, дела «преследователей», осведомителей, лиц, занимавших влиятельные посты, были значительно доступнее для изучения, чем дела «жертв». В итоге влияние ШТАЗИ было преувеличено (это доказывается и тем, что в реальности персональные дела были заведены лишь на треть тех, кто обратился за «своими делами»).
Документы уголовных процессов также практически недоступны для анализа.
Все это затруднило изучение огромного количество обычных дел и сконцентрировало внимание на исключениях. Большое количество информации о скандальных случаях (которые в реальности составляют лишь небольшой процент) и отсутствие доступа к информации о стандартных делах повлекло формирование соответствующего представления об истории ГДР.
Вышеизложенное повлияло не только на то, что вошло в состав общественных воспоминаний, но и на то, как оно вошло.
Например, огромное количество историй жертв тоталитаризма (диссидентов, беженцев) воспринимается как истории героев, борцов за свободу. На самом деле многие из них были необременены никакими обязательствами, вели асоциальный образ жизни, совершали иные право-
нарушения. К тому же применение мер воздействия часто происходило после того, как оказались бесплодными усилия по интеграции таких лиц в общественную жизнь, поиску им работы и т.п. (такие усилия не предпринимаются ФРГ). Отсутствие доступа к информации о повседневной жизни граждан привело к тому, что эта сторона проблемы осталась в тени.
Таким образом, право, регулируя вопросы доступа к информации, может существенно повлиять на то, какие воспоминания о прошлом войдут в состав общественной памяти.
А.А.Вавилова
