CC BY
191
АРХЕОЛОГИЯ
2004.01.035. МАРКОВИН В.И., МУНЧАЕВ Р.М. СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ: ОЧЕРКИ ДРЕВНЕЙ И СРЕДНЕВЕКОВОЙ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЫ / РАН. ИН-Т АРХЕОЛОГИИ. - М.; Тула: Гриф и Ко, 2003. - 340 с.
Реферируемая книга, написанная членом-корреспондентом РАН Р.М.Мунчаевым и доктором исторических наук В.И.Маркови-ным, двумя известными российскими археологами-кавказоведами, представляет собой серию взаимосвязанных очерков по истории и культуре народов Северного Кавказа и охватывает огромный исторический период - от эпохи древнего каменного века вплоть до этнографической современности. Цель данной работы, как отмечают сами ее авторы, около полувека принимавшие непосредственное и активное участие в историко-археологических исследованиях Северного Кавказа, состоит в том, чтобы реконструировать процесс культурно-исторического развития этого региона исключительно на основе тех объективных данных и фактов, которыми располагает наука на сегодняшний день. Поставленная задача выглядит особенно актуальной в силу обилия появившихся за последние годы разного рода псевдонаучных публикаций с политическим или националистическим подтекстом.
Во введении дается краткая характеристика природно-географических условий и этнолингвистического состава населения Северного Кавказа в настоящее время, рассказывается об истории археологических исследований данного региона.
Глава I посвящена древнейшей истории Северного Кавказа от палеолита до энеолита. Самые древние следы пребывания здесь людей, отмечают авторы, документируются материалами Треугольной пещеры в Карачаево-Чркессии, датирумыми временем около 500 тыс. лет назад (л.н.), т.е. ашельской эпохой. К позднему ашелю (примерно 150-80 тыс. л.н.) относится ряд местонахождений в Прикубанье и на Тамани. Заселение этого региона, как полагают исследователи, скорее всего, шло с территории Передней Азии (с. 19). В мустьерскую эпоху (8035 тыс. л.н.) продолжается освоение людьми все новых районов Северного Кавказа, вплоть до горного Дагестана. Один из наиболее известных памятников этого времени - большая долговременная стоянка у станицы Ильской в Прикубанье, материалы которой включают большое количество каменных орудий (нуклеусы, остроконечники, скребла) и костей животных (мамонтов, оленей, зубров, лошадей, кабанов, пещерных медведей и др.), служивших объектами охоты (с. 21).
Верхнепалеолитическая эпоха (35-10 тыс. л.н.) представлена на Северном Кавказе значительным количеством памятников на всей территории - от Даге-
стана на юго-востоке до Ростовской области на северо-западе. Это пещеры, стоянки под скальными навесами, открытые стоянки, мастерские. Большинство их концентрируется в северо-западной части Предкавказья, в Прикубанье и причерноморских районах, отличавшихся относительно благоприятным климатом в условиях более холодного в целом периода заключительной фазы последнего оледенения. В ходе рассматриваемой эпохи, как отмечают авторы, на Северном Кавказе уже складывается не менее двух территориально обособленных вариантов верхнепалеолитической культуры, отличающихся друг от друга главным образом составом и особенностями каменных орудий. Их формирование, вероятно, было обусловлено как экологическими факторами, так и процессом дальнейшего освоения населением изучаемого региона (с. 23).
Памятников эпохи мезолита (IX-VIII тыс. до н.э.) на Северном Кавказе пока выявлено значительно меньше, чем верхнепалеолитических. Наиболее исследованными среди них являются грот Сосруко в ущелье р. Баксан в Кабардино-Балкарии и Чохское поселение в центральной части горного Дагестана, функционировавшее на протяжении весьма длительного периода - от мезолита вплоть до развитого неолита. Исключительно важен в научном отношении ранненеолитический слой стоянки (конец VII - начало VI тыс. до н.э.), кремневый инвентарь которого демонстрирует прямую типологическую связь с отдельными группами орудий предшествующего периода, и содержащий, вместе с тем, такие важные инновации, как глиняная посуда, а также орудия (зернотерки, куранты, части жатвенных ножей и серпов), зерна культурных и диких злаков, кости домашних животных (овец), свидетельствующие о начале перехода к производящему, земледельческо-скотоводческому хозяйству. Во вполне сложившемся виде оно представлено в материалах поселений неолита и энеолита, датируемых У!-^ тыс. до н.э., таких, как Нижнешиловская стоянка близ г. Адлера, Агубековское поселение около г. Нальчика, Гинчинское поселение в Гидатлинской долине. Наряду с местной керамикой здесь обнаружена также импортная посуда, свидетельствующая о наличии связей с Южным Закавказьем и Северо-Западным Ираном в конце V - первой половине IV тыс. до н.э. (с. 35-37).
В настоящее время, отмечают авторы, еще весьма далеки от разрешения вопросы антропологического и этнолингвистического состава северокавказского населения в древнейшие эпохи. Можно лишь предполагать, что ко времени неолита единый некогда общекавказский язык уже распался, и из него выделились группы адыгских и нахско-дагестанских языков (с. 38).
В главе II рассматривается эпоха ранней бронзы на Северном Кавказе (середина ^-Ш тыс. до н.э.). На юго-востоке региона она представлена одним из локальных вариантов куро-араксской культуры (дагестанским или восточнокав-казским), носители которой в III тыс. до н.э. проникли через перевалы Кавказско-
го хребта с юга, из Закавказья, и заняли территорию Дагестана, Чечни, Ингушетии и Северной Осетии. Центральную и северо-западную части Северного Кавказа заселили племена майкопской культуры, обитавшие преимущественно в предгорных и равнинных районах. Основу экономики обоих культур составляли земледелие и скотоводство, но высокого уровня развития достигли также металлургия и металлообработка, керамическое производство и другие ремесла (с. 67).
По мнению ряда исследователей, носители куро-араксской культуры говорили на одном из языков хуррито-урартской группы, что подтверждается наличием элементов последнего в нахско-дагестанских языках народов юго-восточной части Северного Кавказа. Появление в этом регионе куро-араксских племен не привело, однако, к исчезновению здесь местного населения, которое продолжало развивать культурные традиции предшествующей эпохи, о чем свидетельствуют находки на поселениях равнинного Дагестана типично местной керамики, резко отличной от закавказской по технологическим признакам и формам (с. 50-51).
В формировании майкопской культуры также взаимодействовали два компонента. Один из них, основной, генетически связан с местной культурой более раннего времени, тогда как второй, несомненно, переднеазиатского происхождения, явился результатом проникновения на Северный Кавказ на рубеже или в самом начале III тыс. до н.э. отдельных групп населения с Ближнего Востока, предположительно, говоривших на хаттском языке. Именно появление пришельцев, как полагают авторы, инспирировало бурное развитие металлообработки на Северном Кавказе, главным образом, в ареале майкопской культуры, носители которой в эпоху ранней бронзы становятся основными поставщиками металла населению восточно-европейских степей (с. 78-79).
В главе подробно рассматриваются материалы, характеризующие поселения, жилища и погребальные комплексы майкопской культуры, представленные почти исключительно курганами; погребальный обряд и инвентарь захоронений, многие из которых (особенно на позднем этапе) содержали весьма представительный набор золотых, серебряных и бронзовых изделий, что свидетельствует о довольно значительной социальной и имущественной дифференциации. Отличительной чертой ряда позднемайкопских погребальных комплексов становятся гробницы, сложенные из массивных каменных плит под насыпями курганов, не характерные для майкопской культуры. Некоторые из них представляют собой типичные дольмены. Анализу этих специфических сооружений посвящена глава III.
Территория распространения дольменов охватывает бассейн р.Кубани и Черноморское побережье, включая Абхазию. Всего за последние 200 лет было выявлено свыше 2300 дольменных построек, значительная часть которых до
настоящего времени, однако, не сохранилась. Научно раскопано и изучено не более 180-200 памятников (с. 84). Авторами рассматриваются проблемы типологии и хронологии дольменных конструкций, особенности погребального ритуала на разных этапах существования дольменов, характерный набор инвентаря и, наконец, существующие теории происхождения данной категории памятников. Наиболее близкой к истине, как полагают исследователи, в настоящее время выглядит средиземноморская версия, в пользу которой говорит, во-первых, расположение дольменов преимущественно вдоль черноморского побережья, во-вторых, несомненное сходство с мегалитическими сооружениями на юге Франции и в Испании, что позволило выдвинуть гипотезу о миграции средиземноморского населения (по морю) на Кавказ. На возможность такой миграции указывает, в частности, сходство древнейшего населения юго-запада Европы, басков, по культурным и языковым особенностям с обитателями западного Кавказа, абхазо-адыгами. Впрочем, отмечают авторы, этническая интерпретация дольменной куль-туры, несомненно, требует дальнейших исследований (с. 98-102).
Эпоха развитой бронзы (II тыс. до н.э.) (глава IV) в изучаемом регионе характеризуется сложением «северокавказской культурно-исторической общности», объединяющей, как минимум, пять близких культур - локалных вариантов, и генетически связанной с предшествующей майкопской культурой. На ее формирование определенное воздействие оказали также носители куро-араксской и степ-ной катакомбной культур (с. 109).
В развитии племен северокавказской общности авторы выделяют три этапа. Первый из них датируется временем от конца III тыс. до н.э. до, примерно, 1800-1700 гг. до н.э. Второй этап, когда наиболее ярко начинают проявляться локальные культурные особенности отдельных районов Северного Кавказа, датируется 1700-1400 гг. до н.э. Третий этап охватывает период 1400-1200 гг. до н.э. и характеризуется интенсивным проникновением степного катакомбного населения в горные долины, что приводит к определенной нивелировке местной культуры (с. 110).
В восточной части Северного Кавказа в эпоху развитой бронзы складывается «восточнокавказская культурно-историческая общность», в рамках которой также выделяются особые варианты: гинчинский (горный Дагестан), гатынкалинский и харсенойский (на территории Чечни). Нивелирующие процессы, также протекавшие и в этой части северокавказского региона во второй половине II тыс. до н.э., приводят к формированию здесь каякентско-хорочоевской культуры, датировка которой остается, однако, спорной (с. 129, 134).
В главе V рассматриваются древнейшие группы наскальных изображений Северного Кавказа. В западной его части они немногочисленны и расположены в районах, где главные древности обычно связаны с культурой строителей дольме-
нов (с. 140). В прикаспийской зоне (Дагестан) наскальные изображения распадаются на две большие группы: написанные красками (писаницы) и выбитые в скалах (гравировки). Первые характерны для высокогорных районов, воторые - для предгорий. Исключение составляет высокогорное селение Кули, возле которого также найдены древние процарапанные петроглифы (с. 144). Авторами приводится описание ряда наиболее значительных и интересных комплексов наскальных рисунков, рассматриваются возможные интерпретации сюжетов изображений, их стилистические особенности и проблемы хронологического определения.
Глава VI посвящена описанию различных аспектов кобанской культуры эпохи поздней бронзы и раннего железа, а также памятников скифов, сделавших Северный Кавказ на короткое время основной базой своих переднеазиатских походов, но оставивших, тем не менее, заметный след в культуре данного региона.
В истории кобанской культуры выделяются три этапа. На первом из них, датируемом XII-XI вв. до н.э., она развивалась в горных районах Северной Осетии, а с X в. начала распространяться в предгорные ее районы, а также на восток и запад, т. е. на территории Чечни, Ингушетии и Кабардино-Балкарии. На втором этапе, в IX-VII вв. до н.э., кобанская культура занимала почти весь Центральный Кавказ, соседствуя на западе с прикубанской культурой (пока очень слабо изученной), а на востоке - с каякентско-хорочоевской. Третий этап (VII-IV вв. до н.э.) отмечен взаимодействием носителей кобанской культуры с появившимися в начале этого периода на Северном Кавказе скифами (с. 159-160). С проникновением последних в данный регион по времени совпадает и широкое распространение здесь железа, а характерные для скифской культуры предметы, в том числе вооружение и изделия, выполненные в скифском зверином стиле, встречаются в ряде погребений кобанской культуры начиная с VII в. до н.э. Скифы, как полагают авторы, несомненно, способствовали и резкой активизации внешних связей «кобанцев», бронзовые изделия которых с этого времени фиксируются на памятниках Закавказья, Причерноморья, Поволжья и Поднепровья. В свою очередь, на кобанских памятниках обнаруживаются урартские предметы и украшения финикийского производства (с. 164, 166).
Определенную роль скифы сыграли и в этногенетическом процессе на Северном Кавказе, положив начало иранизации древнего населения центральной части региона. Однако эта первая волна иранизации была еще весьма слабой. Более значительной оказалась следующая волна, связанная с продвижением на Северный Кавказ с III в. до н. э. из степей Подонья и Нижнего Поволжья ираноязычных сарматов, а позже - родственных им алан. В результате этих событий произошла языковая ассимиляция потомков носителей ко-
банской культуры пришлыми ираноязычными племенами, которая положила начало этногенеза осетинского народа - иранского по языку и типично кавказского по культуре (с. 188-191).
Переселение алан на Кавказ происходит в IV в. н.э. под натиском гуннов. Здесь они совместно с местным населением создают сильный племенной союз под своей эгидой, распространив свое название на остальных его участников. Памятники культуры этого объединения и его политическая история рассматриваются авторами в главе VII. После V в., как показывает картографирование поселений и погребальных комплексов, аланы занимали всю центральную часть Северного Кавказа, от верховьев Кубани до реки Чанты-Аргун в Чечне. На этой территории выявлен ряд аланских городищ и катакомбных могильников. Материалы раскопок двух таких некрополей XXII вв. приводятся авторами более подробно.
В этой же главе рассматриваются памятники хазар, утвердивших в середине VII в. свое господство в северо-восточной части Кавказа. Здесь располагалась одна из ранних столиц Хазарии, город Семендер, занимавший часть современного пригорода Махачкалы, Тарки, а также ряд других городов. Материальная культура хазар, как отмечают авторы, скорее всего, складывалась из культур покоренных ими народов. Об уровне развития местной культуры на территории Дагестана в период хазарского владычества позволяют судить описываемые в главе материалы могильника VII-X вв. у селения Агач-Кала близ г. Буйнакска.
Глава VIII посвящена истории и культуре Дербента - одного из крупнейших и стратегически важных центров Кавказа, мимо которого вдоль побережья Каспия через «Дербентские ворота» с древнейших времен проходил самый удобный путь, связывавший Северный Кавказ и Закавказье, Юго-Восточную Европу и Переднюю Азию. До недавнего времени считалось, пишут авторы, что город был построен иранским шахиншахом Хосровом I Ануширваном (531-579 гг.) в качестве крепости для защиты от кочевников северных границ державы Сасанидов. Однако археологические исследования последних десятилетий выявили, по крайней мере, три периода в развитии Дербента досасанидского времени. Причем, как показали они, первое укрепленное поселение возникло здесь еще в конце VIII - начале VII в. до н.э. (с. 214-215).
После установления сасанидского контроля над дербентским проходом здесь развертывается строительство грандиозной фортификационной системы, призванной оградить Иран от набегов гуннов, а позднее - хазар. Начало ему было положено возведением массивной глиняной стены длиной около 2-х км в правление Ездигерда II (439-457 гг.), а при Хосрове I ей на смену приходят колоссальные по размерам многокилометровые каменные стены, обра-
зующие сложный оборонительный комплекс общей площадью более 150 га с типичной для сасанидских городов прямоугольной внутренней планировкой (с. 221-223).
При арабах, утвердившихся в Дербенте в 30-х годах VIII в., город становится главным военно-политическим и идеологическим оплотом Халифата на Кавказе, центром по распространению ислама. Его бурное экономическое развитие и территориальный рост в ^П-Х вв. был обусловлен резким усилением в это время международной торговли и заметным повышением роли прикаспийского пути. Процветание Дербента было прервано татаро-монгольским нашествием, когда войска завоевателей взяли город штурмом в 1239 г.
В главе IX дается описание ряда средневековых христианских памятников Северного Кавказа, представленных довольно многочисленными руинами храмов не только на территории христианской Алании, но и в некоторых других районах. Рассматриваются их архитектурные особенности, техника строительства, планировка, фресковая живопись, что позволяет делать некоторые выводы о времени возведения тех или иных сооружений. Выделяются храмы двух типов: византийского с выступающей апсидой и грузинского - с апсидой, скрытой в кладке восточной стены. В целом, как отмечают авторы, можно полагать, что на территории Центрального Кавказа (Кабардино-Балкария, Северная Осетия) памятники христианства начали появляться не раньше XI в. Тогда же здесь была образована Аланская митрополия в качестве одной из епархий Константинопольского патриархата. В роли миссионеров в это время выступали главным образом греки. Позднее, в ХП-ХШ вв., активную миссионерскую деятельность развила грузинская церковь, и только татаро-монгольское нашествие на время прервало проповедь христианства на Северном Кавказе (с. 243-244).
В главе Х подводятся некоторые итоги исследований огромного массива позднесредневековых (XIV-XVII вв.) курганов, которые, как установлено, принадлежат предкам кабардинцев (адыгов) и, соответственно, в литературе известны как кабардинские курганы. Зона их распространения охватывает значительную территорию - от притоков Кубани на западе до бассейна Терека на востоке, что связано с расселением кабардинских племен в послемонгольское время из исконной области их обитания в Прикубанье и Причерноморье. Максимального размера ареал расселения кабардинцев достигает в конце XV - начале XVI в., но затем, со второй половины XVI в., он заметно сокращается и уже в XVII в. ограничивается в основном районами Кабардино-Пятигорья, т.е. той территорией, которую кабардинцы занимают в настоящее время (с. 262).
На основе материалов раскопок кабардинских курганов, изучения поселений и данных письменных источников в главе рассматриваются различные аспекты материальной и духовной культуры кабардинцев в XIV-XVII вв., а также их внешние связи, в том числе активные дипломатические и торговые контакты с Русским государством, приведшие к добровольному вхождению Кабарды в его состав в 1557 г. (с. 264).
Обзор горской архитектуры, представленной жилыми постройками, боевыми башнями, языческими святилищами, погребальными склепами составляет основное содержание главы XI, а в главе XII рассматриваются некоторые аспекты прикладного искусства и традиционных ремесел, особенности интерьера жилищ и традиционный костюм горских народов в XVIII-XIX вв.
А.Е.Медовичев
