CC BY
23
СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ
2003.04.034. ТРУФАНОВ А.А. ОСНОВЫ ТЕОРИИ ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ. - Казань: Новое знание, 2002. - 272 с.
В монографии делается попытка на основе традиций русской религиозной философии очертить контуры теории интеллигентности как специфически российского феномена и в свете этих контуров рассмотреть проблемы современного общества и сознания. При этом автор отмечает: «Возможно, что теория интеллигентности относится к типу проблем-головоломок (Т.Кун), хотя принижать значение этой теории не следует. Дело здесь не только в отыскании метода ее решения, но и в тех проблемах (вопросах), которые возникают по мере построения данной теории. В теории интеллигентности затрагиваются философские, культурологические,
мировоззренческие вопросы, выражающие собой определенный тип духовности» (с.4). Монография состоит из четырех глав.
В первой главе «Специфичность интеллигентности» отмечается, что внимание к интеллигентности обусловлено сегодня постперестроечными поисками дальнейшего пути России и необходимостью формулирования того, что раньше называли русской идеей, а сейчас — российской национальной идеей. «Поэтому интеллигенция, которая принимает на себя главную роль в этом процессе идеологической самоидентификации современной России, требует определения и как понятие, и как феномен» (с.5).
В XIX в. слово «интеллигенция» часто тяготело к западному значению понятия «интеллектуалы». Однако на рубеже XIX—XX в. был раскрыт и обобщен опыт самосознания русской интеллигенции. Это характерно русское понимание интеллигенции было сохранено религиозными мыслителями русского зарубежья. Так, Г.П.Федотов писал: «Говоря о русской интеллигенции, мы имеем дело с единственным, неповторимым явлением истории. Неповторима не
только "русская", но и вообще "интеллигенция". Как известно, это слово, т.е. понятие, обозначаемое им, существует лишь в нашем языке. В наши дни европейские языки заимствуют у нас это слово в русском его понимании, но неудачно: у них нет вещи, которая могла бы быть названа этим именем» (цит. по: с.14—15). По мнению современной исследовательницы Вероники Гаррос, слово «интеллигенция» непереводимо, а явление, обозначаемое им, неопределимо. А как замечал В.Набоков, «моральная чистота и бескорыстие русских интеллигентов в общем-то не имеют аналогов на Западе. К какой бы партии они ни принадлежали, к большевикам или кадетам, народовольцам или анархистам, их быт на протяжении пятидесяти лет общественного движения определялся чувством долга, самопожертвованием, отзывчивостью, героизмом» (цит. по: с.15). В общественном сознании второй половины XIX — начала XX вв. слово «интеллигентность» имело три самостоятельных значения. Это: грамматическое значение, значение формальной образованности и этическое значение.
В общественном сознании «интеллигентность» часто употребляется сегодня и как синоним вежливости, порядочности, благородства, тактичности, выдержанности, искренности, простодушия и т.д. Таким образом, интеллигентность определяется не по набору необходимых качеств (о чем говорил Д.С.Лихачёв), а по одному качеству, к которому подсознательно сводится наименование «интеллигентный».
Определение интеллигентности важно и трудно дать именно потому, что оно «должно отграничить явление интеллигентности от всех прочих явлений духовно-нравственного порядка» (с.20). Те определения, которые существуют, не столько отграничивают «интеллигентность», выясняя ее специфику, сколько смешивают ее с другими явлениями. Об интеллигентности трудно мыслить понятийно, а дать ее однозначное определение вообще невозможно. С точки зрения логики, «интеллигентность» относится к неясным и неточным именам: «Неясность характеризует имя "интеллигентность" с точки зрения его содержания... Неточность характеризует имя "интеллигентность" с точки зрения его объема» (с.22). В.М.Шукшин призывал к ответственности в употреблении слова «интеллигентный». Интеллигентность — это не просто свойство каких-то ее носителей, а «свойство интеллигенции в конкретно-историческом ее понимании» (с.27). Чтобы окончательно утвердить конкретность интел-
лигентности, автор обращается к статье А.Ф.Лосева «Об интеллигентности».
Вторая глава посвящена непосредственно определению особенностей русской интеллигенции. Само слово «интеллигентность» вошло в обиходное употребление в 60-х годах XIX в., причем в России оно появилось раньше, чем в странах Западной Европы. Хотя понимание интеллигенции в России было различным, в том числе и тяготеющим к западному пониманию, и в XX в. многими авторами подчеркивалось, что понятие «интеллигенция» присуще только русскому языку. Значит, в России существовало самостоятельное понимание интеллигенции, обусловленное национально-культурной спецификой и отображающее историческую реальность именно русской интеллигенции. Ее специфичность подчеркивали многие авторы, в том числе и зарубежные. Автор рассматривает взгляды Н.А.Бердяева, Д.С.Мережковского, Д.Н.Овсянико-Куликовского, П.Я.Чаадаева, П.Л.Лаврова, Р.В.Иванова-Разумника и др. В частности, для Н.А.Бердяева «позитив интеллигенции заключается в том, что она должна представлять собой подлинную духовную элиту общества» (с.60). С его точки зрения, принадлежность к интеллигенции должна определяться лишь качествами личности, а не социальным положением: «Истинная интеллигенция есть дар выражения всенародной воли народа и всенародной идеи, гений народа, его интеллект... Новая интеллигенция, таким образом, должна иметь персоналистиче-ский и духовно-элитарный характер. Это связано с личной свободой и ответственностью, с личным творчеством и духовным деланием. Отщепенское и кружковое начало преодолевается началом универсальным и общечеловеческим. На этом пути личности интеллигенция делается позитивной и элитарной общественной силой, цветом общества, солью земли. Она сохраняет связь с духовными завоеваниями своего прошлого, сохраняет преемст-венность традиции русского национального сознания (правдоискательство, морализм, совесть), освобождаясь от элементов интеллигентского сознания XX в.» (цит. по: с.61).
Задачи русской интеллигенции большей частью ставились русскими религиозными философами, а потому были крайне трудны и ответственны в исполнении: «Это задачи духовного (в глубочайшем смысле) перерождения и возрождения русской интеллигенции» (с.63). Авторы, признающие существование русской интеллигенции
как специфического феномена, часто смешивают два типа интеллигенции, которые можно найти в России и с которыми связаны представления об особой роли интеллигенции в обществе. Это — интеллигенция освободительная и интеллигенция как подлинная элита общества. «Несомненно, что интеллигенция представляет собой духовную элиту общества. Однако в России это не тождественно элите в западном ее понимании. Российский интеллигент не может составлять элиту и не может быть назван интеллигентом, если он лишен метафизического и морального беспокойства за судьбы человека, своей страны и всего человечества, если он не представляет собой ярко выраженный тип антимещанства, если его духовная жажда исчерпывается узкими границами частной специальности» (с.101). Интеллигент в российском понимании — это не специалист и мастер своего дела, а особый духовный тип, сохранивший связь с моральной традицией русской интеллигенции и вообще русского типа сознания и соединяющий высокую профессиональную квалификацию с духовным универсализмом и глубочайшим небезразличием к судьбам человечества.
Третья глава — «Качества интеллигентности и условия ее осуществимости». Эти качества представляют собой вполне определенную систему, объединенную идеологией интеллигентности. «Это значит, что только в плане целого данной системы каждое отдельное качество приобретает свой специфический смысл и выражает специфику феномена интеллигентности. Получив такое системное подкрепление, каждое качество представляет собой как бы микросистему, микрокосм и может выступать как необходимое и достаточное» (с.102). Автор выделяет шесть необходимых и достаточных качеств интеллигентности.
1. Обостренное чувство социальной справедливости. Во все периоды существования русской интеллигенции чувство социальной справедливости оказывалось одним из главных мотивов ее деятельности. Понятие справедливости — одно из самых сложных понятий этической науки. Справедливость не существует вне общества и социальных взаимоотношений между людьми. Еще Юм обратил внимание на относительность содержания понятия справедливости, на ее конкретно-историческое и конкретно-социальное наполнение. «Социальная справедливость русского интеллигента отражала специфику
национального сознания и конкретные условия политической борьбы» (с.105).
2. Больная совесть. «Здесь речь идет не просто о совестливости, которая должна быть признана атрибутом любого человека, а о совести в специфически интеллигентском и русском понимании, когда жизнь по законам совести становится не просто моральным, а морально-религиозным принципом, неразрывно связанным с жаждой всеобщей справедливости и поисками правды на Земле. Больная совесть русского интеллигента — это не только ответственность за себя самого, но и за весь мир, за всех людей. Больная совесть становится неким общим принципом отношения к миру» (с .110).
3. Нравственный идеализм в самом общем виде предполагает веру человека в существование в мире чего-то святого, непоколебимого, значимого для всех честных людей. «Нравственный идеализм может быть религиозным и безрелигиозным по своему содержанию, но по своей сути. всегда религиозен» (с.115). Вера в святыню может выражаться в двух аспектах, взаимосвязанных между собой. Это — стремление человека духовно возвысить свою личность, что в этике формулируется как идея нравственного совершенствования, и борьба человека за собственное человеческое достоинство. Другой аспект — это установка на сотворение духовных ценностей, в том числе и идея служения человечеству. «Идея служения играла основную роль в сознании русской интеллигенции. Она могла претерпевать видоизменения, но существо ее не менялось» (с.116). Нравственный идеализм неразрывен с жаждой социальной справед-ливости, с больной совестью, правдоискательством и сострадатель-ностью русского интеллигента.
4. Сострадание является атрибутом любого человека любой культуры. «Между тем в специфике русского типа духовности можно говорить о сострадании как особой национальной черте. Суть здесь заключается не в самом слове. а в тех смысловых оттенках, которые присущи только русскому его пониманию. Сострадание здесь — это синоним человечности» (с.135). Сострадание как человечность оказывается не качеством индивидуальной морали, а общим принципом отношения к миру и жизни. «Западный человек сам по себе может быть человечен и сострадателен, но его законопочитание и рационализм в отношении к миру мировоззренчески доминируют над сострадательностью. Русский человек может быть даже жесток и бесчувст-
вен в семейной жизни, в отношении к ближнему, но сострадательность и человечность все равно окажутся доминирующими в его типе духовности, в его социальных симпатиях и нравственных устремлениях» (с.135-136).
5. Антимещанство: «Если мещанство. представляет собой отказ от духовно -религиозных ценностей, то антимещанство должно представлять собой религиозно-ценностное отношение к миру. Это отношение мы находим у русских религиозных философов. Его же мы найдем у неверующего русского интеллигента, у атеиста и нигилиста, у материалиста и позитивиста» (с.140). Проблема антимещанства, острейшая для сегодняшнего дня, формулируется как проблема «духовной буржуазности». Духовная буржуазность понимается не социологически и даже не этически, а метафизически. «В XX в. произошло перерождение старого органического человечества, XX век создал новый тип человека, который формируется уже не в культуре, а в механической цивилизации. Это кардинальным образом видоизменяет эмоциональность человека, его онтологическую и моральную природу. Проблема буржуазности — это проблема творческих сил современного человека, исчерпанности творческих сил. исторических перспектив, которые для всего человечества. представляются сомнительными... Современная планета неописуемо уродлива, и мертвая скука охватывает в этом мире, лишенном красоты» (с .149).
6. Гражданственность. Это качество предполагает долг служения своей стране и народу, осознание сверхличностной ценности такого долга. Оно было ярко выражено у советского человека, особенно сталинской эпохи, проявилось не только в трудовых подвигах, но и в патриотическом служении во время Великой Отечественной войны.
В постсоветском обществе, однако, наблюдается феномен маниакальной ненависти к родной стране (расхожее выражение — «эта страна»), что свидетельствует об атрофии гражданского чувства. Более того: «Историческое тело России распадается. Русская идея не существует более. Невозможно говорить уже о духе народа, о народе как едином целом. Невозможно говорить о русском государстве. Русский челок умер. Остался человек "русскоязычный". Россия разделила судьбу всего человечества, она не оказала влияния на буржуазное человечество, не спасла его» (с.160). Кризис, переживаемый в России, — это кризис апокалиптический. Восстановления и устойчивости уже
нельзя ждать. «Одним из проявлений утраты чувства реальности у современного человека явился буржуазный оптимизм. Оптимизм нашего времени несет в себе уже что-то нечеловеческое. Среди ужаса всеобщего разложения человек оказывается доволен жизнью и верит в будущее» (с.165).
Завершив описание необходимых и достаточных качеств интеллигентности, автор упоминает также необходимые, но не достаточные. К ним относятся: а) способность к критическому мышлению; б) личная тактичность и порядочность; в) идейная принципиальность; г) терпимость к инакомыслию; д) приобщенность к богатствам мировой культуры.
В четвертой главе описываются миросозерцания, противоположные интеллигентности.
Наиболее грубой и элементарной концепцией, противоположной интеллигентности, является миросозерцание прагматизма. Оно шире, чем философия прагматизма, хотя и тесно связано с ней. «Миросозерцание прагматизма очень симптоматично и выражает пути человечества в ХХ веке. Основные положения этого миросозерцания превосходно демонстрируют его противоположность идеологии интеллигентности. Возможно, постановка проблемы интеллигентности лишь констатирует здесь духовную обреченность современного мира и недостижимость подлинной интеллигентности» (с.192 — 193).
Другое неинтеллигентное миросозерцание — постмодернизм: «Постмодернизм враждебен всему, что связано с интеллигентностью и ее выражает. факт внутренней жизни человека, который проходит через растление онтологическое и моральное. главный абсурд современной действительности. трагическая картина мира. В (его. — Реф.) мире происходит кризис человека, гибель человека» (с.196—206).
Более утонченным миросозерцанием, противоположным интеллигентности, является эпикуреизм. В этой связи в монографии рассматриваются взгляды характерного выразителя этого миросозерцания, русского поэта XIX в. В.А.Жуковского.
В заключение отмечается, что в интеллигентности первостепенна универсальная моральная ответственность, а уж затем индивидуальная мораль, а «если интеллигентность в означенном понимании неосуществима сейчас, то это свидетельство не ущербности теории, а ущербности современной жизни» (с.262).
И.И.Ремезова
