CC BY
167
АРХЕОЛОГИЯ
2003.03.039. ОБЛОМСКИЙ А.М. ДНЕПРОВСКОЕ ЛЕСОСТЕПНОЕ ЛЕВОБЕРЕЖЬЕ В ПОЗДНЕРИМСКОЕ И ГУННСКОЕ ВРЕМЯ. (СЕРЕДИНА III — ПЕРВАЯ ПОЛ. V в. н.э.) / РАН. Ин-т археоло-гии. — М.: Наука, 2002. — 255 с. — (Раннеслав. мир. Археология славян и их соседей; Вып.5). — Библиогр.: с. 94-105.
В монографии на основе археологических материалов реконструируются этнические процессы на Днепровском лесостепном Левобережье в эпоху поздней античности и раннего средневековья — период формирования, расцвета и финала черняховской культуры и последовавшего затем образования системы археологических общностей V-VII вв. (колочинской, пеньковской). Подробно анализируются
материалы киевской культуры, тесно контактировавшей с черняховской.
Первая глава представляет собой краткий очерк археологии Днепровского Левобережья в I — начале III вв., призванный показать процесс формирования основных групп киевской культуры, которые продолжали существовать в данном регионе и в следующий, черняховский период. Середина — вторая половина I в. н.э., пишет автор, отмечена появлением на территории Днепровского Левобережья позднезарубинецких племен, образовавших здесь три основные локальные культурно-хронологические группы памятников: в Подесенье (древности типа Почепа), в верховьях Псла, Ворсклы и Сейма (типа Картамышево-2), в бассейне Северского Донца (типа Терновки-2) (с. 10).
Новый этап истории Днепровского Левобережья связан с образованием в начале III в. киевской культуры, древности которой близки к материалам позднезарубинецкого круга. Она проявляется в сходстве топографии поселений, традициях домостроительства, керамическом комплексе, многих типах орудий и наборе украшений. Тем не менее по сравнению с позднезарубинецкими древностями киевская культура представляет собой качественно новое образование (с. 16).
Таким образом, отмечает автор, к моменту появления на территории Днепровского лесостепного Левобережья носителей черняховской культуры здесь доминировали киевские племена, памятники которых в изучаемом регионе составляли два локальных варианта — деснинский и сейминско-донецкий (с. 20).
В III — начале V вв. черняховские памятники занимают всю лесостепную часть региона — от долины Днепра до бассейна Северского
Донца, а отдельные группы носителей черняховской культуры проникают еще дальше на восток — вплоть до Подонья и, вероятно, до Самарской Луки. Соответственно, состав населения этой территории претерпевает значительные изменения, что позволяет, с точки зрения автора, рассматривать данный период как особый, «черняховский» этап истории Днепровского Левобережья.
Реконструкции происходивших в это время этнокультурных процессов посвящена вторая глава. В ней рассматривается ряд важнейших аспектов черняховской проблематики: границы
распространения черняховской культуры на север, восток и юг; хронологические рамки черняховских древностей Левобережья Днепра и бассейна Северского Донца; этнический состав черняховского населения региона; характер контактов племен черняховской и киевской культур.
В целом, как отмечает Обломский, черняховская стадия в истории Днепровского Левобережья охватывает время от середины III до второй половины IV в. В этот период рассматриваемый регион делится на три этнокультурные зоны. Центральную и западную лесостепную его части занимают черняховские памятники. Деснинское и Сейминское Полесье — деснинский вариант киевской культуры, лесостепные области востока Днепровского Левобережья и водораздел Днепра и Дона — памятники сейминско-донецкого варианта киевской культуры.
Формирование черняховской культуры, пишет автор, происходило на основе, как минимум, трех этнических групп — германской (вельбарская культура), протославянской (киевская культура) и скифосарматской. Памятники с элементами всех трех этнических компонентов присутствуют на всей территории Левобережья Днепра, демонстрируя различные варианты синтеза этнокультурных традиций (с. 87). При этом группы различного по происхождению населения не только проживали чересполосно на одной и той же территории, но и могли входить в состав одних и тех же общин (как показали исследования поселения Журавка Ольшанская и могильника Компанийцы).
Столь глубокая интеграция весьма разных этнокультурных компонентов была возможна, как отмечает автор, при наличии единой для всей территории, занятой черняховскими племенами, системы власти. Черняховская культура, таким образом, отражает определнную политическую общность — видимо, упоминающийся в письменных источниках союз племен во главе с готами («держава Германариха»). В рамках этого объединения существовали единые в целом системы
сельского хозяйства (что наиболее ярко проявляется в топографии поселений и привязке большинства памятников к черноземным почвам) и ремесла, позволяющие рассматривать черняховскую культуру и как некую экономическую общность (с. ВВ).
Воздействие черняховских традиций на соседнюю киевскую культуру в ее сейминско-донецком варианте было весьма значительным и обнаруживается в самых различных сферах хозяйства, домостроительстве, керамическом комплексе, в результате чего киевская и черняховская культуры в лесостепном Левобережье в определенной степени нивелируются, сохраняя все же некоторую специфику. В этом процессе нивелировки автор выделяет две составляющие. С одной стороны, часть населения киевской культуры включается в состав черняховского социума, с другой, — оставшаяся вне пределов черняховской общности часть населения сейминско-донецкого варианта киевской культуры заимствует черняховские ремесленные и земледельческие технологии, набор украшений и ведет с черняховским населением активную торговлю, возможно, при посредстве тех групп родственного населения, которые вошли в состав черняховского общества (с. В9).
Иначе складывались взаимоотношения носителей черняховской культуры и киевских племен Деснинско-Сейминского Полесья. Отсутствие вплоть до, по крайней мере, середины IV в. следов каких-либо контактов между ними, возможно, свидетельствует о враждебном характере этих отношений (с. В9).
Колонизация населением черняховской культуры территории Днепровского Левобережья, выразившаяся в резком увеличении количества черняховских памятников в IV в. и в ассимиляции части местных племен сейминско-донецкого варианта киевской культуры, пишет автор, по-видимому, нашла отражение в рассказе Иордана о походе Германариха на восток (в сторону мест расселения меренс, морденс и херулов) и о завоевании им венетов (с. 92).
Следующий, «гуннский», этап в истории Днепровского
лесостепного Левобережья (третья глава) охватывает время от последней четверти IV до середины V в. и характеризуется распадом прежней этнополитической и этнокультурной структуры данного региона в результате появления после 375 г. н. э. в причерноморских степях гуннов и разгрома ими державы Германариха. Происходит отток населения черняховской культуры, т.е. племен готского союза, на запад (если
исходить из письменных источников), хотя, возможно, и не столь массовый (как свидетельствуют археологические материалы). По крайней мере, отмечает автор, какие-то группы черняховского населения, в первую очередь общины киевского происхождения, остаются на месте (с. 90).
Этот этап дестабилизации и миграций населения завершается к середине V в. формированием раннесредневековых археологических культур — пеньковской, колочинской и очень слабо изученной пока культуры погребений с ингумациями, которые распространены в южной части лесостепной зоны чересполосно с пеньковскими памятниками.
В VI-VII вв. поселения и могильники колочинского типа локализуются на юге лесной зоны и в северной части лесостепи, а в южной ее части — памятники пеньковской культуры. Формирование колочинской культуры в целом происходит на основе традиций деснинского варианта киевской археологической общности. Процесс образования пеньковской культуры выглядит более сложным. С точки зрения автора, типологически наиболее ранние прототипы ее — памятники позднего этапа среднеднепровского варианта киевской культуры и черняховские поселения киевской традиции. В несколько меньшей степени к раннепеньковским близки материалы поздних сейминско-донецких киевских памятников и памятников типа Роища-Александровки. Впрочем, все перечисленные прототипы представляют собой образования одного и того же круга, основу которого образуют традиции лесостепного населения киевской культуры, либо находившегося под сильным черняховским влиянием, либо непосредственно включенного в черняховскую этнополитическую общность. При этом наиболее ранние комплексы как колочинской, так и пеньковской культур содержат черняховскую гончарную керамику, что, как указывает автор, прямо свидетельствует об отсутствии хронологического разрыва между черняховскими и раннесредневековыми памятниками (с. 91).
В заключение автор касается существующей в науке гипотезы (М.М. Казанский) о локализации на территории Среднего Поднепровья и Днепровского Левобережья в гуннское время германских «королевств», в частности, владений конунга Винитария и его преемников — Гунимунда и Торисмунда. В целом, отмечает А.М.Обломский, эта гипотеза, основанная на сообщении Иордана, находит определенные подтверждения в археологических материалах, и хронологические рамки
их правления (70-80-е годы IV в. — рубеж ГУ/У или начало V в., согласно М.М. Казанскому) совпадают с финальной фазой черняховской культуры (фаза 5, по Е.Л.Гороховскому: между 375/380-420/430 гг.) (с. 92).
А.Е.Медовичев
2003.03.040. МОГИЛЬНИКОВ В.А. КОЧЕВНИКИ
СЕВЕРО-ЗАПАДНЫХ ПРЕДГОРИЙ АЛТАЯ В К-Х ВЕКАХ / РАН. Ин-т археологии. — М.: Наука, 2002. — 361 с. — Библиогр.: с. 355-360.
В монографии анализируются материалы раскопок 143 курганов из 22 могильников, расположенных в степных северо-западных предгорьях Алтая в верхнем течении р.Алей (район деревень Павловка, Гилево, Корболиха), и связанных с тремя группами кочевников - кимаками, кыргызами и огузами. Рассматриваются специфика погребального обряда этих групп, особенности вещевого инвентаря, а также вопросы этнокультурных связей в изучаемом регионе.
Глава первая представляет собой описание памятников, которое дается в порядке нумерации курганных групп, начиная с могильника Гилево до Гилево XVI, затем Корболиха П-Х, Павловка I, II, Кураевка I и грунтовые погребения начала II тыс. н. э. на поселении эпохи поздней бронзы Гилево II. Все указанные памятники микрорайона верхнего Алея укладываются в хронологические рамки К-Х — первой половины XI вв. с возможным включением наиболее ранних конца VIII в. (с. 8).
В главе второй рассматривается погребальный обряд исследуемых комплексов, а главы третья-седьмая посвящены классификации и анализу различных категорий погребального инвентаря: элементов конского снаряжения (уздечные наборы,
стремена и т.д.) и поясной гарнитуры, предметов вооружения (палаши, сабли, наконечники копий и стрел, детали луков, остатки пластинчатых панцирей), керамической и металлической посуды.
Большие размеры отдельных некрополей позволяют, по мнению автора, охарактеризовать их как семейные кладбища. Существенные различия в инвентаре и размерах погребальных конструкций являются показателем социальной и имущественной дифференциации между семьями, а конструктивное многообразие — свидетельством многокомпонентности этнического состава. По особенностям погребального обряда курганы делятся на три группы. Первая из них
