CC BY
10
2003.02.038. БИБИ Э., МЕЛЕ А. ЮМОВСКИЙ
КОМПАТИБИЛИЗМ.
BEEBEE H., MELE A. Humean compatibilism // Mind. - Oxford, 2002. - Vol. 111, N 2. - P. 201-222.
Элен Биби и Альфред Меле (философский центр факультета управления Манчестерского университета, Великобритания) называют «юмовским компатибилизмом» совместимость юмовских взглядов на законы природы с признанием как детерминизма, так и свободы воли. Они рассматривают эту совместимость в контексте споров приверженцев «юмовского компатибилизма» с «либертарианцами», т.е. защитниками тезиса о свободе воли, «некомпатибилистами», т.е. защитниками детерминизма, и «полукомпатибилистами», которые отчасти принимают взгляды как «компатибилизма», так и «некомпа-тибилизма». Доказывается, что юмовские взгляды на законы природы допускают зависимость законов от субъекта. Поэтому «инкомпатиби-лизм» ложен. Демонстрируется схожесть между «юмовским компатибилизмом» и «либертарианством», соответствующим «инкомпатиби-листским» взглядам.
Юмизм сомневается в отождествлении законов природы с необходимостью. Некоторые юмисты имеют эпистемические претензии к необходимым связям: вслед за Д.Юмом они считают, что необходимые связи не могут наблюдаться, а следовательно, вера в их существование не совместима с эмпирической эпистемологией. Другие же предъявляют онтологические претензии, находя саму идею необходимых связей метафизически сомнительной. По Д.Армстронгу, «наивная теория регулярности» утверждает, что законы природы - это «юмовские общие формы», которые делают утверждения закона истинными, где утверждения закона - истинные, возможно, везде количественно определенные высказывания, содержащие только нелокальные эмпирические утверждения и логику предикатов первого порядка. Правда, «наивная теория» не столь уж и наивна, ибо ее истинность или ложность можно выяснить лишь после того, как мир придет к концу.
«Компатибилизм» утверждает совместимость свободы воли и моральной ответственности с детерминизмом. «Инкомпатибилизм» утверждает обратное. Некоторые «инкомпатибилисты», а именно «либертарианцы», считают, что нормальные люди свободны и морально ответственны. Традиционные «компатибилисты» считают, что
детерминизм совместим с утверждением, что человек мог бы поступить не так, как он поступил, и что такая возможность необходима для свободы и моральной ответственности. Традиционные «инкомпа-тибилисты» считают детерминизм несовместимым со свободой и моральной ответственностью. Некоторые компатибилисты, например Дж.Фишер, придерживаются взглядов, что «компатибилизм» соответствует действительности, даже если, как это утверждают «инком-патибилисты», детерминизм несовместим с «двойной возможностью», т.е. возможностью выбора в настоящий момент. Такая точка зрения носит название «полукомпатибилизм».
Наиболее важным аргументом «инкомпатибилизма» является «аргумент последствий». Питер ван Инваген (P. van Inwagen) формулирует этот аргумент приблизительно так: «Если детерминизм истинен, то все наши действия являются следствиями законов природы и событий в далеком прошлом. Но от нас не зависит, что происходило до нашего рождения, как не зависят от нас и законы природы, поэтому последствия всего этого (включая наши действия в настоящем) также от нас не зависят» (с.206). В качестве контраргумента авторы указывают, что законы природы могут зависеть от нас, ибо те возможные миры, где мы поступаем по-другому, имеют другие наборы законов; законы не являются некоей «онтологической заплаткой», которая позволила бы по-настоящему препятствовать проявлениям свободы воли.
Далее речь идет о проблемах, которые могут возникнуть в связи с используемой аргументацией. В частности, получается, что человек может двигать рукой со скоростью, превышающей скорость света, или перепрыгнуть через Манчестерскую ратушу. Со ссылкой на работу Дэвида Льюиса «Свободны ли мы нарушать законы?» («Are we free to break laws?») рассматриваются два тезиса:
1. Я могу сделать что-то такое, что, если я это сделаю, то закон будет нарушен (слабый тезис).
2. Я могу нарушить закон (сильный тезис).
Д.Льюис доказывает, что последний тезис ложен. Получается тем не менее, что, исходя из юмизма, он верен. Можно склониться к мнению, что любая точка зрения с такими следствиями не может соответствовать истине, и таким образом мы на самом деле нашли бы опровержение юмизма. В качестве решения этой проблемы вводятся различные смыслы слова «возможность» («способность»), такие, что,
например, у человека, который ел гренки на завтрак, была физическая возможность не завтракать, но была лишь метафизическая возможность перемещаться со скоростью, превышающей скорость света.
Часто считается, что даже если «компатибилизм» справедлив, для подтверждения того, что, по крайней мере, некоторые люди иногда свободно принимают решения и свободно их реализуют, т.е. проявляют свободу воли, необходимо несколько большее. Даже сам по себе индетерминизм не достаточен для свободы. «Либертарианцы» хотят, чтобы мозг работал индетерминистически, мог свободно принимать решения и выполнять явные действия. Таким образом, кажется, они значительно более требовательны в отношении свободы воли, чем «компатибилисты».
«Либертарианцы» сталкиваются с проблемой случая. Сферу случая (удачного либо неудачного) для действующего лица можно грубо определить как сферу вещей со следующими свойствами: действующее лицо не имеет полного контроля над ними; в то же время вещи влияют на его жизнь. Случай, таким образом, встречается не только в недетерминированных, но и в детерминированных мирах. У «либертарианцев» получается, что за человека принимает решения некоторый находящийся у него в голове «рандомизатор», что, строго говоря, отвергает возможности свободы воли и моральной ответственности.
Если рассматривать проблему принятия решения с точки зрения «юмовских компатибилистов», то, например, некий вор Барни мог бы поступить иначе, нежели решить украсть пирожное у соседки тогда и только тогда, когда «существует возможный мир, который... является точно таким же, как и действительный мир, вплоть до момента, в который он решил украсть пирожное, и в этом мире он решает поступить по-другому» (с.220—221). Что здесь является причиной того, что хотя в действительном мире Барни в момент 1 решает украсть пирожное, в другом упомянутом мире, совпадающем с действительным вплоть до момента 1, Барни в момент 1 решает вместо этого пойти играть в боулинг? Очевидно, ничего из таких вещей, как возможности, способности, состояния ума, моральный облик, практические размышления и т.п. Барни-похитителя пирожных и Барни-игрока в боулинг не объясняют различия в решениях, поскольку оба мира полностью совпадают до момента 1 Поэтому, видимо, это различие объясняется случаем. Юмовский компатибилист может попы-
таться списать различие решений на различие законов, но, поскольку относящиеся к делу законы сами по себе зависят от решений Барни, то такой подход не кажется оправданным.
Таким образом, авторы демонстрируют, что «юмовский компа-тибилизм» имеет общие проблемы с «либертарианством». При этом «юмовские компатибилисты» отличаются от других «компатибили-стов», для которых имеет место проблема «отдаленного случая», т.е. отсутствие контроля над условиями, которые существовали задолго до нашего рождения и которые, тем не менее, оказывают на нас влияние.
И.В.Шведунов, В.А.Яковлев
2003.02.039. ТУЧАНСКА Б. КЛИО ВСТРЕЧАЕТ МИНЕРВУ: ВЗАИМОСВЯЗИ МЕЖДУ ИСТОРИЕЙ И ФИЛОСОФИЕЙ НАУКИ.
TUCHANSKA B. Clio meets Minerva: Interrelations between history and philosophy of science // http://www.philsci-archive.pitt.edu/ documents/ disk0/00/00/05/39/index.html
Барбара Тучанска (отделение эпистемологии и философии науки, университет г. Лодзь, Польша) рассматривает взаимосвязь между историей науки и философией науки. Автор ставит вопрос о том, понимает ли современная философия науки историческую сущность науки и дает на него отрицательный ответ. Основанием для этого автор считает, что философы науки не отразили историческую сущность науки. Кроме того, имеются еще два барьера, препятствующих содержательному диалогу между историей науки и философией науки: 1) нормативная и оценочная ориентация философии науки; 2) ее универсальная позиция по отношению к науке. По мнению автора, взаимодействие и сотрудничество между историками науки и философами возможно, но зависят, во-первых, от их самоопределений (в частности — философских) и, во-вторых, от того, как они обе соотносятся с философией, в частности с философией истории.
Суть первого барьера заключается в том, что философы науки, придерживающиеся эпистемологической или методологической концепции нормативной философии науки, ограничены в потребности взаимодействовать с историей науки. Специфические точки зрения в рамках нормативной философии науки возможны,
