CC BY
37
ДИАЛЕКТОЛОГИЯ
2003.02.036. ПРОБЛЕМЫ ДИНАМИКИ СРЕДНЕРУССКИХ ГОВОРОВ / Под ред. Кирилловой Т.В. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001. - 188 с.
При написании данной коллективной монографии были использованы материалы тверской диалектологической картотеки, рукописных памятников XII-XIII вв., а также записи диалектной речи начиная с середины XIX в. и до конца XX в. Динамика изменений среднерусских говоров прослеживается на различных уровнях языковой системы.
Книга состоит из «Предисловия», четырех глав и «Заключения».
В «Предисловии» указывается, что «новейшее диалектное членение русского языка было создано в 1964 году на основе материалов и карт Диалектологического атласа русского языка (ДАРЯ), который показал сложный лингво-территориальный ландшафт русского диалектного языка. <...> Было выявлено три типа лингво-территориальных объединений: наречия, зоны и группы говоров. Кроме этих основных величин были выделены так называемые межзональные говоры, занимающие территорию, на которой пересекаются пучки изоглосс разных диалектных зон. Межзональные говоры между северным и южным наречием называются среднерусскими» (с. 3). В тверском регионе представлены все названные лингво-территориальные величины (кроме зон). Поэтому диалектологическая карта Тверской области характеризуется сложностью и пестротой диалектных границ. Такое своеобразие сложилось исторически: тверские народные говоры связаны как с древним новгородским диалектом, так и с диалектами Ростово-Суэдальской земли, а в своей западной части отражают связи с говорами Псковского и Смоленского княжеств. Основную территорию
современной Тверской области занимают среднерусские говоры: западные (селигеро-торжковские и говоры Псковской группы) и восточные (говоры Калининской подгруппы Владимиро-Поволжского диалекта). Лишь окраинные области занимают северно-русские говоры Белозерско-Бежецкой подгруппы и южнорусские говоры ВерхнеДнепровской группы.
Как сообщается в главе первой «Роль тверской картотеки как источника изучения среднерусских говоров», материалы для нее собирались с 1820 г., и они используются для этнолингвистических исследований, особенно актуальных для данного края, поскольку в нем процессы этнического и диалектного взаимодействия привели к своеобразному совмещению диалектных особенностей и их ареалов.
В картотеке представлены также сведения о говорах карельского языка, носителями которых являются тверские карелы. Так, в названиях построек и их частей представлено слово каржина «вход в подполье» (варианты: карзина, карзник, карзенъ); для обозначения блюда из толченого картофеля используются слова яблочник, яблошница (связано с карельскими названиями кратофеля шуа]иаЫокка — «земляное яблоко»).
В главе второй «Изменения в фонетике древнерусских говоров» исследуется динамика безударного вокализма, которая проявляется в повышенной вариативности всех фрагментов фонетической системы тверских говоров. Используется метод внутренней реконструкции, предполагающий изучение речи различных социально-возрастных групп населения в пределах одного региона, а также метод сопоставления диалектных фактов, характеризующий один и тот же говор в разное время его обследования. «Применение этих методов дает возможность установить, например, в фонетике говоров динамическую модель исходного фонетического типа, отражающего поведение звуковых единиц в речевой деятельности носителей диалекта, распределить звуковые единицы между исходной и более новой системами и дать им историческую и коммуникативную интерпретации» (с. 14).
Процесс варьирования безударных гласных и образование переходных типов вокализма связан с внутренней трансформацией исходных вокалических систем, которые в русских народных говорах характеризуются двумя диаметрально противоположными принципами организации безударного вокализма: 1) принципом последовательного различения всех гласных (диалектные системы севернорусского наречия); 2) принципом неразличения гласных неверхнего подъема
(диалектные системы южнорусского наречия и среднерусских говоров). В связи с этим важен учет характера контактирующих систем и степени их языковой контрастности, что обусловливает специфику тех локальных процессов, которые протекают в современных диалектах.
В говорах с различением гласных неверхнего подъема (белозерско-бежецкие и отчасти калининские) в их современном состоянии отражаются «различные стадии отхода от севернорусского принципа организации безударного вокализма. Авторы выделяют в этих говорах следующие три группы: 1) говоры весьегонско-бежецкого ареала, которые характеризуются еще полным различением гласных неверхнего подъема после твердых согласных во всех безударных позициях. Позиция же после мягких согласных (шипящих и Ц) неустойчива: гласный [О] в первом предударном слоге в соответствии с ударенным [О] сосуществует с [Е] в речи всех информантов. «Свободное варьирование [О] и [Е] отражает начальные фазы динамики вокализма, но уже на этой фазе возможно определить направление дальнейших изменений» (с. 16); 2) говоры кашинско-калязинского ареала, специфика которых заключается в том, что «качественному изменению подвергается лишь гласный [А], в то время как [О] сохраняет свои различительные признаки и особенно последовательно, если в первом предударном и ударенном слогах произносятся гласные [О] и [У]. Такой характер реализации гласных неверхнего подъема еще не нарушает принципа различения гласных, но уже подготавливает его» (с. 17); 3) говоры калининской подгруппы Владимирско-Поволжского диалектного объединения, неоднородность которых свидетельствует о движении системы (этих говоров в сторону сближения с нормализованным типом национального языка. Специфика этих говоров проявляется в необычайной устойчивости оканья в позиции перед ударенными лабиализованными гласными [О] и [У]. Таким образом, считают авторы, утрата оканья в говорах связана с ассимилятивными процессами, которые способствуют формированию локальных окающе-акающих типов вокализма.
Если вокализм говоров еще сохраняет ряд диалектных особенностей, то в системе консонантизма наиболее яркие диалектные особенности уже исчезли. Авторы объясняют это общей тенденцией развития фонетического строя русского языка в сторону упрощения системы вокализма и усложнения системы консонантизма. «Это выражается в постепенном увеличении различительной силы согласных
фонем и, соответственно, в уменьшении различительной силы гласных фонем» (с. 59).
В тверских говорах можно считать вымершими чертами цоканье (в двух окошъцках), цеканье и дзеканье (произношение мягких переднеязычных согласных со свистящим палатальным призвуком в виде [т'с']и [д"']), шепелявость в произношении свистящих звуков [с'] и [з'], т.е. повышение степени их палатальности (зжемлю, фсшево).
При этом ряд диалектных черт в системе консонантизма устойчиво сохраняется, например, [н], появившееся в результате ассимиляции группы согласных [дн] (ронной — «родной», винно — «видно»).
В этой же главе исследуются процессы интерференции в фонетических диалектных системах маргинальных зон тверского региона.
При написании главы третьей «Динамические процессы в морфологии и словообразовании тверских среднерусских говоров» для сопоставительного анализа использовались тверские деловые документы (записи, купчие, челобитные, расписки, справки и т.д.), достаточно однородные в стилевом отношении.
Своеобразие говоров Селигеро-Торжковской группы авторы видят в некотором расширении класса слов женского рода за счет имен среднего и отчасти мужского родов. Хотя исследуемые говоры имеют, как и литературный язык, три основные типа склонения, в говорах наблюдаются некоторые особенности, поскольку распределение в них имен существительных по типам склонения связано с родовой специализацией имен. Последняя ярко сказалась на словах женского рода (типа вода, земля, кость). «Взаимодействие имен женского рода оказывается настолько сильным, что существительные III склонения "заимствуют" флексийные морфемы у имен более продуктивного I склонения и наоборот: так появляются формы типа ведомостя, костя, тетрадя, а также мамуй, ложкуй, травуй и др. (под влиянием форм творительного падежа слов III склонения)» (с. 94).
Проблема языковой личности исследуется в главе четвертой «Основные процессы в лексико-семантической системе среднерусских говоров» на материале "Летописи о событиях в Твери 1762-1823 гг. Михаила Тюльпина"». В этой же главе рассматриваются локальные антропонимы как источник реконструкции апеллятивной лексики: валуй (Валуев) — ср. в говорах вал- «лентяй, лежебока» (костр., новг., волог.); валуй «неповоротливый, увалень» (кур., орл,. Сиб.).
Авторы приходят к выводу о существовании не только региональной антропосистемы, но и особой лексико-семантической системы тверского диалекта XVI-XVII вв.
Эта глава завершается анализом словарного состава тверских памятников указанного периода, а также рыбацкой лексики (р-на оз. Селигер).
В «Заключении» подчеркивается необходимость использования материалов памятников письменности при изучении динамики развития современных говоров.
Н.Н. Трошина
