CC BY
13
2003.02.025. ВОПРОСЫ ПЕРМСКОЙ И ФИННО-УГОРСКОЙ ГРАММАТИКИ.
1. ГЕРАСИМОВА Е.И. К проблеме разграничения сложного слова и словосочетания в удмуртском языке // Пермистика - 9: Вопросы пермской и финно-угорской филологии: Межвуз. сб. науч. тр. — Ижевск, 2002. — С. 177-182.
2. ЕФРЕМОВ Д. А. О случаях согласования удмуртского слова в числе // Там же. — С. 182-193.
3. ЛУДЫКОВА В.М. Синтаксическая сочетаемость кратких прилагательных, заимствованных из русского языка, в коми языке // Там же. — С. 291-304.
4. ФЕДЮНЕВА Г.В. Местоимение как микросистема частей речи: На примере коми языка // Там же. — С. 434-442.
5. ЦЫГАНКИН Д.В. Некоторые размышления о сложении основ как об одном из активных способов образования слов в мордовских языках // Там же. — С. 442-454.
Е.И.Герасимова (1) в словарном составе удмуртского языка второй половины XX в. по смыслу и синтаксическому взаимодействию компонентов различает, вслед за другими исследователями, два типа сложных слов: сочинительные и подчинительные.
В современном удмуртском языке преобладают новообразования — существительные подчинительного типа. В таких словах в качестве первого компонента могут выступать именные основы, логически воспринимаемые как дополнение или как определение.
В двучленных композитах подчинительного типа (дополнение) в качестве второго компонента большей частью выступают глагольные основы, которые имеют суффиксальное оформление, например: ужбергаток "предпринимательство" варзпбет "кровяное давление", кыл-люкам "словарь " и т.д.
В сложных словах подчинительного типа (определение) в качестве второго компонента выступают существительные с суффиксами и без них, например: асэриклык "суверенитет", шоркар "столица", иншаер "галактика", азьмурш "президент", куппус "герб".
Новообразования-композиты сочинительного типа в современном удмуртском языке встречаются редко. Чаще всего компонентами таких неологизмов являются слова, синонимичные по значению, например: лыдъян-чотан "смета", бтён-жуткап "агитация", пачыллык-узырлык "изобилие", курон-косонс "заповедь", мед-кузьым "награда, воздаяние"
и т.д. Большинство новых слов, образованных путем словосложения, являются двучленными композитами. Сложные слова, состоящие из трех и более основ, единичны. Например: юнъюрт-кар "крепость", инсьорму "планета", инсьор-улос "вселенная".
Словосложение в удмуртском языке в большинстве случаев осуществляется путем простого сложения компонентов, которые в отдельности представляют самостоятельные слова и при образовании нового слова не претерпевают никаких изменений, именно поэтому часто появляется трудность разграничения сложного слова и словосочетания.
Из-за отсутствия единых принципов правописания возникают несовершенства в орфографии. Одни и те же слова на страницах газет и журналов могут быть написаны то слитно, то раздельно. В основном эта проблема касается новообразований-композит подчинительного типа. По мнению автора, при рассмотрении проблемы соотношения сложного слова и словосочетания и при их дальнейшей классификации, целесообразно опираться на исследование М. Д. Степановой, которая делит все сложные слова на цельно-направленные и раздельнонаправленные. К цельнонаправленным словам относятся сложные слова, обладающие следующими признаками: 1) расхождением семантической мотивированности сложного слова и его значения, что подчас ведет к невозможности трансформации сложного слова в синтаксическое словосочетание; 2) целостным обозначением сложным словом того или иного предмета, явления; 3) отношением цельнонаправленных слов к устойчивым слоям лексики.
В отличие от цельнонаправленных слов раздельнонаправленные сложные слова синонимичны свободным сочетаниям, составленным из опорных слов соответственно моделям их образования. Предлагаются следующие синтаксические критерии разграничения сложного слова и словосочетания: 1) характерным свойством сложного слова, отличающим его от словосочетания в синтаксическом плане, является невозможность перестановки составляющих компонентов; 2) если части словосочетания в составе предложения могут располагаться дистантно, то составным частям сложного слова не свойственно такое синтаксическое расположение; 3) части сложного слова не могут вступать в самостоятельную синтаксическую связь с другими словами; 4) рассматриваемые языковые единицы, употребляющиеся в современном марийском языке то в слитном, то в раздельном написании, в предложении выполняют одну синтаксическую функцию.
Проблеме выделения и характеристики сложных слов в мордовских языках посвящена работа Д.В.Цыганкина (5). Разрешение этой проблемы оказывается особенно сложной в агглютинативных языках, в которых сложные слова материально зачастую мало чем отличаются от словосочетаний, либо от суффиксальных образований. М.А.Келин, специально исследовавший сложные слова в мордовских языках, выдвигает следующие признаки, отличающие сложные слова от словосочетаний: 1) "обособление значения сложного слова от суммы значений его компонентов"; 2) "семантическое единство составляющих элементов"; 3) "невозможность замены абсолютной формы первого компонента словоизменительных суффиксов"; 4) "твердый порядок составных частей"; 5) "объединяющее ударение". От суффиксальных производных сложные слова отличаются тем, что "каждый из компонентов наполнен лексическим содержанием" и употребляется самостоятельно в современном языке, иначе говоря, сложное производное имеет более чем мотивирующую основу. Автор останавливается особенно подробно на перечисленных признаках.
Производное, образованное способом сложения, сравнительно нетрудно отличить от суффиксального производного: последнее имеет одну мотивирующую основу, а сложное слово соотносится материально и семантически с двумя или более самостоятельными словами. Например, м., э. .модамирь "картошка" (мода "земля", .марь "яблоко, клубень"). При этом возможны следующие ошибки: а) в синхроническом аспекте неверно относят к числу сложных такие образования, где один из компонентов не соотносится со словом, к которому он исторически восходит; б) было бы ошибочным считать производными сложными словами (имеется в виду синхронический аспект) те слова, которые некогда образованы более чем из одной основы, но с течением времени претерпели значительные фонетические, морфологические и семантические изменения, опростились, утратили былую морфологическую членимость, так, слово м. рьвя, э. урьвя "жена" (ср. уре "раб", ава "женщина"); в) неправильно относят к числу сложных слов и те производные, в которых второй компонент является достаточно регулярным: фактически по своим функциям не отличается от словообразовательного суффикса; такими элементами являются, например, м. -ши, э. -чи, м. -пяль, э. -пеяь, э. ни, м. -ря, э. ланго, м. пата.
Анализ сложных слов приводит автора к выводу о том, что нет никакой необходимой закономерности отрыва значения сложного слова
от значения тех слов, которые стали его образующими элементами. Если же такой отрыв есть, то это только частный случай формирования лексического значения сложного слова через ступень переносного употребления былого словосочетания. Но это не отличает сложное слово, например, от устойчивого словосочетания — то есть у устойчивых словосочетаний, как и у некоторых сложных слов, может возникнуть через переносное употребление новое значение (ср. в русск. языке: точить балясы, разводить турусы, прокатить на вороных, и т.д.)
Следующий отличительный признак сложных слов — семантическое единство составляющих элементов. Иначе говоря, значения компонентов сложного слова слагаются в единое понятие, так или иначе связанное с семантикой составных элементов. И это опять-таки не отличает сложное слово от лексикализованных словосочетаний. Семантические критерии без опоры на формальные признаки никак не могут быть достаточными, чтобы отличить сложное слово от словосочетания. Одно и то же понятие можно выразить одним словом, словосочетанием, законченным предложением и т.д. Именно опора только на семантические критерии приводит к таким ошибкам, как: а) смешение слова и названия; слово и название — не одно и то же, название может состоять из одного или нескольких слов; поэтому ошибочно относить к числу сложных слов такие конструкции, как м. шапакс парь "квашня" (шапакс "тесто", парь "кадушка, полость, сосуд"), ведь пайге "водяной пузырь" (ведь "вода"), б) случайное отнесение послеложных сочетаний к числу сложных слов, как например: м. верь потмоса "залитый кровью, окровавленный" (букв, "в крови"), пакарань пес "до кости", пейнь пачк "сквозь зубы", шоподема шавор "в вечерние сумерки" и др.; в) к числу сложных слов неверно относят и различные устойчивые сочетания слов с обстоятельственными функциями: м. васе ичять "рано вечером".
Таким образом, семантические признаки (а также фонетические изменения на стыке сочетающихся лексических единиц) не являются достаточно исчерпывающими и показательными, чтобы отличить сложное слово от словосочетания. Более показательными в этом плане являются формальные признаки. К формальным признакам, отличающим сложные слова от словосочетаний, относятся: а) цельноформенность, что предполагает неделимость на самостоятельные части и невозможность помещения между компонентами композиты других единиц лексического уровня; б) в устной речи эта цельноподобность отражается
в отсутствии какой-либо паузы между составными элементами сложного слова, в невозможности логического выделения (логическим ударением) этих элементов; в) невозможность грамматического изменения первого компонента без существенного изменения лексического значения всего сложного слова; г) менее важным, ибо это характерно и для некоторых типов словосочетаний, является определенный порядок (и соответственно невозможность перестановки) компонентов сложного слова; д) компоненты сложных слов лишены тех синтаксических отношений, которыми обладают самостоятельные слова в составе предложения или словосочетания.
Д.А.Ефремов (2) указывает на то, что имена прилагательные в удмуртском языке, как правило, не согласуются с определяемыми существительными, а примыкают к ним, но иногда встречаются и случаи конгруэнции, что и является предметом данного исследования. Анализируются все случаи использования аффикса и в качестве
отыменного деривационного суффикса, и в роли форманта множественного числа прилагательных как в адъективной, так и в предикативной функции. Случаи согласования прилагательного в определительной функции с соотносительным словом в числе, как отмечает автор, являются довольно употребительными, хотя в грамматиках данное явление относят к редко встречающимся. Одной из возможных причин увеличения подобных случаев конгруэнции автор видит во влиянии русского языка. На основании анализа данных автор приходит к следующим выводам: 1) подавляющее количество примеров (80,6%) относится к случаям инконгруэнции определения с определяемым в числе, что сохранилось от древнего финно-угорского языка — основы, 2) конгруэнция в числе между прилагательным и определяемым словом наличествует как в сочетании с суффиксом -эсь (-есь), так и с аффиксом -ыз, правда последний употребляется очень редко (1,1%); 3) иногда все же встречаются случаи несогласования прилагательного в предикативной функции с подлежащим, хотя данное явление почти не отмечается в работах исследователей. Определение с определяемым в удмуртском языке в превалирующем большинстве случаев не согласуется ни в числе, ни в падеже. Данное явление присуще большинству финно-угорских языков. Прилагательные с аффиксом множественного числа -эсь (-есь) фиксируются в работах исследователей довольно часто. В большинстве работ указывается факультативность присоединении суффикса -эсь (-есь) к прилагательным в адъективной
функции и обязательная маркированность им в предикативной функции. Имя прилагательное, оформленное аффиксом -эсь (-есь) в предикативной функции, выступает в качестве составного именного сказуемого. Прилагательные в функции сказуемого сочетаются с подлежащим в числе во многих финно-угорских языках: в прибалтийско-финских, в коми, в венгерском, в обско-угорских, а также в самодийских языках.
Интересными, по мнению автора, являются в коми языке случаи необязательного согласования в числе прилагательного в функции сказуемого. Это обычно бывает при существительных, обозначающих пару одинаковых предметов, относящихся к частям человеческого тела, или когда не обращено внимание на каждый отдельно взятый предмет.
Согласно данным, случаи согласования прилагательного, маркированного выделительно-указательным суффиксом -ыз с определяемым словом в числе встречаются очень редко (лишь 1,1% от всех случаев). Сущность данного суффикса может быть охарактеризована достаточно кратко. Суффикс -ыз служит для особого указания, выделения, конкретизации в данной цепи мысли какого-нибудь известного для собеседника предмета (или нескольких предметов) из числа других ему близких или однотипных. В таких примерах присутствует дейктический (указывающий, выделяющий, дифференцирующий посредством соотнесения с лицами и предметами элемент. Действительно, прилагательные, оформленные аффиксом -ыз, не только согласуются с определяемым словом в числе и падеже, но также (по мнению автора — главным образом) выполняют указательную функцию, при этом подчеркивая и выделяя данный признак определяемого слова из среды однородных. Подобного рода явление отмечается исследователями в некоторых родственных языках, к примеру — в мордовском, а также в языках, принадлежащих к другим языковым семьям, — в чувашском. Но в упомянутых языках речь идет только об обособленных постпозитивных прилагательных, несущих выделительную функцию. Поразительное типологическое сходство наблюдается в нанайском языке, в котором прилагательные, маркированные суффиксом -дима-димэ, выполняя выделительно-указательную функцию, могут выступать как в постпозиции, так и в препозиции к определяемому слову; также этот аффикс может присоединяться и к существительным с абсолютно аналогичным значением. Автор приходит к следующим выводам:
1) основным средством связи определения с определяемым в
современном удмуртском языке является примыкание, при котором, в частности, препозитивное прилагательное не согласуется с соотносимым словом в числе;
2) прилагательные в адъективной функции могут согласоваться с определяемым словом в числе только лишь при наличии дейксиса, т.е. сочетаясь либо с суффиксом -эсь (-есь) (при котором происходит логическое выделение признака прилагательного, маркированного данным аффиксом), либо с суффиксом -ыз (указание, выделение признака предмета из среды однородных);
3) прилагательное в предикативной функции согласуется с соотносимым словом в числе, маркируясь аффиксом -эсь (-есь) (но при этом дейксис отсутствует); следует также указать, что подобная конгруэнция не всегда обязательна, т. е. имеются случаи и инконгруэнции, когда прилагательное в качестве сказуемого не согласуется с определяемым словом.
В.М.Лудыкова (3) указывает, что в современном коми языке, его литературной форме и диалектах, достаточно широко представлены прилагательные, заимствованные из русского языка, среди которых особое место занимают краткие формы.
Примечательно, что из всех названных семантических групп в коми языке представлены лишь прилагательные с модальным значением: должен "должен", обязан "обязан", рад "рад", лют "лютый, лют". Некоторые из них, такие, как рад "рад", готов "готов", тот "лют", в коми язык вошли уже достаточно давно, они зафиксированы в текстах и словарях XIX — начала XX в., отдельные же (вынужден "вынужден", согласен "согласен" и др.) были заимствованы гораздо позже. Заимствование именно модальных прилагательных объясняется потребностями самого языка, необходимостью расширения способов выражения модальности — одной из основных синтаксических категорий. Прилагательные рассматриваемого типа вполне адаптированы к условиям коми языка, не нарушают его внутренней структуры. Все они могут изменяться по степеням сравнения (даже те, которые в русском языке не имеют форм степеней сравнения): блед "бледен", б.чедджык "бледнее", /аедся блед "самый бледный (букв, самый бледен)", лют "лютый, лют", лютдясык "более лютый (более лют)", медлют "самый лютый (букв, самый лют)", до-воль "доволен", дбвдльджык "более доволен", медся довйяь "самый довольный (букв, самый доволен)".
В коми языке расширяются их синтаксические функции. Как
известно, в русском языке краткие формы прилагательных реализуются только в предикативной функции, а в коми языке они могут выступать не только в качестве предиката, но и в роли определения. В определительной функции они занимают препозитивное положение по отношению к определяемому слову и примыкают к нему.
Исследованный материал показывает, что краткие прилагательные, заимствованные из русского языка, в коми языке могут сочетаться с именами существительными, инфинитивом, личными формами глаголов, различными квантитативными словами.
Заимствованные краткие прилагательные могут выступать не только в качестве зависимого компонента, но они сами могут быть организующим центром словосочетания. Употребленные в качестве стержневого слова, они способны управлять зависимым компонентом, могут требовать определенной падежной формы зависимого существительного или определенной послеложной конструкции. Например, прилагательное рад "рад", выражающее эмоциональное отношение субъекта к объекту, в предикативной функции управляет дательным падежом существительного или местоимения. Оно требует обязательного распространителя, при нем эксплицитно или имплицитно должен быть представлен дательный падеж.
Г.В.Федюнева в своей работе (4)придерживается взгляда на местоимения как микросистему частей речи. При таком подходе становятся более четкими границы местоимений, которые соотносятся в семантическом, грамматическом и функциональном планах со всеми знаменательными и служебными частями речи, как бы формируя их разряды. Кроме традиционно выделяемых групп, субстантивных, адъективных, квантитативных, не вызывает сомнения обоснованность выделения группы адвербиальных местоимений, функционально соотносимых с наречиями (кор "когда", кытчд "куда", татчо "сюда", тсип "здесь " и т.д.). Вопрос о выделении большой и очень значимой для внутренней организации языка группы наречных местоимений в пермистике оставался дискуссионным, однако в рамках изложенной концепции он решается достаточно однозначно. Аналогично может быть решен вопрос о соотнесенности местоимения с глаголом, который довольно давно и почти безрезультатно обсуждается в научной литературе. По мнению автора, имеются достаточные основания для включения к систему местоименного дейксиса аналитических глаголов вачиы и керны "делать/сделать", которые, очевидно, существуют не как
простой вопрос к любому глаголу, а как аккумулятор и систематизатор множества конкретно-процессуальных значений, ситуативно наполняемых конкретным контекстом. Грамматическое словоизменение коми глаголов, соответственно, строится по парадигме изменения этих "местоглаголий": мый воча: ут, лыддьыся, нюмъяла "что делаю: сплю, читаю, улыбаюсь" и т.д. .мыи вочи: ум, лыддьыси, нюмъил и т.д. "что делал: спал, читал, улыбался" и т.д. Соотносительность местоимений со служебными частями речи проявляется в непосредственном использовании местоимений в функции союзов и союзных слов (кыдз, кыдш "как", мыаоп "чем"), частиц (со тадз "вот так"), а также модальных слов. В этой сфере наблюдается полный синкретизм местоимений и служебных слов. Последние в подавляющем своем большинстве возникли довольно поздно из местоимений, семантика которых специально предназначена для выражения не только абстрактных значений, но и общих связей и отношений.
Непосредственная соотнесенность местоимений со всеми другими частями речи выражается и в том, что в разных языках эти связи могут проявляться по-разному. Например, в русском языке довольно четко прослеживается разряд местоименных слов, соотносимых с кагетрией состояния. В коми языке эта группа не прослеживается, поскольку разряд безлично-предикативных слов в коми языке недостаточно оформлен; обычно в этой функции выступают полноценные прилагательные и наречия.
О. К. Клименко
