CC BY
16
СОЦИАЛЬНЫЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ РАЗВИТИЯ НАУКИ. ЛИЧНОСТЬ УЧЕНОГО.
2002.04.012. ХАДСОН Р. НАУЧНЫЕ ОТКРЫТИЯ: КЕМ ОНИ СОВЕРШАЮТСЯ И КОГДА?
Hadson R. Discoveries, when and by whom? // Brit. j. for philosophy of science. - Aberdeen, 2001. - Vol.52, N1. -P.75-93.
Тот факт, что в науке совершаются открытия, ни у кого не вызывает сомнений. Однако вопросы приоритета и их точной датировки нередко становятся предметом серьезных споров. Автор, канадский философ науки, намерен предложить схему, способную помочь в разрешении этих споров.
В качестве примера он останавливается на открытии кислорода. Существует несколько кандидатов на титул первооткрывателя этого важнейшего химического элемента: Стефан Гейлс, Карл Шееле, Джозеф Пристли и Антуан Лавуазье. Как показывает анализ литературы, часть историков науки считают, что кислород был открыт Пристли примерно в 1775 г.; другие - отдают приоритет Шееле и датируют это событие 1773 г. Третьи же - высказывают серьезные сомнения в том, что подобная точность в принципе возможна. Так, А. Мюсгрейв (1976) и Т. Кун (1962) полагают, что открытие кислорода не может быть однозначно приписано ни Пристли, ни Шееле (равно как Лавуазье или Гейлсу). По их мнению, вопрос, кто открыл кислород и когда, либо наивен (Мюсгрейв), либо спорен (Кун).
Согласно Мюсгрейву, такой вопрос наивен, поскольку имплицитно исходит из предположения, что "открытие - это действие, осуществляемое по принципу "все или ничего" (цит. по: с.76). По его словам, "открытие кислорода состоит не просто в том, чтобы выделить некое его количество и поместить в закрытый сосуд. Оно включает еще и правильную идентификацию того, что содержится в сосуде" (цит. по: с. 76). Кун придерживается аналогичного мнения: "Предложение "кислород был
открыт" сбивает с толку, поскольку предполагает, что открытие чего-либо это единичное, простое событие, которое может быть однозначно атрибутировано определенному человеку и конкретному моменту времени... Тогда как в действительности подобное атрибутирование неизбежно будет носить предположительный характер. поскольку открытие - это сложный процесс, который включает как демонстрацию того, что некий феномен существует, так и понимание его сути" (с.76).
Очевидно, по словам автора, что для Мюсгрейва и Куна открытие требует адекватной концептуализации обнаруженного объекта. В 1727 г. английский естествоиспытатель Гейлс сконструировал прибор, с помощью которого можно собирать газы, выделяющиеся при нагревании вещества. Гейлсу удалось выделить самые различные газы, но ни один из них он не идентифицировал, полагая, что все это воздух.
В ходе экспериментов, проводившихся в начале 1770-х годов, английский химик и философ Пристли получил кислород нагреванием окиси ртути в замкнутом сосуде, используя линзу для фокусировки солнечных лучей. Результаты своих химических исследований Пристли опубликовал в сочинении "Опыты и наблюдения над различными видами воздуха" (17741777). Во втором томе (1775) он описал ряд экспериментов с выделенным им газом, который назвал "дефлогистированным воздухом". Представляя собой составную часть обычного атмосферного воздуха, он отличался от него тем, что лучше поддерживал горение и дыхание.
Между 1770 и 1773 годами шведский химик Шееле открыл кислород, водород и азот независимо от английских коллег, в частности Пристли, и, так же как они, исследовал воздух. Труды Гейлса, Пристли и Шееле составили основу химической теории, но они так и не смогли выйти за пределы теории флогистона. Это сделал Лавуазье, разрабатывая свою антифлогистонную теорию, он использовал работы этих трех ученых. Однако ни Пристли, ни Шееле не признавали Лавуазье и не изменили своим взглядам.
Трудности в идентификации первооткрывателя кислорода связаны с тем, что Пристли рассматривал кислород как "дефлогистированный воздух, т.е., описывал его в терминах ложной концептуальной схемы. Лавуазье также не смог предложить верного концептуального описания кислорода. Кислород, по Лавуазье, - "это то (принцип), что характеризует качество кислотности, когда при нагревании "кислоты" образуется газ" (с.76). Таким образом, если исходить из необходимости адекватной концептуализации нового феномена, то ни Пристли, ни Лавуазье не могут выступать в качестве первооткрывателя кислорода, равно как Гейлс и Шееле. Кто же в таком случае открыл кислород?
Автор считает, что на самом деле эта дилемма носит ложный характер. В некоторой степени Мюсгрейв и Кун совершенно правы: представления ученого об открытом им объекте должны соответствовать истине. Однако они оставили открытым вопрос о том, насколько исчерпывающее определение ученый должен дать обнаруженному им объекту, чтобы считаться его первооткрывателем. Ведь очевидно, что процесс уточнения и пересмотра предложенной концепции часто оказывается весьма растянутым во времени.
Автор предлагает общую схему для принятия решения о том, когда совершаются открытия и кем. Во-первых, ученый должен дать "базовое описание открытого им объекта". Это "базовое описание" не обязательно задает все условия для его однозначной идентификации, но оно достаточно, чтобы с высокой долей вероятности судить о его существовании: нечто, отвечающее этому описанию, и есть искомый объект (с.78).
Во-вторых, открытие не исчерпывается одним лишь "базовым описанием", необходимо опытным путем найти материальные подтверждения его адекватности. Ученый должен представить наглядные доказательства, что его "базовое описание" работает. Так, Колумб не "открыл" новый мир до тех пор, пока он и его спутники не "увидели" его;
Галилей не мог считаться первооткрывателем спутников Юпитера до тех пор, пока другие астрономы не убедились в их существовании с помощью телескопа.
В-третьих, приоритет в открытии принадлежит тому, кто первым обнаружил феномен, ранее неизвестный данному сообществу (критерий новизны). Наконец, в-четвертых, обнаруженный и описанный феномен должен реально существовать (критерий истинности). Опираясь на эти четыре критерия, автор попытался ответить на вопрос Куна и Мюсгрейва: "Насколько адекватными должны быть концептуальные представления ученого об обнаруженном им объекте, чтобы стать его первооткрывателем?" (с.81).
Можно ли сказать, что Пристли открыл кислород? Пристли дал следующее описание выделенного им газа: "Разновидность воздуха, хорошо поддерживающего горение и дыхание, который представляет собой составную часть атмосферного воздуха" (с.82). Как полагает автор, это определение не что иное, как "базовое описание" кислорода: не существует другого газа, кроме кислорода, который отвечал бы этому описанию. Лавуазье, который проверял опыты Шееле и Пристли, в 1775 г. удалось выделить горючий и облегчающий дыхание газ. Однако на тот момент он, в отличие от Пристли, полагал, что это был всего лишь хорошо очищенный воздух. Именно поэтому часть историков науки, в частности Д.Конант (Сопап11), отказываются считать Лавуазье первооткрывателем кислорода.
Следующая задача состоит в демонстрации опытным путем адекватности "базового описания". Именно в этом состоит основная заслуга Пристли; он проявил замечательную техническую изобретательность в идентификации кислорода, отличного как от обычного воздуха, так и других известных газов (с.83). Тогда как Лавуазье в 1775 г. этого не удалось. Поэтому автор вслед за Конантом отдает пальму первенства в открытии кислорода Джозефу Пристли.
Еще один ученый, который может претендовать на роль первооткрывателя кислорода, это Шееле. Однако, как утверждал Кун, "мы можем... игнорировать работу Шееле, поскольку она была опубликована уже после того, как было неоднократно объявлено об открытии кислорода" (цит. по: с.85). Таким образом, Кун выдвигает еще один критерий, в соответствии с которым распределяются награды в науке. Он состоит в том, ученый должен получить признание в обществе. Хотя исследование Шееле, возможно, и отвечает критериям, выдвинутым автором, тем не менее, никто не считает его первооткрывателем кислорода, поскольку он мало преуспел в распространении и популяризации своего открытия. По мнению автора, "существование такого критерия, как "признание", вызывает сожаление, но такова реальная практика, сложившаяся в науке как социальном институте" (с.85).
Согласно Куну, не имеет смысла называть Пристли первооткрывателем кислорода, поскольку в 1775 г. "он рассматривал выделенный им газ как "дефлогистированный воздух", который кислородом не является" (с.85). Ситуация с Лавуазье, продолжает Кун, была немногим лучше. В 1777 г. и до конца своей жизни он придерживался определения кислорода как "принципа кислотности". Это определение современная наука не разделяет. Тем не менее, Кун не стал передвигать дату открытия кислорода за пределы 1770-х годов, понимая, что каждый ученый на протяжении достаточно длительного времени разделял некоторые ложные взгляды - и, бесспорно, кислород был открыт до того, как все эти ложные взгляды были пересмотрены. Поэтому он заключает: "Мы можем с высокой долей уверенности утверждать, что кислород не был открыт до 1774 г., и предположить, что он был открыт примерно в 1777 г. или чуть позже" (цит. по: с.86). Как полагает Кун, добиться большей точности в принципе невозможно.
Столь же неопределенен и Мюсгрейв: по тем же причинам, что и Кун, он не считает ни Пристли, ни Лавуазье первооткрывателями кислорода. Так,
кто же, согласно Мюсгрейву, открыл кислород? Его ответ весьма краток: "Я не знаю, и меня это мало заботит" (цит. по: с.87). Если принять подход Куна и Мюсгрейва, то становится невозможным однозначно указать автора открытия и его точную дату, что явно противоречит как здравому смыслу, так и историко-научным работам.
Титул первооткрывателя кислорода автор отдает Пристли, несмотря на то, что он, как и другие ученые, определял кислород в терминах ложной концептуальной схемы. Однако открытию Пристли эти ложные представления не наносили ущерба, поскольку не влияли на его способность демонстрировать опытным путем адекватность его "базового описания". Выполнив достаточное количество тестов, он смог показать, что выделенный им газ отличается от очищенного атмосферного воздуха. Более того, он стал первым ученым в соответствующей социальной группе, которому удалось это сделать.
Позднее подходы Куна и Мюсгрейва к открытию как процессу, растянутому во времени, и продукту деятельности группы ученых, был повторен в работе С. Вулгара (1989), сторонника радикальной формы социального конструктивизма. По мнению Вулгара, "традиционный вопрос о том, кто совершил открытие и когда, необоснованно предполагает существование константного объекта, ждущего, когда его, наконец, заметят. Тогда как в действительности сущность объекта - это временно стабильный результат сложного процесса переговоров. Более того, этот процесс еще долго не прекращается после первоначальной заявки на открытие; в результате "объект" меняется и будет продолжать меняться" (цит. по: с.90).
Вулгар доказывает, что физическая реальность конструируется в зависимости от наших репрезентативных возможностей; то, что мы видим "вне нас", - это продукт ранее сложившейся системы категорий. Можно сказать, "сущность предшествует существованию" (с.90). Если заменить излюбленный пример Вулгара - открытие Америки, другим примером -
открытием кислорода, то ход рассуждений Вулгара, по словам автора, будет следующим. Открытие кислорода включает как создание новой категории "кислород", так и отказ от старой - "флогистон". Создание новой категории -это не изолированное событие или личное достижение ученого, но социально-политический феномен (с точки зрения Вулгара). Отстаивая свою теорию кислорода, Лавуазье весьма эффективно привлекал на свою сторону коллег ученых, одновременно вытесняя сторонников теории флогистона в аутсайдеры. В результате все больше людей вставали на точку зрения Лавуазье, хотя некоторые, как Пристли, сопротивлялись до конца своей жизни. В итоге стало возможным сказать, что кислород был "открыт", коль скоро Лавуазье "выиграл" в глазах научного сообщества.
Таким образом, пишет "Вулгар, открытие - это процесс планирования, антиципации, поиска поддержки и получения институционального одобрения заявки на новое знание" (с.91). Автор, как он подчеркивает, приписал Вулгару утверждение, что Лавуазье открыл кислород; Вулгар не говорил этого, но совершенно очевидно, что он отдал бы приоритет именно Лавуазье.
В рамках подхода Вулгара поиск точного ответа на вопрос, кем и когда совершаются открытия, лишен смысла, поскольку он не соответствует конструкционистской природе открытия. Сами объекты открытия, утверждает Вулгар, конструируются учеными в ходе исследований и диалогах с коллегами. Вот почему открытие пролонгировано во времени, и соответственно невозможно точно указать его автора. Точность здесь возможна только как проявление потребности общества в эпонимах и героях, а также в создании ясной и последовательной истории научных открытий.
Таким образом, чтобы опровергнуть Вулгара, надо доказать, что воспринимаемые объекты не конструируются; они существуют независимо от нас и доступны научному познанию. Как отмечает автор в заключение, предложенная им схема призвана помочь не только в решении вопроса о том,
кто и когда совершает открытие, но и в критике подобных конструктивистских представлений о научной деятельности.
Т.В. Виноградова
