CC BY
55
_2002.03.068. ФИШ С. ПРИЧИНЫ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ЭКОНОМИКИ РЭКЕТА В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ.
FISH M.S. The roots of and remedies for Russia's racket economy // www.escholarship.cdlib.org/ias/cohen/tunnel fi.html.
Американский политолог, профессор Калифорнийского университета (США, Беркли) рассматривает криминальный рэкет как явление, имманентно присущее постсоветской российской экономике, и дает сравнительную характеристику экономики рэкета в России и других постсоциалистических государствах.
По мнению автора, российская экономика рэкета стала результатом влияния пяти факторов. Ни один из них не является уникальным, присущим лишь России. Каждый, как правило, присутствует и в некоторых посткоммунистических и развивающихся странах, однако одновременное сочетание этих факторов - явление достаточно необычное.
Проклятие достатка. Первая причина возникновения в России экономики рэкета - главенство сырьевых отраслей. Отчасти это результат наличия крупных месторождений полезных ископаемых (цветных металлов, драгоценных камней, нефти, газа и др.) на территории России. Кроме того, во времена коммунистического режима правительство целенаправленно развивало именно сырьевые отрасли, используя их продукцию для экспорта. Эта ориентация усилилась в постхрущевский период, когда доходы от добычи и экспорта сырья позволяли игнорировать необходимость модернизации отечественной экономики.
Поскольку в постсоветский период конкурентоспособность на мировом уровне сохранили лишь топливно-энергетический комплекс, добыча драгоценных металлов и полезных ископаемых, это стимулировало политические игры вокруг доступа к доходам от продажи природных ресурсов. Подобная ситуация является обычной во многих странах, богатых природных ресурсами (Нигерия, Заир, Венесуэла, Индонезия и др.).
Приватизация государственной собственности. Другая причина возникновения экономики рэкета кроется в своеобразии экономических реформ, проводимых в России после 1992 г. Российская ваучерная приватизация привела на практике к переходу контрольных пакетов новых фирм в руки представителей заводской администрации. Не случайно в России она стала известна как "номенклатурная приватизация". После завершения ваучерной приватизации началась вторая фаза приватизации, по принципу "loans-for-shares", когда правительство стало передавать принадлежащие государству пакеты акций крупнейших фирм
(в том числе нефтяных) за ничтожные суммы в управление частным банкам (залоговые аукционы).
В результате подобной приватизации в частном секторе постсоветской России стала доминировать олигархия "финансово-промышленных групп" (ФПГ), состоявших обычно из сети предприятий (часто разных отраслей) под контролем банка. К концу 1996 г. эти ФПГ во многом сильно напоминали довоенные японские "дзайбацу" и послевоенные корейские "чоболи". История Японии и Южной Кореи показала, что подобные организационные структуры в течение определенного времени способствовали экономическому процветанию этих стран. Однако такое сосредоточение власти и богатства в руках немногих олигархов порождает коррупцию среди политиков, слияние экономической и политической власти, стирание грани между частным и государственным. Подобная ситуация сложилась и в России, причем в гипертрофированной форме. Олигархические ФПГ проникли в государственную администрацию, коррумпируя политическую систему. Близкие к правительству олигархи добились для своих фирм непозволительных налоговых льгот и привилегий, а это, по оценкам, снижает налоговые поступления до 40% от предполагаемых (в процентном отношении к ВВП налоговые поступления в России на 1/3 ниже, чем в Польше или Чехии.)
Специфическая форма олигополизма, т.е. слияние капиталистов и политиков, встречается в некоторых странах "третьего мира", где султаны и их родственники являются не только правителями, но и крупнейшими собственниками. Однако российский олигополизм основан не на семейных, а на образовавшихся в постсоветский период связях.
Примитивный либерализм, или дикая и беззаконная свобода. Третьим фактором, содействовавшим развитию экономики рэкета, было решение либеральных лидеров начала 1990-х годов об отказе государства от правового регулирования бизнеса. Либералы (Е. Гайдар, В. Шейнис, Г. Явлинский и др.) не видели необходимости в сильном правоохранительном аппарате. Следствием либеральной политики стал климат безнаказанности: каждый, кто занимается преступной деятельностью, практически не рискует быть пойманным и наказанным. Показательно, что за 1994 - 1997 гг. не было раскрыто ни одно заказное убийство.
Пренебрежение проблемой поддержания правопорядка свойственно не только российским либералам - это, скорее, основная черта всех версий классического либерализма со времен Локка и Канта. Однако в современных странах Запада господствует более реалистическое понимание принципов либерализма, допускающее узаконенное применения насилия. В России же государство не склонно брать на себя особую
ответственность за пресечение преступлений против личности или нарушений коммерческих договоренностей. Отказ государства от правоохранительных функций привел к стремительному и буйному росту рэкета, не имеющего аналогов ни в советские времена, ни во времена генезиса капитализма на Западе. Даже во времена "баронов -разбойников" в США (последняя треть XIX в.) продолжала действовать комплексная система уголовного и гражданского судопроизводства и защиты прав собственности, чего нет в современной России.
Моральный вакуум. Следующая причина возникновения экономики рэкета кроется в отсутствии (особенно у политической и экономической элиты, а отчасти и у обычных граждан) того, что хотя бы немного напоминало нормы этики в делах, касающихся общественной жизни - экономики и политики. Советская мораль, основывавшаяся на преданности КПСС, разрушилась в результате краха партийного режима, а новая не сформировалась.
В большинстве современных обществ основным источником этических норм общественной жизни выступают религиозные традиции. Однако в СССР православие и другие религиозные движения целенаправленно искоренялись. Поверхностность и неестественность возрождения православия в постсоветской России показывают, что за десятки лет религиозные традиции (по крайней мере, традиции православия) были основательно подорваны. В других же посткоммунистических странах, где религиозные традиции и организации не были разрушены до такой степени, криминализация общественной и особенно хозяйственной жизни даже не приблизилась к российскому уровню.
Национальное сознание россиян также находится в кризисном состоянии. Хотя нет недостатка в патриотической риторике, в России преобладает "национализм Виши, а не Де Голля". Это национализм ксенофобии и ностальгии, который не вдохновляет на самопожертвование во имя более свободного общества. В решениях по проблемам экономической политики политические лидеры откровенно игнорируют национальные интересы. В качестве примера автор ссылается на разрушение в середине 1990-х годов производства персональных компьютеров в Зеленограде: законодатели (включая "патриотов") приняли тогда закон, уступающий российский рынок производителям из Восточной Азии и ликвидировавший возможность создать отечественный технополис типа американской Силиконовой долины.
Беспомощность гражданского общества. Последней причиной экономики рэкета является слабость общественных организаций, причем
новые формы социального общения (associability) развиваются гораздо медленнее, чем исчезают старые формы солидарности.
Тотальное огосударствление в СССР блокировало появление автономных организаций гражданского общества - политических партий и профсоюзов, благотворительных организаций, торговых союзов. В 1990-е годы советские организации в значительной степени распались, а новые только начали формироваться, причем с большими трудностями -у людей слабо выработаны навыки самоорганизации. Одновременное действие всех перечисленных факторов, ведущих к появлению экономики рэкета, является довольно редким. Среди посткоммунистических стран Евразии, в частности, очень трудно найти другой пример, кроме России, когда явно присутствуют все эти факторы.
Сравнивая результаты приватизационных программ в России и других постсоциалистических государствах, автор приходит к выводу, что в более реформированных государствах - тех, в которых приватизация и либерализация развивались очень быстро (Польша, Венгрия, страны Балтии), - они не породили патологий, наблюдающихся в РФ. Программы приватизации в этих странах очень сильно различались, но все они содержали механизмы, направленные на распространение национального достояния среди значительной части населения. Ни одна из них не была основана на создании привилегий для олигархов из многочисленных финансово-промышленных конгломератов. В то же время менее "реформированные" страны тоже не поразил тот тип олигархии, который наблюдается в современной России: Азербайджан, Белоруссия, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан просто не осуществили столь широких программ приватизации, которые могли бы привести к формированию ФПГ российского типа.
Отказ государства от регулирования экономики произошел, помимо России, только в некоторых странах. В одних случаях (Грузия и Таджикистан) гражданские войны разрушили возможности государства осуществлять законное принуждение. В других странах (Венгрия, Казахстан и Молдова) снижение возможностей государства обеспечивать правопорядок вызвало серьезное ухудшение криминальной обстановки, хотя государство все же не прекращало борьбу с преступностью. Единственный пример, когда государство, как и власти РФ, воздерживалось от мер по защите правопорядка, это Албания под руководством авторитарного президента Сали Бериша. Однако в этой стране такое отстранение государства не было результатом неспособности делать это, а основывалось на "высокоидеалистических соображениях" захвативших политическую власть либералов. В большинстве других случаев либо
демократическим правительствам удавалось объединить стремление к политической и экономической свободе и усилия, нацеленные на поддержание правопорядка, либо авторитарные или полудемократические правительства отказывались от либеральной политики, придавая основное значение этому вопросу. Польша, Латвия и Эстония относятся к первому типу; Белоруссия после 1994 г., Узбекистан и Хорватия - ко второму.
Даже в советские времена большинство стран Восточной Европы, Балтии и Кавказа оставались под сильным влиянием либо стойкой религиозной традиции, либо сильных национальных традиций. Польша, Эстония, Армения, Хорватия, Словакия и Венгрия показывают яркий пример тех обществ, где важны обе традиции. Славянские республики и республики Центральной Азии бывшего СССР, вероятно, являются теми странами, где религиозные традиции и национальная солидарность были в значительной степени уничтожены (или их появление было очень эффективно предотвращено) коммунистическим режимом. Эти общества сейчас оказались загнанными в ловушку морального и этического вакуума, который ведет к криминализации общества.
Кроме того, большинство стран восточноевропейского и евразийского регионов вошли в посткоммунистический период с очень ослабленными инфраструктурами автономных организаций. Только в Польше существует сильное гражданское общество. Венгрия и страны бывшей Югославии, вероятно, должны быть отнесены к категории стран, где гражданское общество сохранилось лишь частично. Чешская Республика и страны Балтии трудно классифицировать, а другие постсоциалистические страны вообще начали свое посткоммунис-тическое развитие с очень слабым или вообще несуществующим гражданским обществом.
По мнению автора, уникальность экономики рэкета России связана преимущественно с советским наследием и либеральной политикой. "Дикий оптимизм" и невежество российских либерал-реформаторов объясняется почти полным отсутствием у них понимания основ рыночной экономики, фанатичной ненавистью к тому, что они собрались разрушить, простодушием и наивностью, порожденными неведением того, что они собирались построить, и уверенностью в своих талантах. Только Россия имела столь своеобразных постсоветских лидеров с таким специфическим и парадоксальным набором характерных черт. И именно подобным руководителям Россия во многом обязана формированием экономики рэкета.
Ю.В.Латов, А.В.Сиголаев
