CC BY
117
2002.03.034. ХАСИН Г. ТЕАТР ЛИЧНОЙ ТАЙНЫ: РУССКИЕ РОМАНЫ В. НАБОКОВА. — М.; СПб.: ЛЕТНИЙ САД, 2001. — 188 с.
Григорий Хасин (Нью-Йорк), автор работ по русской и французской литературе, переводчик Бодлера, Рембо, У.Х.Одена, считает Набокова «онтологическим писателем». Анализ мира его романов исследователь строит на понятии «приватность», противопоставляемом «взгляду» как нарушению приватности, «похищению собственности», в качестве которой выступает само бытие, воспринимаемое как материальная ценность со всеми сопутствующими атрибутами — метафорами («карманные гроши», «продажа тени» и т.д.). Эта проблематика — непроницаемости, слепоты, ускользания бытия и, как реакции, самозащиты жертвы -позволяет выявить метасюжет набоковских романов, выстроить ряд, в котором такие разные романы как «Машенька» и «Король, дама, валет» объединяются по принципу недоступности персонажам внутренних состояний друг друга.
Говоря о «непроницаемости» для взгляда, Г. Хасин использует заимствованное у Лейбница понятие «монада», дополняя его определением «безоконная»1, имея в виду изолированные друг от друга элементы, движущиеся по определенным траекториям и создающим видимость взаимодействия. Сюжет Набокова-Сирина строится на незнании (слепоте) как отличительной черте персонажей в романах «Король, дама, валет», «Отчаяние», «Камера обскура». Мотив запрета на взгляд в глаза в романе «Король, дама, валет» становится важным сюжетообразующим элементом.
Роман принципиально иного типа — «Подвиг» (1932) Хасин рассматривает с точки зрения экзистенциального ущерба. Арчибальд Мун крадет Россию, Соня и Бубнов — бесстыдно обнародуют — «обнаруживают» (и тем самым тоже крадут) Зоорландию (тайную фантазию, связывающую Мартына с Соней). Такое вторжение, тайная агрессия в приватный мир героя, чья жизнь представлена как череда потерь (смерть отца, эмиграция) и предательств, провоцирует его на ответные действия. Мартын строит свою защиту на создании «инкогнито»: он имитирует акценты, говорит на разных языках, меняет паспорта и гражданства. Планируя тайную экспедицию, он учится быть невидимым. Таким образом, автор
1 О «безоконных монадах» в связи с творчеством Набокова писал П.Бицилли в рецензии на «Приглашение на казнь».См.: В.В.Набоков:рго et соПга.-СПб.:РХГИ,1997. — с. 254.
выявляет в «Подвиге» скрытый экзистенциальный сюжет, связанный с защитой героем своего «сокровенного», «заповедного» пространства бытия. Мастер инкогнито — и Ганин в «Машеньке» — по этому принципу можно сопоставить два романа.
Г.Хасин использует термин Жене «фокализация», чтобы подчеркнуть: всеведение рассказчика в романе «Король, дама, валет» не противоречит ограниченности перспектив героев. На этой ограниченности-слепоте и построен сюжет романа (глава «Между микро и макро»). Герои-манекены «слепо сталкиваются друг с другом, осуществляя схему неизвестной им предустановленной гармонии» (с. 26). Связь Марты и Франца основана на ошибке, незнании, в буквальном смысле близорукости. И до конца романа персонажи остаются изолированными внутри своих приватных миров.
Полемизируя с Г. Адамовичем, в свое время упрекавшим Набокова в безжизненности, Г. Хасин пишет: «Ощущение нечеловеческого... связано не с предлагаемой пустотой внутри персонажей, с отсутствием чего-либо в их глубине, но как мы установили выше, с эффектом поверхности — непроницаемости и безоконности. Оно возникает как результат полной согласованности изолированных слепых движений. Действия персонажей (с. 32). Здесь же автор подробно останавливается на теории о безоконных монадах и предустановленной гармонии Лейбница, а также обращается к работе М.М. Бахтина «Автор и герой в эстетической деятельности» — то есть опять-таки к отношению выглядят автоматическими оттого, что события в их мире лишь им самим кажутся вызванными их выборами, тогда как читатель видит, что истинный сюжет развивается на уровне, находящемся за пределами их понимания и воли» «завершающего» взгляда наблюдателя к художественному аспекту слепоты.
Персонажам-монадам присуще еще одно свойство — наличие неизменной сущности («Онтология монады»). События в «набоковской вселенной» предопределены. Это обстоятельство обращает наше внимание на функцию начала в романах Набокова. Эпизод в лифте в «Машеньке», сцена в купе в «Короле, даме, валете», случайный фильм в кинематографе в «Камере обскуре» — все эти «завязки» в той или иной мере предсказывают будущие события. При этом персонажи самостоятельны в выборе, превращающем их в монады. «Часто возникающие у Набокова знаки присутствия автора лишь подчеркивают самостоятельность действующих лиц» (с. 48). Персонажи превращаются в изолированных существ в результате личного выбора. Здесь автор обращается к теории, разработанной Ж.-П. Сартром в работе «Бытие и ничто», в которой клю-
чевое — понятие «взгляда» как отношения между субъектами; оно включает в себя осознание чужого присутствия, переживания собственной видимости и наблюдаемости. В мире Набокова ощутимо обобщенное присутствие Другого (то есть мир постоянно наблюдает), в связи с чем «наиболее характерным тропом является оживляющая метафора, приписывающая неодушевленным предметам качества и характеристики людей» (с. 54). Достаточно часто у Набокова встречается и троп, приписывающий людям качества неодушевленных предметов. Сцена, в которой Ганин видит себя среди статистов в фильме, раскрывает тему взгляда и обнаруживает проблемы самосознания, осознания своей видимости и стыда. Эти понятия фундаментальны для романов Набокова. Опасность взгляда, опасность провала в отношении к Другому — основа сюжета таких романов как «Защита Лужина», «Отчаяние», «Камера обскура», «Соглядатай».
В результате анализа романов «Камера обскура» и «Соглядатай» Хасин приходит к выводу о том, что «субъект становится монадой, подавляя в себе элемент бытия для другого, игнорируя пространство взгляда» (с. 63). Парадоксальным образом полная автономия ведет к потере индивидуальности, и спасти индивидуума можно через связь с другими. Своеобразным балансом, выходом из этой ситуации является искусство как таковое: то есть воля к игре и добровольной подчинение правилам.
Сюжетная структура определяется Хасиным с помощью понятия «самозащита жертвы» (глава «Диалектика взгляда»). Причем искусство — особый вид самозащиты. «Паранойя» (страх невидимого, тайного врага) и соглядатайство постоянно присутствуют в мире Набокова. Ганин тайно планирует похитить любимую; Марта и Франц секретно замышляют убийство Драйера; Лужин пытается вырваться из космической игры, опутывающей его сетью невидимой комбинации; Мартын задумывает и осуществляет нелегальную экспедицию в Россию в полном одиночестве; Герман втайне от всех окружающих подготавливает и совершает сложное преступление; Смуров шпионит за своими соседями, в то время как и те, и другие, он уверен, шпионят за ним; вся история Цинцинната разворачивается вокруг надзора и секрета. Лишь в «Даре» тема паранойи уравновешивается темой истинной близости между Федором, его родителями и Зиной» (с. 90). Интересно в этом контексте, что Цинциннат в «Приглашении на казнь» выступает как наблюдающий глаз, единственное существо, скрытое от надзора.
«Время по Набокову — чистая структура потери», — утверждает Г. Хасин (глава «Память и сознание»). Время связано с идеями утраты и иллюзорности. По отношению к удаленным периодам времени Набоков
использует исключительно термины зрения и видения (свет, расстояние). Память становится особым видом зрения. Если что-либо кажется исчезнувшим во времени — значит усилие памяти слишком слабо, чтобы различить далекие объекты. Время связано с прогрессирующей слепотой. Структура памяти: человек вспоминает себя, вспоминающего себя еще более раннего и т. д. — отражает внутренний сюжет «Машеньки».
Заключительный этап исследования Хасиным набоковской онтологии — анализ проблемы самосознания. Субъект у Набокова — это обращенный на себя и следящий за собой взгляд. В нем соединяются действующее лицо и зритель, добыча и хищник.
Хасин описывает архетипические особенности сюжета романов Набокова: «Сюжет этот начинается с базового раскола личности» (с. 133), сопровождающегося появлением двойника, что вызвано «утеканием бытия» (в этой связи подробно анализируются романы «Соглядатай» и «Приглашение на казнь»).
Следуя традиции видеть в Набокове творца металитературы, Г. Хасин утверждает, что писатель строит свои романы не столько вокруг реальных событий, сколько вокруг способов повествования о них. Здесь возникает проблема отношений между писателем и читателем. Писатель — Федор Годунов-Чердынцев в «Даре» — постоянно оценивает свои произведения с различных точек зрения. Эту особенность (повышение роли имплицитного читателя) Г. Хасин также соотносит с онтологией: автор открывает себя взгляду.
Равновесие, к которому стремился Набоков — равновесие между инкогнито и публичностью. Это равновесие возможно в художественной литературе, оно осуществляется на уровне персонажа, «онтологического регулятора отношений между автором и читателем». «В персонаже автор являет себя читателю, одновременно скрываясь от него, выставляя перед собой новую, отличную от собственной индивидуальность» (с. 158). Выдвижение на первый план фигуры рассказчика в таких поздних романах как «Отчаяние», «Приглашение на казнь», «Соглядатай», «Дар» удаляет Набокова-автора от читателя; рассказчик служит авторским инкогнито.
Два барьера — персонажи и рассказчики — скрывают, соответственно, личность автора и его голос. В театрализации самосокрытия заключается для Г. Хасина виртуозность Набокова.
Ю. Рыкунина
