CC BY
245
НОВАЯ И НОВЕЙШАЯ ИСТОРИЯ
Международные отношения
2002.03.015. ЧЕРКАСОВ П.П. ЕКАТЕРИНА II И ЛЮДОВИК XVI.: РУССКО-ФРАНЦУЗСКИЕ ОТНОШЕНИЯ (1774-1792). - М.: Наука, 2001. - 509 с.
Реферируемая монография доктора исторических наук П.П.Черкасова охватывает широкую проблематику международных отношений последней трети XVIII в.: войну за независимость США (1775-1783), европейский конфликт из-за «баварского наследства» (1778-1779), присоединение Крыма к России (1783), Русско-турецкую (1787-1791) и Русско-шведскую (1788-1790) войны, неосуществленные планы создания Четверного союза Франции, России, Австрии и Испании против англо-прусско-голландской лиги (1788-1789). Автор при этом везде касается наименее изученных аспектов темы; кроме того, впервые на базе архивных источников двух стран в работе освещается история Санкт-Петербургского договора о дружбе, торговле и навигации между Россией и Францией (1787).
Основные источники работы - документы Архива внешней политики Российской империи МИД РФ (АВПРИ), в особенности фонд «Сношения России с Францией» (донесения русских дипло-матических представителей в Париже, направляемые им рескрипты и инструкции), Архива Министерства иностранных дел Франции (сорок томов дипломатической переписки) и Национального архива Франции (обширный фонд «Торговля и промышленность»).
В работе девять глав, отражающих основные аспекты заданной проблематики; монографии предпослано предисловие Мишеля Брику -Генерального директора «Банк Сосьете Женераль Восток», оказавшего поддержку изданию.
Главные задачи исследования, по определению самого автора, заключались в том, чтобы выяснить: «Что определило поворот в русско-французских отношениях и в какой степени можно говорить о таком повороте? Что лежало в основе "российской" политики Людовика XVI и каково было отношение Екатерины II к Франции, его новому королю и его дипломатии? В какой степени было изжито (изжито ли?) прежнее недоверие между двумя странами? В чем и по каким причинам позиции России и Франции сближались, где и почему они расходились? Как
оценивала "ученица Вольтера" происходившее на ее глазах сползание Франции к революции и что определяло ее "французскую" политику после 14 июля 1789 г.? Почему русская императрица воздержалась от участия в иностранной интервенции против революционной Франции?»
(с. 11).
Воцарение Людовика XVI, пишет автор, открыло новую страницу в истории русско-французских отношений: свободный от русофобии своего предшественника, молодой король отверг и так называемую систему Шуазеля, нацеленную на выталкивание России из европейской политики, взяв курс на нормализацию отношений с Петербургом. Первым испытанием для новой фазы российско-французских отношений стала война за независимость США, столь горячо поддержанная французским обществом. Петербург занял позицию «вооруженного нейтралитета»; вместе с тем, подчеркивает автор, «секретная дипломатическая переписка между Коллегией иностранных дел и российскими посольствами в Лондоне и Париже свидетельствует о том, что этот нейтралитет был скорее благожела-тельным по отношению к США, а затем и к Франции» (с. 90). Одним из элементов политики Екатерины II в это время было стремление обеспечить за Россией роль мирного посредника в прекращении войны Англии с ее бывшими североамериканскими колониями и поддерживавшими их Францией и Испанией. Судя по французской дипломатической переписке, первое осторожное предложение посреднических услуг было сделано российской дипломатией еще в конце лета 1779 г., когда петербургский и версальский дворы удачно выступили посредниками в разрешении конфликта между Австрией и Пруссией из-за баварского наследства. Граф Панин шел еще дальше, выдвинув план мирного урегулирования между Англией и Соединенными Штатами. «Впервые первый министр Российской империи откровенно высказался в пользу независимости США». «Он (Панин), - воспроизводит автор фрагмент французской диплома-тической переписки, - рассматривает независимость Америки как вещь очень выгодную для всех наций, и в особенности для России» (с. 103). Сложная дипломатическая работа привела к тому, что представитель Петербурга А.И.Морков стал одним из официальных посредников при заключении мирного договора между Англией, Францией и Испанией летом 1783 г.
Однако решающее значение для сближения двух стран, продолжает автор, имела та поддержка, которую французская
дипломатия в 1774-1783 гг. оказывала России в ее напряженных отношениях с Оттоманской Портой, - и это притом, что Франция долгое время была ближайшим союзником Порты и главным мотивом Версаля было сохранить Турцию в качестве элемента европейского равновесия, не допустить ее крайнего ослабления и тем более разрушения. Особенно усилился этот мотив после того, как у российской императрицы появился так называемый греческий проект, хотя как раз в это время Екатерина II стала обнаруживать и самые настоящие франкофильские настроения.
Весной 1782 г. в Крыму, еще сохранявшем свою независимость, начались военные действия «местного значения», после чего русские войска вступили в Крым и взяли под контроль территорию полуострова. Все это время французские дипломаты в Константи-нополе делали все возможное, чтобы удержать Порту от вступления в войну: «Суть приказов короля состоит в том, - гласит французская дипломатическая переписка этого времени, - чтобы отдалить... всякую возможность разрыва между Россией и Портой, используя тот очевидный резон, что последняя не в состоянии оказать сопротивление, а также нашу очевидную заинтересованность в ее безопасности» (с. 213). Все это позволило России окончательно решиться на ликвидацию независимости и государственности Крыма: 8 апреля 1783 г. Екатерина II подписала манифест о присоединении полуострова к России. При неформальном содействии французской дипломатии с лета 1783 г. шли и русско-турецкие переговоры в Константинополе, итогом которых стала Константинопольская конвенция, окончательно закрепившая суверенитет России над Крымом, Кубанью и Таманью.
В Версале, однако, не питали иллюзий относительно прочности этой конвенции; сверх того, здесь в равной мере опасались как «греческого синдрома» Екатерины II, так и попыток реванша со стороны Константинополя - тенденций, грозивших разрушить сложившуюся торговую систему в регионе и потому вынуждавших Францию оказывать Порте некоторое военное содействие. Хотя «стараниями французской дипломатии угроза русско-турецкой войны в конце 1786 г. если и не была устранена, то, во всяком случае, отсрочена» (с. 313), но этого хватило лишь до лета - осени следующего года, когда стороны объявили войну друг другу. Версаль начинает новый цикл посредничества, занимая в общем и целом вполне пророссийскую позицию. «С полным знанием дела я могу добавить, - докладывал тогда российский посланник во Франции И.М. Симолин, - что, может быть, никогда французский двор не
был в столь дружественных расположениях по отношению к нашему двору, как в настоящее время» (с. 332).
Примечательно, что в том же году завершилась длительная работа по подготовке торгового договора между двумя странами, - тема, которой в исследовании посвящена отдельная глава. Еще с допетровских времен, пишет автор, ведущую роль в русской внешней торговле играли английские и голландские посредники, которым и французские негоцианты, сталкиваясь с трудностями навигации и высокими тарифами, перепоручали доставку своих товаров в Россию. В торговле с Россией у Франции был громадный дефицит, между тем как с выходом России к Черному морю в 1774 г. для французской стороны здесь появились новые возможности, чем в особенности стремились воспользоваться виноделы страны. Во Франции растут настроения в пользу прямой торговли с Россией. «Об этом, в частности, свидетельствуют хранящиеся в Национальном архиве Франции мемуары, относящиеся ко второй половине 70-х - первой половине 80-х годов... Характерен в этом отношении документ под названием "Продукция, производимая в России"». Написанный в середине 70-х годов, он рисует весьма привлекательную картину экспортных возможностей России. «Россия торгует со всей Европой, с татарами, с персами, с китайцами, -отмечает автор, - и лишь Франция представляет досадное исключение... Среди сохранившихся докладов, где обосновывалась настоятельная необходимость развития франко-русской торговли, обращает на себя внимание мемуар "О черноморской торговле", составленный, по-видимому, в 1783-1784 гг. Его автор... считает недопустимым положение, при котором в русские порты ежегодно приходит не более 20 французских кораблей, в то время как соответствующее число только голландских судов превышает 400... Признавая, что французам будет весьма трудно соперничать на фактически монополизированном англичанами и голландцами "северном", балтийском торговом пути в Россию, составитель мемуара рекомендует правительству не медлить с освоением "южного", т.е. черноморского, пути... Необходимо, считает автор, безотлагательно начать соответствующие переговоры с турками, склоняя их к предоставлению всевозможных льгот русской черноморской торговле» (с. 273-276).
В 1785 г. в Петербург прибыл новый посланник Франции граф де Сегюр, в инструкции которого входило и проведение переговоров по заключению торгового договора. На этом он и сосредоточил главные
свои усилия. Воспользовавшись приглашением императ-рицы сопровождать ее в путешествии по северным водным путям, он вручил Г.А.Потемкину «конфиденциальную ноту» с предложением начать работу над договором. Без договора наладить прямые торговые обмены между двумя странами невозможно, настаивал Сегюр. «Чтобы такой договор между Францией и Россией был прочен, - писал он в заключение, - нужно основать его на принципе равноправия, предполагающего, что русские во Франции должны пользоваться теми преимуществами, что и другие народы: они будут судимы одними и теми же судами, их товары будут облагаться теми же пошлинами, и выплачивать их они будут в той же монете, как нация, пользующаяся во Франции самыми большими преиму-ществами» (с. 284). Русская сторона с полным одобрением воспри-няла эту инициативу. Переговоры, однако, не были простыми. Подлинным камнем преткновения стало обсуждение принципа «наиболее благоприятствуемой нации»: в российских договорах с другими государствами этого принципа не было. Сохранялись противоречия и по статьям о ввозе французского вина в Россию. «Мне отказывали в уменьшении тарифа, - вспоминал позднее Сегюр. - Меня убеждали в том, что дешевизна наших вин подорвет торговлю испанцев и португальцев, увозящих из России меньше денег, чем они сюда привозят, в то время как по заключении нашего договора значительные суммы русских денег уйдут на предметы роскоши, в большом количестве доставляемые французами» (с. 295). 17 месяцев переговоров не пропали даром: 11 января 1787 г. «Договор о дружбе, торговле и навигации», заключенный в Петербурге 11 января, стал высшей точкой в российско-французских отноше-ниях в XVIII в. Договор открывал широкие перспективы развитию торговых связей между двумя странами и, что самое главное, обещал налаживание тесного политического сотрудничества России и Франции. Однако начавшаяся вскоре после его подписания Русско-турецкая война, а затем нападение Швеции на Россию опрокинули все надежды на продолжение «золотого века», который, казалось, наступил наконец в отношениях между Россией и Францией. А разразившаяся в июле 1789 г. революция во Франции «поставила роковую точку в русско-французском политическом диалоге» (с. 302).
Проблему крушения старого порядка во Франции автор рассматривает в контексте русско-французских отношений. Безусловно сочувствуя Людовику в постигших его несчастьях, Екатерина в то же
время считала его ответственным за ход событий, имея в виду неспособность короля и назначенных им министров проявить волю в сочетании с гибкостью. Когда в октябре 1789 г. Людовик и вся королевская семья под угрозой расправы вынуждены были перебраться из Версаля в Париж, где они стали фактически заложниками, Екатерина пророчески заметила: «Его ждет судьба Карла I». Другое ее пророчество, которому также суждено было сбыться, читаем в письме к М. Гриму: «Злодеи захватили власть и превратят скоро Францию в Галлию времен Цезаря. Но Цезарь их усмирил. Когда же придет Цезарь? О, он придет, не сомневайтесь, он появится!» (с. 465).
Летом 1791 г. после неудачного вареннского бегства королев-ской семьи в Петербурге впервые возник вопрос о свертывании дипломатических отношений с Францией. Вторым толчком к тому стало подписание Людовиком Конституции 14 сентября 1791 г. Екатерина к этому моменту вполне уяснила для себя, что король превратился в ширму для революционной партии, - партии, по ее выражению, «прокуроров, адвокатов и разных негодяев». Последую-щие события перечеркнули вообще все надежды, если они еще оставались, на нормализацию отношений, и 19 (8) февраля 1793 г. Петербург объявил об их разрыве. «Золотой век» русско-французских отношений («золотой век», которого на самом деле не было, подчеркивает автор, ибо накопленная с начала XVIII в. сумма противоречий, разногласий и взаимных подозрений между сторонами так до конца не была изжита и в царствование Людовика XVI) сменился длительным периодом конфронтации.
При всем том, продолжает автор, вопрос о военном вмешательстве во французские дела в Петербурге никогда всерьез не рассматривался. «Прежде всего следует учитывать, что революция во Франции случилась в тот момент, когда Россия вела две войны -турецкую и шведскую, потребовавшие от нее предельного напряже-ния сил. Единственное, что в тот период могла себе позволить Екатерина II, так это привечать у себя все более многочисленных эмигрантов-роялистов и оказывать им определенную материальную помощь в создании военных формирований» (с. 499-500). Ко всему этому добавились «польские заботы» петербургского двора. Наконец, Екатерина была убеждена в том, что с французской революцией покончат скорее не иностранные державы, а сами французы. Эту мысль в разных ее вариациях она повторяет не раз. «Если Франция справится с своими бедами, - писала она Гримму в феврале 1794 г., - она будет сильнее, чем
когда-либо, будет послушна и кротка, как овечка; но для этого нужен человек недюжинный, ловкий, храбрый, опередивший своих современников и даже, может быть, свой век. Родился он или еще не родился? Придет ли он? Все зависит от того. Если найдется такой человек, он стопою своею остановит дальнейшее падение, которое прекратится там, где он станет, во Франции или в ином месте» (с. 506). Когда писались эти строки, завершает автор, такой человек - 24-летний бригадный генерал республиканской армии Наполеон Бонапарт, только что изгнавший англичан из Тулона, - уже появился.
С.Ю.Никуличев
