CC BY
43
ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
2001.02.003. СТАТЬИ ПО ИСТОРИИ РУССКОГО ЯЗЫКОЗНАНИЯ
В статье (1) В.В.Колесов дает сущностную характеристику петербургской русистики в ее возникновении, становлении и развитии. "Являя собой оригинальный синтез западноевропейских идей и национальных традиций, это направление отечественной лингвистики долгое время подпитывало идеями и программами постоянно возникающие научные школы, обобщая и оценивая их результаты. Именно в изложении таких ученых, как Бодуэн, Шахматов или Щерба, достижения русской лингвистики оказались приемлемыми для зарубежных научных школ" (с .140).
Теорию языковедения в Петербурге В.В.Колесов рассматривает с точки зрения развития самого языка, развития взглядов на язык в общественной обстановке своего времени и состояния дел в европейской науке того времени. Делаются также сопоставления московской и петербургской лингвистических традиций. "Именно Петербург и стал тем местом, где создавался новый русский язык в его литературных формах, буквально на пустом месте одновременно со строительством столицы, Академии, государства" (1, с.128), - подчеркивает В.В.Колесов. Развитие языкознания ближайшим образом было связано с развитием общественных потребностей, и отразило их, и выразило в слове. От четырехтомного Словаря Академии Российской (1789-1794, более 43 000 слов, второе издание в 1806-1822 гг.) ведут свое начало отечественные лексикографические школы.
Петербург в области филологических исследований представлял собой неповторимое сочетание европейской искушенности научного метода с традиционным для русской мысли интересом к языку как материалу исследования и описания.
В XVIII в., в период расцвета рационализма, языкознание преимущественно занималось изучением родных языков, без внимания к их развитию. Романтический период с начала XIX в. принес с собой исторический принцип исследования уже собранных фактов. XIX век проходит под флагом реализма, который в научной деятельности проявил себя как позитивизм, с 1920-х годов сменившись формализмом - либо
формы, либо функции (структурализм). "Философской основой научного изучения языка для советской науки стал принцип отражения действительности в форме понятий и в процессе конкретной деятельности - своего рода синтез двух предшествующих этапов развития научного метода" (там же, с.131).
И.И.Срезневский создал первый исторический словарь русского языка, А.А.Шахматов - первую научную грамматику, В.В.Виноградов -несколько направлений в исторической разработке современного русского языка. "И в этом отношении петербургские академики выступали как представители синкретического филолого-культурологического научного знания своего времени, как создатели новых научных дисциплин, постоянно вычленяемых из общего тела филологии" (там же, с.131).
Видовые различия между направлениями и школами возникали по линии предпочтений - либо идеи (представления, понятия, концепты и т.п.), либо "вещи" (предметы, объекты, и пр.). Другое различие определялось также ориентациями на западноевропейские философские системы. В Петербурге таким образом стала лейбницианская, а затем кантовская философия, в Москве - шеллингианство, а затем философия Гегеля. Указанными различиями В.В.Колесов и объясняет основные идеологические установки на основной объект лингвистического исследования: в Петербурге таким объектом признается слово (и связанное с ним понятие), в Москве - предложение (и суждение).
Интерес к немецкой науке во всех ее проявлениях навсегда остался в Петербурге. Предпочтение германских протестантов римским католикам закрепилось еще с петровских времен и стало определяющим в организации научного знания, которое предпочиталось познанию.
"Сильной стороной петербургского языкознания является как раз его устремленность к реализму нового, разумеется, типа, что позволило создать объект науки, а другими словами, благодаря этому вычленить языкознание из общего тела филологии. Заслуги И.А.Бодуэна де Куртенэ в этом смысле невозможно переоценить" (там же, с .133).
Для петербургской школы существенно внимание к семантике системы ("значение формы"), в ее функции и динамике, тогда как московская филологическая школа предпочитала интерес к языковой форме в лингвистически конструированной модели ("значимая форма"), статически представленной как стиль.
Реализм петербургских филологов объясняет и их недоверчивое отношение к неогумбольдтианству (и к работам А.А.Потебни в частности) и вообще к различным проявлениям шеллингианства и гегельянства.
Открытием морфемы в начале прошлого века, полагает В.В.Колесов, началось научное языкознание, а открытие фонемы в начале нашего века создало современную лингвистику. Лингвистика обрела свой собственный объект исследования. В Петербурге основным объектом и предметом филологии стало слово, возведенное в ранг основной единицы языка. В соответствии с традициями, заложенными еще в XVIII в., слово в контексте воспринималось в Петербурге как структурное соединение всех языковых единиц и их функций (в тексте). Слово, а не предложение понималось и понимается здесь как исходный элемент живого языка, подлежащий изучению.
Сравнительно-исторический метод открыл морфему как единицу языка, но в границах петербургской филологии морфология долгое время оставалась всего лишь "этимологией".
В границах петербургской школы сохраняет свое значение и другой завет: рассматривать функцию слова в его развитии, т.е. исторически.
Философской основой петербургской филологии стали: принцип действительности ("реальности") особенно общего наряду с конкретным и одновременно принцип действия того и другого в виде сущности (язык) и явления (речь). По доставшимся петербургской филологии от XVIII в. постулатам признается, что язык изменяется в своих формах, тогда как семантика преобразуется, т. е. перестраивается в системе содержательных форм. В Петербурге началось описание на "эмическом" уровне.
Развитие филологии, а в целом и вообще гуманитарных наук в Петербурге определялось "рациональным рационализмом" XVIII в., повенчанным с национальным романтизмом начала XIX в. Из совмещения ключевых идей "развития" и "истока" в 1820-е годы возникает первый научный метод языкознания - сравнительно-исторический, представленный в работе А.Х.Востокова. Он исходил из рациональных схем XVIII в., но вдохновлялся идеей национальной. Востоков имел дело не просто со сравнением языков (как Р.Раск) или с историей одной, родственной группы языков, а сразу и с историей сравниваемых языков. Грамматически обработав тексты А.С.Пушкина, Востоков создал первую академическую и школьную грамматику
русского языка и тем самым канонизировал "пушкинский" путь в развитии языка и литературы.
Именно в Петербурге воспринимались самые свежие научные идеи, прошедшие предварительную обработку и условно осмысленные в Европе. Петербургская школа лингвистики никогда не разрывает связи с общефилологическими проблемами, поскольку основным объектом ее изучения остается слово. Все последующие уточнения предметного поля лингвистического исследования не сказались на петербургской лингвистике. Слово в Петербурге предпочитали воспринимать с точки зрения семантики - как единство морфем, целостно создающих лексическое его значение.
В лингвистических студиях московских славянофилов (например, у К.С.Аксакова (1808-1860) особое внимание уделялось не лексике, а разработке грамматических форм в их функциональном развитии. Предпочтительность в изучении языковой формы стала доминирующей чертой московской филологической школы, особенно после замечательных работ Ф.Ф.Фортунатова (1848-1914) и его многочисленных учеников. Сравнительный метод, стоящий ближе к языковой форме, предпочитался москвичами, а исторический метод, исходящий из значения форм, пользовался вниманием со стороны петербуржцев. "Научные школы, исторически оправданные в своем существовании разграничением объекта исследования, смогли углубленно разрабатывать каждая свою собственную предметную область, и в результате к началу ХХ в. цельность объекта лингвистического изучения выявилось во всей определенности и окончательно как объектов языка, а не речи" (с.139).
Д.Н.Чердаков в статье (2) говорит о множестве моментов, связывающих Шишкова и Востокова как в историческом плане, так и в собственно филологическом аспекте, хотя в некоторых моментах их научные интересы находились в совершенно различных областях. Востоков увлеченно занимался палеографией, историей церковнославянского языка, грамматическими исследованиями. Шишкова больше всего интересовало корнесловие. Но на некоторых этапах их деятельность совпадала.
Первый этап деятельности Востокова - это этимология и сравнительная лексикография. Но вскоре наступает перелом: от словаря к грамматике - и опять к словарю. От значения как главного, неизменного вневременного лингвистического показателя Востоков переходит к
интерпретации значения, обретающего бытие в изменяющихся во времени формах. На начальном этапе лексическими значениями и семантическими исследованиями занимался и Шишков. В последующем Шишков совершает важный для отечественной филологии шаг: в его концепции слово предстало как основной культурный и стилистический феномен, подлежащий изучению. Суть его лексикографических опытов изложена в сотнях семасиологических этюдов, цель которых - выявление предпосылок, закономерностей и перспектив лексико-семантического и стилистического развития языка.
Шишков и Востоков больше всего сделали для реализации Словаря церковно-славянского и русского языка (1847). Шишкову принадлежит идея создания и концепция этого словаря, а Востоков приводил эту концепцию в соответствие с последними достижениями науки того времени и освобождал от архаических напластований. В предисловии к Словарю церковнославянский и русский языки уже отчетливо различаются, церковнославянская лексика снабжена соответствующими пометами. Принципы формирования словника прямо восходят к "Правилам для составления Алфавитного словаря Российской академии" (1835), под которыми стоят подпись Востокова и виза Шишкова.
Самому Востокову дальнейшие пути развития лексикографии были уже ясны - это должна быть не славяно-русская, а собственно русская лексикография.
Задачи будущей филологии Шишков видел в следующем: создание словарей, русской грамматики, риторики, "пиитики", логики, исторической хрестоматии, издание академического филологического журнала. Эти задачи были близки и Востокову. "Востоков положил в основу лингвистического анализа факт, причем факт исторически засвидетельствованный и исторически приуроченный... и своими трудами показал, что факт важен не ради факта, а как основа изучения развития значения слова в его исторически изменчивых формах" (с. 149).
В статье (3) О.С.Широков доказывает, что Московская функциональная (формальная) фортунатовская школа не ограничивается ни одним ярусом, ни одним языком. "Главное в МФШ - это учение о разного рода чередованиях (разных единиц на разных ярусах), в которых проявляются структурные, т.е. межъярусные связи разных языковых явлений" (там же, с.248). Учение о чередованиях О.С.Широков возводит к И.А.Бодуэну де Куртенэ, а истоки его, по его мнению, берут начало в наблюдениях и открытиях В.И.Тредиаковского (1703-1768). В проводимом
Бодуэном различении между антропологической фонетикой и этимологической фонетикой автор видит связь звуков и морфем, т.е. связи между единицами разных уровней. О.С.Широков подробно анализирует взгляды Бодуэна на морфему и фонему. Если последний говорил о иерархическом (многоярусном) строении языка, то Фортунатов употребляет в этом значении термин "принадлеж-ность", различая "основные" и "формальные" принадлежности в слове, т.е. различая слова в их перцентивной и сигнификативной функциях.
Изложенная в работах И.А.Бодуэна де Куртенэ, Ф.Ф.Форту-натова идея иерархического строения языка, позднее развитая в трудах адептов МФШ, направлена на главную цель - "построение всеохватывающей цельной, единой и непротиворечивой межъярусной структуры языка" (с.258).
В.К.Журавлев (4) полагает, что идеи и понятийный аппарат Московской лингвистической школы (МЛШ) тесно связаны с аналогичными понятиями Пражского лингвистического кружка. В нед-ругах МЛШ зародилась и формировалась фонология, внешним стимулом формирования которой были первые успехи инструментальной фонетики и острый интерес к проблеме звукобуквенных отношений. Первый системообразующий фактор в фонологии - позиция; вторым таким фактором является оппозиция. "Однако истинный синтез парадигматики и сингматики пражской и московской фонологических концепций осуществляет понятие нейтрализации" (с.262), истоки которых восходят к Н.Н.Дурново (18761937) и которое подробно разработал Н.С.Трубецкой (1890-1938). В центре внимания у Дурново - синтагматика, позиции неразличения и различения, у Трубецкого - парадигматика, оппозиции нейтрализующиеся и не нейтрализующиеся. "Нейтрализация является важнейшим системообразующим фактором, связывающим оппозиции и позиции" (4, с.262). Теория нейтрализации принята и успешно развивается зарубежными лингвистами.
Ю.С.Кудрявцев в статье (5) справедливо отмечает, что "исто-рия мировой фонологии не написана. И вряд ли эта задача будет выполнена, если за ее осуществление не возьмутся русские ученые. Ведь фонология - наука русская по преимуществу" (5, с.264). Он подчеркивает два концептуальных важных момента в истории МФШ: 1) МФШ впитывали в себя и тюркологические ситуации А.А.Рефор-матского, и анализ сербского ударения у П.С.Кузнецова; 2) таким же гибридным было и происхождение Пражского лингвистического кружка: Н.С.Трубецкой - видный кавказовед и
лектор по истории русского языка, Р.О.Якобсон окончил лазаревский институт восточных языков, а в университете занимался в основном русскими говорами. В идейном плане МФШ и Пражский лингвистический кружок (ПЛК) сближает: а) опора на смысловые позиции при определении состава фонем; б) исключительное внимание к распределению сильных и слабых позиций; в) выделение функциональных подсистем в фонологии языка - подсистемы заимствованных слов и подсистемы междометий.
Отношения со школой Щербы определяются объемом учитываемых при анализе фонологической системы фактов (спор об и/ы) и разным весом в теориях двух школ явления нейтрализации: школа Щербы выводит нейтрализацию за пределы фонологии, переводя это явление в ранг морфонологических, а представители МФШ находят в слабой позиции ту же фонему, которая в данной морфеме выступает в сильной позиции.
Фонематика дескриптивизма имеет много общего с фонематикой школы Щербы.
К моменту возникновения генеративизма только одна школа - МФШ - утверждала, что между фонемой и ее реализацией в речевой цепи может существовать решительное противоречие. По данному признаку существовало избирательное сродство ^аЫуетаЫБсЬай) между МФШ и генеративизмом.
Ю.С.Кудрявцев считает важным установление генетической связи между МФШ и порождающей фонологией. При этом он разделяет два момента: генезис генеративизма и генезис порождающей фонологии. Генеративизм как универсальный лингвистический принцип - творение Хомского. Порождающая фонология была разработана совместными трудами Хомского и Халле. Халле родился на территории бывшей Российской империи, получил образование русиста. Начальный период их деятельности проходил в тесном контакте с Р.Якобсоном. И Якобсон и Халле были полностью осведомлены о научном споре школы Щербы и МФШ. Фонологическая дискуссия 50-х годов, вероятно, повлияла на изменение фонологических взглядов Якобсона. "Все это, на наш взгляд, означает, что порождающая фонология явилась результатом согласования одной из принципов МФШ с общей теорией порождения речи, выдвинутой Ноэмом Хомским. Московское решение соответствовало духу генеративизма, являлось радикальным новшеством для западной фонологии и позволяло развернуть решительную борьбу с "таксономией" на фонологическом и морфонологическом фронтах. В результате идеи МФШ, в нашей стране в течение десятилетий сосуществовавшие со стандартными
взглядами на нейтрализацию, в западной лингвистике стали диахроническим этапом в развитии науки, полностью вытеснив за последние 30 лет когда-то столь популярные идеи дескритивизма" (5, с.268-269). МФШ имеет в качестве фундаментального понятия позицию; генеративизм же основывается на простой комбинаторике. В теории Хомского отсутствует также представление об уровневой структуре языка. Ссылаясь на опубликованную перед смертью беседу В. Н. Сидорова со своими учениками, Ю.С.Кудрявцев пишет, что В.Н.Сидоров отметил, что "опора на "универсальную фонетику", утверждаемая Хомским и Халле, означает по существу снятие противопоставления фонетики и фонологии и, таким образом, упразднение фонологии как лингвистической дисциплины" (5, с.269). Универсальные дифференциальные признаки Р.Якобсона - Г.Фанта -М.Халле игнорируют специфику конкретного языка, которая составляет сущность фонологических отношений, являясь своеобразным фонологическим ситом. "У Хомского полное отрицание структурализма входило в основную задачу" (с.270).
"Круговорот идей в концепции МФШ" рассматривает в одноименной статье Д.Д.Беляев (6). В основании концепции МФШ он выделяет три постулата: "I. Язык - целостная знаковая система, интегрируемая межъярусными функциональными зависимостями. II. Фонологический ярус образует собственную целостную систему, внутреннее строение которой доминирует при выполнении внешней функции. III. Собственно лингвистическая сфера ограничена текстом и организующими его отношениями (порождение и восприятие текста принадлежит сфере экстралингвистической)" (там же, с.272). Из этих постулатов он выводит все компоненты фонологической модели МФШ. Как всякая живая система, концепция МФШ в ходе своего функционирования порождает противоречия, становящиеся движущими факторами ее эволюции. Все эти противоречия замыкаются на третьем постулате концепции (опора на текст). Текст стал сдерживать решение ряда более продвинутых теоретических задач, к которым автор относит: 1) разграничение фонетических и исторических чередований; 2) выделение гиперфонемного уровня; 3) моделирование фонологической эволюции.
Разрешение этих задач предполагает: 1) осознание гносеологического характера третьего постулата: текст не исчерпывает онтологического характера фонологической системы; 2) рассмотрение с этой точки зрения отношений между синтагматикой и парадигматикой, между фонологической системой и смежными языковыми системами; 3) сопряжение синхронной
фонологической модели с диахроническим процессом. "Иначе говоря, развитие идей должно описать некий круг - вернуться на новом уровне к тем явлениям и факторам, от которых закономерно отвлекалась базовая фонологическая модель" (с.275). "Полное осуществление коммуникативной функции замыкает фонологическое пространство, образуя функциональное кольцо..., кольцо развертывается в спираль, которая модифицируется, образуя эволюционную траекторию фонологической системы. Время функционирования непосредственно сопрягается со временем эволюции. Язык процессуален во всех своих проявлениях. Фонетические чередования, в частности, неотделимы от породивших их фонетических процессов. Последние отнюдь не выключаются автоматически, сыграв свою роль, но воспроизводятся в актах фонологического синтеза и снимаются в актах фонологического анализа - до тех пор, пока этому благоприятствует система, позволившая им реализоваться" (с.276).
Указанные теоретические положения Д.Д.Беляев применяет к анализу консонантизма русского литературного языка, представляющего собой доминирующую подсистему. "Методы типологическо-контрастивных сопоставлений в московской формальной школе (от Фортунатова до Реформатского)" - тема статьи А.В.Широковой (7). Она дает типологическую классификацию языков Фортунатова, который выделял языки индоевропейские, корневые, агглютинативные и семитские. "Функциональный подход к явлениям языка - наиболее важный в теории Ф.Ф.Фортунатова" (с.284). Московская фонологическая школа в своих постулатах была готова к принятию принципов функциональной лингвистики. МФШ родилась в недрах московской формальной (фортунатовской) школы в ее применении к фонетике русского языка, но с самого начала была готова к перенесению выработанных в фонологии общих принципов к изучению синтаксического материала. Таким образом МФШ перерастает в московскую функциональную школу.
Определив флективные свойства русского языка, А.А.Рефор-матский подготовил почву для выявления конкретных параметров типологического сопоставления русского языка с другими языками, в том числе и с неиндоевропейскими. Он сделал следующие обобщения: а) возможно существование в одном языковом типе корреляции двух тенденций -агглютинации и фузии; б) это не только две ведущие тенденции, но и два грамматических способа; в) агглютинация может сочетаться с изоляцией и инкорпорацией, а фузия здесь не возможна; г) необходимо определить, с чем сопряжена фузионная связь морфем в отличие от агглютинирующей связи.
А.С.Широкова приходит к выводу, что "приведенные английские и русские примеры свидетельствуют не только о реликтовых остатках исторической принадлежности английского и русского языков к индоевропейскому флективному типу, заменяющемуся аналитизмом и агглютинацией, но и об общих живых, ныне действующих двух тенденциях параллельно существующих и определяющих все развитие языка -тенденцию флективно-фузионную и тенденцию агглютинативно-аналитическую, что и подчеркивал (исходя из постулатов фортунатовской концепции слова и формы) в своих статьях еще 50-60-х годов А.А.Реформатский" (7, с.289).
Список литературы
1. Колесов В.В. К характеристике методологических основ петербургской русистики // Язык и речевая деятельность. - СПб., 1998. - Т. 1. - С.127-141.
2. Чердаков Д.Н., А.С.Шишков и А.Х.Востоков: К вопросу о соотношении старого и нового в истории отечественной филологии. - Там же. -С.142-150.
3. Широков О. С. Принципы и методы МФШ в применении к разным ярусам различных языков // Фортунатовский сборник: Материалы науч. конф., посвящ. 100-летию Моск. лингв. шк., 1897-1997 гг. / РАН. Ин-т рус. яз. им. В.В.Виног-радова; Отв. ред. Красильникова Е.В. - 2000. -С.248-259.
4. Журавлев В. К. Московская лингвистическая школа и понятие нейтрализации // Там же. - С.260-263.
5. Кудрявцев Ю.С. МФШ и ее дочерная ветвь - порождающая фонология // Там же - С.264-271.
6. Беляев Д. Д. Круговорот идей в концепции МФШ // Там же. - С.272-282.
7. Широкова А.В. Методы типологическо-контрастивных сопоставлений в московской формальной школе (от Фортунатова до Реформатского) // Там же. - С.283-290.
Ф.М.Березин
