CC BY
14
2000.02.011 —020. ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ ВСТРЕЧАЕТСЯ С БЛИЖНИМ И СРЕДНИМ ВОСТОКОМ.
Central Asia meets the Middle East/ Ed. by Menashri D. —L.; Portland
(Ore.): Cass, 1998.—OV, 240 p.
Contents:
2000.02.011 Menashri D. Is there a' New Middle East? — P 1—21.
2000.02.012 McCesney R. Central Asia's place in the Middle East: some historical consideration.—P.25—51.
2000.02.013 Kazemi F., Ajdari Z. Ethnicity, identity and politics: Central Asia and Azerbaijan between Iran and Turkey.—P. 59—70.
2000.02.014 Menashri D. Iran and Central Asia: radical regime, pragmatic politics.—P.73—97.
2000.02.015 Hunter Sh. Iran and Transcaucasia in the post-Soviet era.— P. 98—125.
2000.02.016 Robins Ph. Turkey's Ostpolitic: relations with the Central Asian states.—P.129—149.
2000.02.017 Hale W. Turkey and Transcaucasia.—P.151—167.
2000.02.018 Blank S. The Eastern question revived : Turkey and Russa contend for Eurasia.—P.168—188.
2000.02.019 Clawson P. The disintegraion of the Soviet Union: economic consequences for the Middle East.—P.191—211.
2000.02.020 Fuller G. The impact of Central Asia on the ' New Middle East'—>212—27.
Д.Менашри (Кафедра ближневосточной и африканской истории Тельавивского ун-та, Израиль) (011) исходит из тезиса, что распад СССР, появление новых независимых государств Центральной Азии (ЦА), окончание "холодной войны', война в Персидском заливе, арабо-израильские переговоры о мире, исламский радикализм—все это создало'Новый Ближний и Средний Восток'.
Независимость пришла к республикам ЦА неожиданно, и они не были готовы, к решению неотложных проблем —установить свою идентичность, разработать внешнюю политику, решая, что станет определяющим в отношениях со странами Ближнего и Среднего Востока (БСВ): ислам, этнич. родство или только географич. близость.
Большинство ученых теперь признали, что ислам сохранил в ЦА свое влияние в советский период и определял
самосознание даже атеистов (напр., М.Олкот, У.Фиерман и др.)1). Для многих религия заменяла нац. идентичность ('я — мсульманин'), мусульманские праздники воспринимались как национальные. Т.обр., "границы между национальной, мусульманской и этнической идентичностью в определенной степени размыть" (1, с. 5). Нынешнее возрождение ислама вызывается не столько внутренними (ответ на атеизм) или внешними (иранская революция, Афганистан) причинами, сколько нерешенностью социально-экономич. проблем, бедностью, а также осознанием богатого культурного наследия Востока. При этом власти, демонстрируя свою приверженность исламу, решительно противятся его вторжению в политику. Пока для них привлекательна турецкая модель, но при ухудшении ситуации ее сменят ' более воинственные исламские модели' (011, с. 8).
Однако главная проблема не в том, будет ли предпочтительна турецкая или иранская модель, —более важно, перевесят ли связи с Россией или с мусульманским миром. По мнению всех специалистов, Россия, очевидно, сохранит ведущую роль в ЦА и Закавказье. Напротив, интересы США в регионе весьма ограничены. Из стран БСВ заметнее вовлечение в регион Турции и Ирана, причем последний руководствуется скорее гос. интересами, которые требуют сохранения хороших отношений с Москвой, чем идеологич. догмами революции. Первоначальная эйфория стран БСВ по поводу независимости ЦА сменилась более прагматичным подходом, ибо ' ни одно из региональных государств не может предложить образ, привлекательный для большинства населения Центральной Азии и Закавказья; ни одно из них не имеет достаточных средств для значительного вклада в экономическое возрождение региона' (011, с. 17).
Р.Макчесни (Нью-Йоркский ун-т)(012) напоминает об историч. связях ЦА с БСВ с VI в. до н.э. и до наших дней с кратким перерывом в 191—1990 гг. Для региона ЦА была характерна "западная ориентация', обусловленная его завоеваниями Александром Македонским и арабским халифатом. Поражение китайской армии в 751 г. на р.Талас подтвердило, что ЦА не будет
1) Cm. Muslim EurasiaA Conflicting legacies. Ed.by Roi Y. — L., 1995; Soviet Central Asia: The failed transformation /Ed.by Fierman W. — Boulder, 1991.
искать вдохновения на Востоке. Принятие ислама —один из элементов "длительной традиции получать руководство и культурные нормы с Запада' (012, с. 30). Через ЦА шел путь из Китая в Средиземноморье (Шелковый путь), и бумага, пришедшая на Ближний Восток через ЦА (технология ее изготовления была усовершенствована в Самарканде), была самым важным вкладом в исламскую цивилизацию. ЦА поставляла также рабов для военной службы и знаменитых ученых — астрономов, географов, исламоведов, математиков, философов (ал-Фараби, Ибн Сина, ал-Бухари и др.). В прошлом ЦА и Ближний Восток составляли '^циное культурное пространство с общим литературным (арабским) языком (012, с. 49).
Ф. Каземи (Нью-Йоркский ун-т) и Зухра Аджари (тот же ун-т) (013) находят в ЦА и Азербайджане следующие альтернативные идентичности: западная (члены СНГ и ОБСЕ), этническая (по титульному этносу), центральноазиатская и исламская. Зап. идентичность —самая поверхностная: этническая с трудом может быть признана господствующей, т.к. все республики полиэтничны (в меньшей степени Азербайджан): центральноазиатская (т.е. возрождение единства Туркестана) вряд ли осуществима, ибо противоречит суверенитету каждого государства и вызывает опасения относительно претензий Узбекистана на господство в регионе: возрождение ислама происходит, он может способствовать единству в полиэтничном обществе, но это не всегда отражается на политич. поведении народных масс и элиты.
Иран пытается использовать ислам для укрепления своих связей с регионами, но в республиках популярнее турецкая модель, поддерживаемая Западом. "Вряд ли Иран или Турция смогут (или им позволят) стать гегемоном, но также нельзя их игнорировать как ключевых игроков в регионе' (013, с. 56). Правда, при этом следует учитывать ' 'решающее влияние' Москвы.
Турция активно стремится установить тесные экономические, культурные и политич. отношения со всеми республиками, особенно с Азербайджаном, Казахстаном, Туркменией. Она заинтересована в новых рынках для своей обрабатывающей пром-сти и стремится сыграть роль "моста на Запад' для региона. 'Россия вначале рассматривала турецкое
влияние в Центральной Азии и Азербайджане как положительный противовес исламскому радикализму, но она опасается, что Турция подорвет российское влияние в экономической и политической сферах" (013, с. 59).
Иран также весьма активен в регионе, особенно в Таджикистане (близость языков) и Азербайджане (шиитская ветвь ислама). Он может дать ЦА прямой выход к Персидскому заливу и Индийскому океану. Следует отметить, что Иран не столько заинтересован в пропаганде своей модели ислама, сколько в установлении дружественных отношений с государствами на сев. границе для прорыва своей международной изоляции.
В ряде случаев Иран и Турция выступали в регионе совместно. Одновременно их "соперничество явно будет продолжаться в обозримом будущем... И в Турции, и в Иране некоторые деятели фантазируют на тему пантюркистских и паниранских идей, но действительность сложнее. Республики не готовы отдать свою недавно обретенную независимость внешнему гегемону' (013, с. 68).
В другой своей статье (014) Д.Менашри снова подчеркивает сохранение определяющего влияния России в ЦА. В политике Ирана гос. интересы возобладали над идеологией революции. К подобному прагматизму подтолкнули следующие внутренние факторы: смерть Хомейни, борьба за власть в верхах, социальные и экономич. трудности, вызывающие растущее недовольство народа. Внешняя политика Ирана прагматичнее по отношению к близким соседям (желание выступать посредником в нагорнокарабахском конфликте) и более воинственна—к дальним (в Боснии и Герцеговине). Распад СССР вначале вызвал эйфорию в Тегеране —забрезжила надежда на равноправные отношения с Россией, появление новых независимых государств в ЦА и Закавказье увеличило неарабский сегмент БСВ, казалось, стали реальнее мечты о лидерстве Ирана в мусульманском мире. Надежды не оправдались. В частности, новый БСВ стал менее арабским, но более тюркским и суннитским.
Главные задачи внешней политики Ирана: 1) прежде всего сохранение дружеских отношений с Москвой; 2) мир на сев. границах; 3) дружеские отношения с мусульманскими странами; 4) сдерживание враждебных государств (Турция, Саудовская Аравия,
Израиль, США); 5) исламское лидерство (в т.ч. скрытое распространение исламской революционной идеологии в ЦА) (014, с. 80).
Стремясь стать центром регионального развития, Иран способствовал в 1992 г. принятию новых независимых государств в Организацию экономического сотрудничества (ОЭС) и провозгласил создание Организации стран Каспийского бассейна (Иран, Россия, Азербайджан, Казахстан, Туркмения). В 1994 г. в Тегеране прошла конференция по проблемам газопровода в Европу (Иран, Турция, Россия, Туркмения, Казахстан). Одновременно развиваются двусторонние отношения с Азербайджаном, Таджикистаном, Казахстаном, Туркменией.
Первоначальная эйфория прошла уже в конце 1993 г., общественность критиковала правительство за упущенные возможности. Тем не менее ЦА и Закавказье остались в числе приоритетов внешней политики Тегерана; в своих отношениях он подчеркивает идеологически нейтральные темы, не отказываясь от скрытой поддержки исламского фундаментализма; экономич. возможности Ирана ограничены, и выполнение подписанных соглашений под вопросом; на первом месте—хорошие отношения с Москвой. 'В большинстве случаев, когда революционная идеология сталкивается с национальными интересами, политику определяют последние, но от первой не вполне отказались' (014, с. 93).
Ширин Хантер (Центр стратегических и международных исследований, Вашингтон)(015) отмечает стабилизацию советско-иранских отношений к 1989 г. Поэтому распад СССР вызвал в Тегеране опасения хаоса на сев. границах и усиления давления США на Иран.
В истории преобладали положительные аспекты в ирано-армянских, даже в ирано-грузинских, но отрицательные в ирано-азербайджанских отношениях. Сложный характер последних объясняется противоречиями между иранскими и тюркскими элементами происхождения и культуры азербайджанцев. Хантер опровергает мифы о древнем Азербайджане, включавшем Сев. Иран, о персидской колонизации (наоборот, произошла тюркская колонизация, которая изменила этнический и языковый характер региона), напоминает, что Низами, гордость азербайджанской литературы, писал на персидском языке. Контакты последних лет
между азербайджанцами по обе стороны ирано-азербайджанской границы принесли "взаимное разочарование', разоблачение пропагандируемых из Баку мифов: бывшие советские азербайджанцы были шокированы, увидев, что иранские азербайджанцы не подвергаются преследованиям на этнич. почве, а последние были поражены , обнаружив отсутствие процветания и прогресса в Советском Азербайджане. Т. обр., для взаимоотношений Ирана и Азербайджана характерна противоречивая смесь ' 'притяжения и недоверия}' (015, с. 109).
Правда, все исторические, культурные и этнич. факторы имеют меньшее значение, чем геополитические и экономические: крах СССР не покончил с зависимостью Закавказья от Москвы. Россия стремилась ограничить роль всех других стран региона, что сужало возможности Ирана. Еще больше чувствовалось вливние Запада, поддерживающего соперника Ирана —Турцию. 'Западная политика тем самым подыгрывала России, помогая ей восстановить усилия восстановить свое влияние в регионе' (015, с. 111).
Иран, ослабленный после 8-летней войны с Ираком проводил осторожную, умеренную политику в Закавказье, чтобы сохранить стабилизировавшиеся отношения с СССР. Так он не откликнулся на призывы иранских азербайджанцев поддержать 'жгртвы советской агрессии!', когда ввод войск в Баку в январе 1990 г. привел к кровопролитным столкновениям с демонстрантами. В период президентства А.Муталибова азербайджано-иранские отношения развивались благоприятно, хотя подписанные соглашения по культуре оставались на бумаге. Иран также посредничал в нагорнокарабахском конфликте, и весной 1992 г. был заключен ряд соглашений о прекращении огня, хотя они действовали недолго. Приход к власти в июне 1992 г. президента Эльчибея сделал неизбежным ухудшение отношений с Ираном, ибо многие в Народном фронте Азербайджана придерживались пантюркистских и ирредентистских взглядов, выступая за конфедерацию с Турцией и единый Азербайджан (с включением Иранского Азербайджана). Однако, несмотря на взаимные обвинения в прессе и зажигательные речи Эльчибея, окончательное ухудшение ирано-азербайджанских отношений не произошло. Иран помогал Г.Алиеву во время его пребывания в
Нахичевани и после его возвращения в 1993 г. к власти в Баку ' 'смог вздохнуть с облегчением, ибо азербайджанское правительство, прислушивающееся к России (Москва больше всех выиграла от перемены в Баку, как показало решение последнего вступить в СНГ), не станет следовать ирредентистким и пантюркистским ритуалам}' (015, с. 118).
Сохранение нормальных российско-иранских отношений— залог стабильности на сев. границах Ирана. Во время нагорнокарабахского конфликта Иран, в котором более 4 млн. беженцев из Ирака, Афганистана а также курдов, не допустил наплыва азербайджанских беженцев через границу (их снабжали продовольствием и отправляли обратно в специальные лагеря в азербайджанском г.Имишли). Будущее ирано-азербайджанских отношений, по словам Хантер, трудно предсказуемо, но решающую роль в определении судеб Азербайджана Иран не сумеет сыграть (015, с. 120). Отношения Ирана с мусульманским, в основном шиитским, Азербайджаном оказались более беспокойными, чем с христианскими Арменией и Грузией, которые видели в нем противовес Турции и России.
Ф.Робинс (Колледж Святого Антония, Оксфорд, Великобритания) (016) полагает, что после завышенных ожиданий в отношениях Турции и ЦА наступило глубокое разочарование. Эйфория продолжалась с сентября 1991 г. до октября 1992 г. —от визита Н.Назарбаева в Турцию, последующих визитов остальных президентов тюркских республик и ответных визитов лидеров Турции, до провала '^тюркского саммита' в Анкаре, на котором в ответ на риторику президента Турции о тесной экономич. интеграции с четырьмя республиками ЦА Назарабев заявил о невозможности подобного объединения, если оно повредит обязательствам в рамках СНГ. Принятое в Анкаре расплывчатое коммюнике свидетельствовало о необходимости учитывать интересы России и несовпадении интересов отдельных тюркских государств.
Гражданская война в Таджикистане доказала, что только на российские войска можно рассчитывать в достижении мира на приемлемых условиях. Это продемонстрировало, что в Центральной Азии Россия важнее Турции!' (016, с. 140). Причем инициатива исходила от самих государств ЦА. Турции не удалось
также выступить посредником в получении ЦА помощи Запада, а ее частный бизнес не нашел выгодных контрактов в регионе. Трудности в налаживании связей создает отсутствие прямого ж.-д. сообщения. единственный успех в этой области —в пять республик было бесплатно поставлено телевизионное оборудование, и они оказались зависящими от Турции в доступе к мировой сети. Остаются и надежды на подключение к нефте- и газопроводам через Турцию на Запад. Турецкие частные компании активно работают только в Туркмении (особенно в агробизнесе), где не хотят действовать Зап. фирмы.
Робинс считает, что нынешнее разочарование в турецко-центральноазиатских отношениях столь же чрезмерно, как прежняя эйфория. Ключевым в будущем экономич. сотрудничестве может стать стр-во нефте- и газопроводов из ЦА.
У.Хейл (Школа востоковедных и африканских исследований Лондонского ун-та) (017) также полагает: ожидания Запада, что Турция сыграет связующую роль в его отношениях с ЦА, не оправдались. Турция заинтересована в стабильности в Закавказье, ибо экономич. связи с ним помогут развитию вост. регионов Турции, откроют перспективу доступа к нефти и газу Каспия и ЦА. Все это требует разрешения нагорнокарабахского конфликта, на что и были направлены в первую очередь усилия Турции, причем ей приходилось учитывать и симпатии турецкой общественности к азербайджанцам, и недоверие армян, помнящих о геноциде в годы первой мировой войны. К тому же Анкара не имела достаточных ресурсов для вложений в Закавказье и могла лишь играть роль проводника для зап. капитала, что заставляло считаться с позицией Запада, особенно США и Франции с их многочисленными армянскими общинами. Одновременно приходилось учитывать позиции России и Ирана.
Особенно важны хорошие отношения с Россией как важным торговым партнером и поставщиком газа в крупные города. Поэтому 'Турция старательно воздерживалась от поддержки оппозиционных движений тюркских этнических меньшинств в России... Одновременно она не могла себе позволить открытый разрыв с Ираном}' (017, с. 153).
"С осени 1991 г. до весны 1992 г. казалось, что Турция сумеет поддерживать хорошие отношения и с Азербайджаном, и с
Арменией' (017, с. 155). Она убеждала Азербайджан отменить решение парламента от 26 ноября 1991 г. об упразднении автономии Нагорного Карабаха. Однако положение резко изменилось после успешного наступления армянских войск, в ходе которого 26 февраля 1992 г. произошла резня мирных граждан в Ходжалы, была захвачена Шуша, создан Лачинский коридор между Арменией и Нагорным Карабахом и совершено нападение на зап. часть Нахичеванской области. Последнее имело особое значение для Турции, ибо по договору 1921 г. между РСФСР и Турцией Нахичевань объявлялась автономией под протекторатом Азербайджана при условии, что он не уступит протекторат третьему государству 1). Армянское наступление дало повод 'Некоторым турецким комментаторам, например бывшему премьер-министру Бюленту Эджевиту, заявлять, что это дает право Турции на военное вмешательство для предотвращения оккупации Нахичевани Арменией!'; главнокомандующий турецкими сухопутными вооруженными силами предупредил о готовности армии выполнить приказ Анкары; в заявлении правительства Армения обвинила в "агрессивном экспансионизме' (" Джумхурриет', 25/У-92; "Мидл ист миррор', 19/У-92) (017, с. 156).
Однако действующий премьер-министр Демирель предпочел дипломатич. каналы. В результате его визита в Москву 2—26 мая 1992 г. было подписано совместное коммюнике, и Армения 28 мая прекратила наступление на Нахичевань. Разрешение этого кризиса упрочило позиции Турции в Закавказье. Этому же способствовало избрание 7 июня президентом Азербайджана А.Эльчибея. 9 мая 1993 г. подписано соглашение о стр-ве нефтепровода Бак—Джейхан. Одновременно продолжались попытки улучшить отношения с Арменией. После свержения Эльчибея и победы Г.Алиева Турция дала понять, что "не сможет вмешиваться с целью восстановления власти Эльчибея!' (017, с. 153).
1) Ссылаясь на перепечатку текста московского договора (Hurewitz I.C. Diplomacy in the Near and Middle East/ Princeton, 1956), автор датирует его 13 сент 1921 г. (см. с. 166). В действительности он заключен 16 марта. Договор между тремя закавказскими республиками и Турцией, повторяющей основные положения Московского договора, подписан 13 октября. (Примеч. реф.).
Слабостью Эльчибея была его одновременно антиармянская, антирусская и антииранская позиция. Алиев занял более конструктивную позицию по отношению к России и Ирану. Поэтому Москве, ранее поддерживавшей Армению, стало выгоднее иметь добрые отношения и с Арменией, и с Азербайджаном. Турции в свою очередь важна стабильность в Закавказье. Однако с 1993 г., когда были подписаны соглашения о прекращении огня, решение карабахской проблемы не продвинулось вперед, несмотря на переговоры под эгидой ОБСЕ.
К поражениям турецкой политики автор относит неспособность остановить наступление армянских войск и предотвратить свержение Эльчибея. Но ответственность за это несет и ООН, которая принимала правильные резолюции, но (подобно Боснии и Герцеговине) не сумела предотвратить их в жизнь, и правительство Азербайджана (отмена автономии Нагорного Карабаха и запоздалость вступления в СНГ). "Самая умная дипломатия Турции не могла спасти Азербайджан от последствий его собственных ошибок и слабостей ... Одновременно она предотвратила "израилизацию' Армении..., избежала прямой конфронтации с Россией за контроль в Закавказье и предупредила занятие Ираном враждебной позиции' (017, с. 162). Дальнейшая политика Турции будет определяться общей политич. эволюцией региона и прежде всего урегулированием нагорнокарабахского конфликта.
С.Бланк (Ин-т стратегич. исследований, США) (018) утверждает, что после распада СССР усилиями Турции возродился 'Ьосточный вопроС, но к 1994 г. ее попытки соперничать с Россией на Черном море и в ЦА потерпели неудачу.
Армяно-азербайджанская война из-за Нагорного Карабаха маскировала российско-турецкое соперничество. Но претензии Турции на лидирующую роль в регионе сдерживались ее трудным экономич. положением, высокой стоимостью модернизации армии и борьбы с курдскими повстанцами (курдская угроза важнее интересов в Закавказье). Реальная ставка турецких властей —стать посредником в поставках нефти из Азербайджана и ЦА на Запад. Стр-во подобного нефтепровода отрезало бы от него Россию и привязало бы Армению и Азербайджан к Анкаре. Однако "ограниченные экономические ресурсы Турции делали с самого
начала сомнительным ее успех, а поражение в Азербайджане ставит под вопрос привлекательность Турции как модели и лидера' (018, с. 171). Карабахский конфликт проиллюстрировал тщетность амбиций Турции и повлек возрастание роли России и Ирана в регионе. Турции приходится учитывать, что, "несмотря на давнишний консенсус в Турции, что она не должна стать ни базой для атаки НАТО или других сил на СССР, ни опорой пантюркизма, Россия продолжает выражать тревогу по поводу любого мусульманского единства. Она предпочитает на своих границах разделенный Ближний и Средний Восток, не связанный общими интересами или идеологией' (018, с. 177).
Т.обр., Турция, несмотря на свои амбиции, не в силах блокировать влияние России и Ирана как в Закавказье, так и в ЦА. Фактически она была вынуждена уступить России и станет 'Ьажным, но не решающим фактором в новой версии '"большой игрь1'. Как признал турецкий посол Камель, "сотрудничество с Россией, в основном на условиях последней, самое лучшее, на что можно рассчитывать' (018, с. 184). По мнению автора, Турция должна пересмотреть свою стратегию: "добиваться создания протурецкой зоны в бывшем СССР для себя и на пользу Вашингтону—это не решение проблемы" (там же).
Р.Клосон (Ун-т нац. безопасности, Вашингтон (019) считает, что распад СССР вызвал краткое временное воздействие на мировой нефтяной рынок: падение экспорта советской нефти в период хаоса в экономике бывшего СССР благоприятствовало нефтепроизводителям стран БСВ, но в более долгосрочном плане ЦА может резко увеличить нефтегазовый экспорт за счет внедрения энергосберегающего оборудования и в результате увеличения добычи. Предполагая, что наиболее крупным поставщиком энергоносителей на мировой рынок будет Казахстан, автор в то же время утверждает, что его роль на мировом рынке будут небольшой —не более 1% мировой добычи нефти (019, с. 196).
Прежде ряд стран Ближнего Востока получал крупную внешнюю помощь: в 1989 г. она равнялась для Израиля—264 долл. на душу населения, Иордании —72 долл., Египта —31 долл при 8,7 долл на душу населения в среднем в мире (019, с. 200); теперь, возможно, она уменьшится, т. к. зап. помощь будет
предоставляться и республикам бывшего СССР. Но вряд ли ЦА много достанется, поскольку "регион не имеет стратегического значения России или Украины. Страны Центральной Азии остаются зоной влияния России, и Запад предпочитает это направление российского национализма направлению в сторону Центральной Европы' (019, с. 201). Поэтому помощь ЦА будет мотивироваться скорее соображениями развития, а не большой стратегии.
Единственная сфера, в которой БСВ может приобрести важное значение для будущего ЦА, —транспорт, хотя сильная зависимость от российской транспортной сети делает страны ЦА заложниками российского хаоса и высоких пошлин. Наилучшая альтернатива для ЦА —юж. направление: здесь длина пути до океана через Иран или Пакистан составит от Ташкента 2200 км., а на запад через Россию к Черному морю — 3000 км, на восток до морского побережья Китая—4800 км. Кратчайший путь—через Иран с его развитой инфраструктурой, но иранские и центральноазиатские железные дороги имеют разные стандарты, и необходимо проложить 800 км путей дополнительно; существует еще и политич. проблема —США накладывают ограничения на страны, вступающие в отношения с Ираном. Наиболее важная транспортная проблема —маршруты трубопроводов для экспорта нефти и газа, здесь монополистом остается Россия. В настоящее время обсуждаются разные маршруты, в частности, Турция настаивает на своем варианте, одновременно стремясь ограничить движение танкеров через проливы.
В области торговли и инвестиций ЦА и БСВ выступают скорее как конкуренты, чем как партнеры; в них одинаково преобладает легкая пром-сть, основанная на переработке местного сырья. Главные различия —в нефтегазовых богатствах: Иран, Туркмения, Казахстан — значительные экспортеры, Индия, Пакистан, Узбекистан — более или менее ими обеспечены, Киргизия, Таджикистан и Турция—сильно зависят от импорта. Но и этот потенциал регионального сотрудничества ограничивается необходимостью использовать зап. капитал и знания для освоения ресурсов.
ЦА привлекательна для инвестиций. Напр., один с.-х. израильский проект, соединивший техническую помощь с
инвестициями (в т.ч. американскими 5 млн. долл.), позволил внедрить метод капельного орошения, которое снизило потребление воды на 60% и подняло урожайность хлопка на 40% (019, с. 206). ЦА может экспортировать своим юж. соседям только нефть и газ; здесь не найдет сбыта, напр., узбекский хлопок или одежда, поскольку Турция и Пакистан являются их экспортерами. Возможности экспорта стран БСВ в ЦА тоже ограничены.
Т.обр., в экономич. сфере БСВ не имеет особой важности для ЦА, поскольку страны обоих регионов в культурном, социальном и экономич. отношении развиты примерно одинаково, и неудивительно, что лидеры ЦА предпочитают советников из Юж.Кореи: ЦА может больше выиграть от торговли, инвестиций и технич. советов зап. стран, чем своих слаборазвитых мусульманских соседей.
Г.Фулер (Рэнд корпорейшн, США) (020) напоминает, что ЦА после создания там пяти новых независимых государств вернулась на мировую арену как неотъемлемая часть мусульманского мира. Встает вопрос, какую новую идентичность она обретет: будет ли она тюркской, туркестанской (подобно периоду вхождения в Российскую империю), останется ли ориентированной на Москву как часть исторической русскоцентричной системы?
Пока преобладает прагматичная идентичность неприсоединения, ориентации внутрь, а не на БСВ. "Фактически, это — наиболее русскоцентричная идентичность, ибо она предполагает наименьший отход от прошлого' (020, с. 214). Она сохранится возможно на долгие годы, ибо для всех государств ЦА главное—стабильность.
Принятие тюркской идентичности означает сближение с Турцией, с ее политич. ценностями—союз с Западом, секуларизм и демократия. К этому может подтолкнуть угроза со стороны России или Китая. Но пантюрксистская идентичность несет сложности в международных отношениях: сопротивление Ирана, России (Москва надеется сохранить ЦА в рамках СНГ), Анкара не имеет достаточных ресурсов для влияния в ЦА, но в целом появление государств ЦА усилило позиции Турции на БСВ. Это усиление вызывает озабоченность арабских государств, особенно арабских националистов.
Мусульманская идентичность наиболее противоречива. Безусловно ислам все еще не восстановил свое влияние в политике в ЦА. В Узбекистане и Таджикистане его роль более заметна, но 'учитывая авторитарность режимов в Душанбе и Ташкенте, исламистские силы в настоящее время находятся под относительно жестким контролем}' (020, с. 220). В республиках с кочевыми традициями ислам вряд ли может быть использован как политич. фактор, если не ухудшится общее положение или не произойдет длительный конфликт с немусульманской Россией.
Отдельные государства БСВ стремятся использовать ислам для укрепления своего политич. влияния в ЦА. Иран наиболее открыто стремится 'экспортировать политич. ислам}', но в целом он ведет осторожную прагматичную политику, не рискуя вредить своим более общим нац. интересам. С Ираном соперничает Турция, используя свой секуляризм и этнич. узы с тюркскими народами. Саудовская Аравия —главный религиозный соперник. Для Пакистана ЦА —желанный мусульманский тыл в противостоянии с Индией. Мусульманский мир ведет активную миссионерскую работу в ЦА (ввозится религиозная литература, оказывается помощь в восстановлении мечетей и т.п.) и гордится расширением "мусульманских границ', проявляя интерес к их дальнейшему продвижению на восток (Китай) и север (мусульманское население России, особенно татары). Соответственно Индия, Китай, Россия стремятся противостоять влиянию ближневосточного мусульманского мира.
В заключение Фуллер подчеркивает, что 'действия и политика России будут иметь особо важное влияние на степень взаимодействия Центральной Азии с остальным мусульманским миром. Российские неоколониалистские, экспансионистские и враждебные отношения с Центральной Азией —такие как рисует В.Жириновский и другие —подтолкнут ее в мусульманский мир. Учитывая рост этнического партикуляризма, поиск идентичности и культурной аутентичности как ключевых тенденций следующего столетия, Центральная Азия, очевидно, будет придавать особое значение своим этническим и религиозным корням, что предполагает более тесные связи с Ближним и Средним Востоком' (020, с. 226). Трудно сказать послужит ли новый тюркский блок усилению. противоречий между Турцией и арабскими странами.
Во всяком случае ' 'открытие Центральной Азии означает, что ислам вбирает в себя еще один исторчиески и культурно важный регион мира, который был отрезан от него несколько веков' (020, с. 227). Ислам теперь простирается дальше чем когда-либо на север и в будущем исламская солидарность — как осознание общей цивилизации—может окрепнуть.
В эпилоге к сборнику Бренда Шафер (Тельавивский ун-т, Израиль), анализируя самые последние тенденции во взаимоотношениях БСВ и ЦА, нашла, что существенных изменений не произошло, благодаря стабильности властных структур в ЦА. Отмечено лишь взаимовлияние регионов (напр., в Иране усилился азербайджанский национализм), усиление трений относительно транспортировки каспийской нефти, большее вовлечение США в проблемы ЦА, сохранение господствующей роли Москвы (Россия особенно опасается усиления влияния западноориентированных мусульманских стран — Турции, Пакистана, Саудовской Аравии, тогда как с Ираном у нее есть общие интересы).
С.И.Кузнецова
С.М.Макарова
