МАКРОСОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ОБЩЕСТВА И СОЦИАЛЬНОГО ИЗМЕНЕНИЯ
2000.02.001. МОУЗЕЛИС Н. МОДЕРНОСТЬ: НЕЕВРОПЕЙСКАЯ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ
MOUZELIS N. Modernity: A non-european conceptualization // Brit. j. of soc. - L., 1999. - Vol. 50, № 5. - P. 141-159.
Никое Моузелис (Лондонская школа экономики и политических наук, Великобритания) констатирует, что понятия модерности и модернизации часто критикуются за их этноцентричность. Неоэволюционизм Т.Парсонса, Э.Гидденса и С.Холла исходит из того, по мнению многих авторов, что незападные типы развития общества являются вариантами западного типа развития. Ориентированная на Парсонса социология модернизации описывает модернизацию стран "третьего мира" как процесс усвоения ими западных ценностей и технологий. Гидденс рассматривает капитализм как главную компоненту модерности наряду с индустриализмом и централизованным насилием и подчинением. Исходя из такого представления о модернизации, приходится считать некапиталистические страны выпадающими из модерности. Стюарт Холл также считает, что капитализм является фундаментальным измерением модерности. Когда рассматривают культурные определения модерности, то упоминают ценности, характерные не только для модерности, например веру в социальный прогресс.
В антиевропоцентристском лагере ситуация еще хуже. Его сторонники правильно отмечают ущербность анализа развития человечества в терминах западных ценностей. Однако то, что они предлагают, гораздо слабее существующих теорий модернизации, предлагая экстремальные формы культурного релятивизма, эти теоретики не могут отделить специфически западные черты современных развитых обществ (например, определенные формы индивидуализма) от более универсальных, хотя и свойственных западным институтам, черт.
Например, рыночная экономика, бюрократия, правовая система, хотя и развились полностью в Западной Европе, они существовали в менее развитом виде в других цивилизациях. Талкотт Парсонс называет такие черты эволюционными универсалиями и рассматривает их как необходимые, но недостаточные условия для перехода обществ к более высоким уровням комплексности и адаптивной способности.
Неспособность провести различие между западными и универсальными чертами модерности, приводит антиевропоцентристов к моральному релятивизму (не воспринимают упреки в нарушении прав человека, так как права человека придумали на Западе), когнитивному релятивизму (западная наука не имеет превосходства над незападными типами мышления) и к "центризму третьего мира" (признание, что невозможно эффективно критиковать западный капитализм или колониализм, используя "западные" понятия социальной науки).
Проблема состоит в том, чтобы найти среднюю позицию между европоцентризмом существующих социологических описаний модерности и модернизации и предложениями их критиков из "третьего мира". Необходимо сформулировать неевропоцентристские и нерелятивистские представления о модерности, которые могли бы: а) учитывать формы развития в тех странах, в которых капиталистический способ производства не играет доминирующей роли (России, Северной Корее, Кубе, Иране, Нигерии и т.д.); б) ясно показать, что такое модерность и что отличает модернистские общества от домодернистских или немодернистских обществ (эллинистический Египет, античный Рим, Китай). При таком подходе западная модерность является одной из других модерностей. Западная модерность не уникальна и необязательно будет господствующей в следующем веке.
Под модерностью Моузелис понимает тип социального устройства общества, ставший господствующим в Западной Европе после промышленной революции в Англии и Великой Французской революции. Для модерности характерна высокая социальная мобильность, поскольку ослабевают связи людей с самодостаточными общинами и возрастает роль политического центра. Вследствие укрепления политического, экономического, социального и культурного единства нации формируется национальное государство. Уникальность национального государства состоит в роли централизованных бюрократических механизмов, обеспечивающих невиданную прежде социальную мобилизацию. Научная революция ХУ11 в. и технический
прогресс привели к превращению членов местных общин в граждан "воображаемой общности" национального государства. Общество модерности, таким образом, переходит от перспективы социальной интеграции к системной интеграции.
Другим понятием, которое поможет описать модерность неевропоцентрически, является институциональная дифференциация. Парсонс, Хабермас, Луман и другие авторы показали, что общества модерна достигли наивысшего уровня структурно-функциональной дифференциации. В доиндустриальных обществах не было такой степени автономности институциональных сфер. В неоэволюционной теории социального изменения Парсонса концепция структурно-функциональной дифференциации занимает центральное место. Моузелис констатирует, что после долгого периода отрицания теоретическое наследие Парсонса вновь стало актуальным. Хабермас, Мюнх, Луман, Александер и другие пытаются по-новому взглянуть на теорию Парсонса, в особенности на ее функциональные и эволюционные аспекты.
Достоинства теории Парсонса не отменяют ее пороков. Главный из них состоит в том, что основное внимание она уделяет системе и социальной интеграции. Агентность при таком подходе исчезает или является пассивным продуктом системных процессов структурной-функциональной дифференциации. Попытки Хабермаса и Лумана использовать теорию дифференциации Парсонса неудачны, поскольку они некритически восприняли увлечение Парсонсом системной интеграцией. Такие постпарсоновские эволюционисты, как Александер и Коломи, пытаются дополнить теорию Парсонса понятиями интереса и классового конфликта. Моузелис считает необходимым сблизить теорию Парсонса с исторически ориентированной марксистской социологией. Более конкретно он пишет об объединении таких фундаментальных понятий Парсонса, как дифференциация социальной системы на четыре подсистемы, с подходами исторической социологии.
Парсонс в поздних работах выделяет четыре главных компоненты эволюционного развития: 1) дифференциацию - разделение единицы или структуры в социальной системе на две и более составляющих, отличающихся по своим характеристикам и функциональному значению для системы; 2) эти единицы действуют более эффективным образом, поскольку социальные единицы получают доступ к новым ресурсам, вследствие чего они функционируют без ограничений своих менее
дифференцированных предшественников; 3) дифференциация и адаптивное улучшение делают важнейшей проблему включения дифференцированных единиц в большее целое; 4) для институализации процесса включения необходимо ценностное обобщение способов ориентации для новых образцов действия ради достижения социальной стабильности.
Проблема такого подхода состоит в том, что дифференциация не всегда связана с тремя другими аспектами эволюционного развития так, как это представляется по Парсонсу. Это очевидно, так как включение может принимать сбалансированные и несбалансированные формы. Дифференцированные единицы могут быть интегрированы так, что сохраняется логика каждого из них. Они могут быть включены в большее целое так, что логика одной дифференцированной единицы будет доминировать над другой, Парсонс мог бы заявить, что в случае несбалансированного включения процесс дифференциации не будет институционализирован, что приведет к регрессивной дифференциации.
Моузелис не согласен с таким аргументом. Возможна ситуация, когда одна дифференцированная единица доминирует над другими без устранения социального разделения труда, т.е. без отката к сегментным формам социальной организации. В качестве примера он указывает, что в период правления М.Тэтчер автономная логика британской системы высшего образования была серьезно нарушена увеличивающимся влиянием рыночной логики адаптации подсистемы. Когнитивная рациональность, господствующая в университете, была ослаблена из-за приспособления стандартов образования к потребностям рынка. Однако это не устранило дифференциацию между образовательной и экономической подсистемами. Используя терминологию Дюркгейма, не произошла регрессия от органа к сегменту. Социальное разделение труда сохранилось, общество остается организованным на основе специализированных органов, а не специализированных сегментов.
Для понимания этой проблемы Моузелис проводит аналитическое различие между формальной и субстантивной дифференциацией. В первом случае имеет место возникновение и институциализация специализированных единиц (ролей, институтов, организаций). Во втором случае заново сформированные единицы достигают значительной степени автономии и включаются в социальное целое сбалансированным образом. Это означает, что формальная дифференциация относится к проблеме институционального разделения частей, а субстантивная
дифференциация относится к проблеме автономии дифференцированных частей. Уменьшение автономии университетов нужно рассматривать не как возвращение к сегментализму, но как сдвиг от сбалансированного к несбалансированному включению. Основное социальное разделение труда сохраняется, но менеджерский этос колонизирует академический.
Если в процессе структурно-функциональной дифференциации включение может быть сбалансированным и несбалансированным, то ценностное обобщение необходимо только в случае сбалансированного включения. В несбалансированном случае дифференциация может быть институционализирована посредством навязывания менее общих ценностей, логики одной дифференцированной единицы другой. Например, в случае с японской модернизацией интеграция, включение были достигнуты благодаря патриархальным ценностям, которые были навязаны всем подсистемам, включая экономическую.
Более того, даже западноевропейская модернизация не была так сбалансирована, как считает Парсонс. В Х1Х в. и после 1974 г. господство либерального капитализма означало, что экономическая логика продуктивности серьезно подорвала автономию солидаристских ценностей в интеграции подсистемы. Если Хабермас прав, доказывая, что в позднем капитализме система (у Парсонса - подсистемы адаптации и достижения цели) колонизировала жизненный мир, то ценностное обобщение, употребляя терминологию Парсонса, не достигается, достижение сбалансированного включения (переход от формальной к субстантивной дифференциации) происходит с большим трудом и редко имеет место. Такое имело место только при переходе от либерального к социал-демократическому капитализму в западных демократиях в послевоенный период. Этот переход можно назвать сбалансированной модернизацией.
Парсонс считал, что либерально-демократические формы правления являются необходимым условием достижения более высоких уровней социально-экономического развития. Однако переход от командной к рыночной экономике не ведет автоматически к политической демократизации. Успешное экономическое развитие таких авторитарных стран, как Китай, Тайвань, Южная Корея, показывает, что авторитарные режимы могут быть более успешными, чем либерально-демократические, порождающие экономическое неравенство внутри стран и отставание от остального мира. Поэтому дифференциация, сбалансированная или несбалансированная, демократическая или
авторитарная, не приводит обязательно к адаптивному улучшению. Хобсбаум показал, что чрезмерная дифференциация в определенном направлении в Англии XIX в. помешала реорганизации ее индустриальной системы, когда появились новые технологии. Менее дифференцированная немецкая экономика оказалась лучше приспособленной к новым технологиям, чем английская.
Модерность включает в себя разрушение местных традиций и социальную мобилизацию людей в национальном центре. Эта мобилизация может принимать автономные и гетерономные формы. В первом случае экономические, политические, социальные и культурные права распространяются среди населения. Во втором случае этого не происходит. В рамках функционально-системного подхода модерность может быть определена в терминах уровней структурно-функциональной дифференциации. Функции, воплощенные ранее в многофункциональных сегментных единицах, выполняются более специализированными единицами (роли, институты, организации). Это растущее разделение труда приводит к монологическим и полилогическим формам включения. В монологических "формах" логика одних дифференцированных подсистем навязывается другим подсистемам. В полилогических формах имеется баланс логики между дифференцированными частями и возможно движение от формальных к субстантивным формам социальной дифференциации.
Комбинация высоких уровней мобилизации населения в центре страны и структурно-функциональная дифференциация общества конституирует модерность. Эти уровни мобилизации и дифференциации были достигнуты благодаря научной революции XVII в. Возник новый тип знания, основанный на транскультурных и внерелигиозных критериях формирования знания. Применение такого знания создало экономические, политические, социальные и культурные технологии, которые сделали возможными мобилизацию и институциональную дифференциацию. На политическом уровне военные и административные технологии привели к преодолению политической раздробленности и концентрации власти в центре. Национальное государство, зародыш политической модерности, было бы невозможно без развития макротехнологий политической власти.
Похожие процессы имеют место и на экономическом уровне. На пути от экономического сепаратизма к относительно однородной национальной экономике решающую роль сыграли экономические
технологии индустриальной революции. Например, в английской текстильной промышленности применение машин сделало ненужным домашнее ткачество и привело к возникновению фабричной системы, к дифференциации между экономической и семейной институциональными сферами. Так же произошло отделение рабочих от средств производства. Этот процесс тесно связан с превращением труда в товар и имеет место не только при капиталистической модернизации, но и в обществах с централизованным государственным планированием.
В культурной сфере переход от локального на национальный уровень был облегчен развитием культурных технологий, которые сделали возможными массовую грамотность и образование. Этот процесс был связан с националистическими идеологиями, с лояльностью населения национальному центру и переходом легитимности от королевского (божественного к народному) светскому. В социальной области забота о бедных перешла к социальному государству.
Описанная выше модернизация впервые появилась в Западной Европе. Однако справедливо и то, что главные институциональные элементы этого процесса можно обнаружить, хотя и в менее развитых формах, в доиндустриальных, неевропейских цивилизациях. Начиная с Х1 в. в Евразии сложились условия формирования международной экономики. Китай был потенциально более развитым, чем Европа, но централизованное бюрократическое управление помешало экономическому росту. Раздробленная политическая система Европы созвала предпосылки для возникновения индустриального капитализма. Модерность возникла в Западной Европе не столько благодаря таким уникальным культурным элементам, как протестантская трудовая этика, сколько благодаря сочетанию элементов, которые можно найти и в других цивилизациях.
Некоторые элементы западной модерности являются транскультурными эволюционными универсалиями. Для успешного развития страны, которые находятся еще вне модерности, должны усвоить эти элементы, избегая слепого подражания каким-то внешним формам. Западная модерность - один из типов модерности, который, возможно, не будет и доминирующим.
Модерность имеет разные институциональные формы. В западной модерности развитие либерального капитализма и отделение экономики от политической сферы привело к ситуации, когда логика рынка превалирует над логикой демократии в политической сфере, над логикой
солидарности в социальной сфере. Это имеет место в большей степени в англосаксонском варианте и в меньшей степени в скандинавских вариантах капитализма. В социалистических и авторитарных режимах государство осуществляет модернизацию, систематически доминируя над всеми социально-экономическими процессами. Многие современные варианты модернизации далеки от теоретического идеала. Например, модернизация Японии и других юго-восточных стран демонстрирует тип мобилизации/дифференциации, при котором политические ценности либеральной демократии подчинены солидаристским ценностям и экономическому росту. Азиатский капитализм пытается объединить рыночную конкуренцию с традиционными культурными ценностями, менее индивидуалистичными и более патриархальными, чем в Западной Европе.
Если сравнить японскую модернизацию с англосаксонским вариантом, то бросаются в глаза их серьезные различия. Для Японии характерен интерес к длительному росту и развитию, а не к текущей максимизации прибыли, к горизонтальной кооперации, селективной государственной поддержке успешных предприятий и т.д. Возможно, что в следующем веке доминирующей станет модель авторитарного азиатского капитализма. Ярким примером такого капитализма является развитие Китая, сочетающего капиталистическое экономическое развитие с жестким партийным контролем. Очевидно, что дальнейшее развитие Китая коренным образом изменит глобальный капиталистический пейзаж.
Роль национального государства в эпоху глобализации существенно изменилась. Национальные правительства, ориентированные на развитие, являются участниками игр, разыгрываемых транснациональными компаниями. На глобальном уровне имеют место такие же процессы мобилизации/инкорпорации и дифференциации, как и на национальном уровне. Переход к глобализму стал возможен благодаря новым информационным технологиям поздней модерности. В процессе формирования национальных государств на местном уровне имело место сопротивление новому обществу. Так же и формирование глобальной арены вызывает фундаменталистскую национальную или религиозную реакцию со стороны тех, кто считает, что процессы глобализации угрожают их интересам. В структурных терминах диалектика глобального/локального поздней модерности имеет много общего с диалектикой локального/национального ранней
модерности. Поэтому Моузелис согласен с Э.Гидденсом, называющим нынешнюю эпоху поздней модерностью, а не постмодернизмом. Глобализация - это проявление логики мобилизации/инкорпорации национальных государств в глобальные экономические, политические, социальные и культурные взаимосвязи.
Глобальная дифференциация в мире, в котором существует гегемония США, характеризуется неолиберальной логикой, подчиняющей социально-экономическое развитие императивам рынка. Однако подъем азиатских государств делает возможным замену индивидуализма, конкуренции, социально-экономического неравенства, характерных для неолиоеральной модернизации, на ценности, связанные с солидарностью. Моузелис еще раз подчеркивает, что современное господство западной неолиберальной модернизации не означает ни "конца истории", ни ее торжества в ХХ1 в. Возможность сочетания рыночных ценностей с ценностями солидарностями в социальной сфере и политической демократией - не утопия. Она осуществилась в западноевропейских социальных демократиях в 1945-1974 г., когда рыночная экономика сочеталась с кейнсианским социальным государством.
Заканчивая свою статью, Моузелис следующим образом формулирует свою позицию.
1. Возможно создать такую концепцию модерности, которая избегала бы как недостатков европоцентризма, так и узости толкования модерности как идеологического выражения западного культурного империализма.
2. Модерность является таким типом социальной интеграции, которая характеризуется высоким уровнем социальной мобилизации в политическом центре государства и высоким уровнем институциональной дифференциации. Этот тип мобилизации и дифференциации приводит к разрушению сегментного легализма и созданию национального государства, национальных рынков, агентств национального планирования, систем социального обеспечения, массовой грамотности и националистических идеологий.
3. Хотя эти структурные черты впервые полностью сформировались в Западной Европе, они являются эволюционными универсалиями. Ни одно общество не может выжить, не имея подобных институциональных форм.
4. Однако это не означает, что модернизация-то же самое, что и вестернизация. Важные элементы современных институтов существовали в нескольких незападных цивилизациях. Тот тип революций, который "модернизировал" Европу, мог иметь место и в других частях доиндустриального мира. Модернизация незападного мира - это не подражание Западу, а усвоение ключевых эволюционных универсалий.
5. Существующие типы модерности характеризуются тем, что логика и ценности одних институциональных подсистем доминируют над другими подсистемами, "колонизирует" их.
6. Наиболее серьезная попытка создать сбалансированную форму модерности была предпринята в Западной Европе перед кризисом 1974 г. Вопрос о том, будет ли англосаксонская модель модерности доминировать в следующем веке, остается открытым.
П.Н.Фомичев