CC BY
239
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 10. ЖУРНАЛИСТИКА. 2005. № 6
С.Я. Махонина
1917 ГОД И РУССКАЯ ЖУРНАЛИСТИКА
Февральская революция произошла неожиданно. Положение в стране ухудшалось стремительно. 26 февраля председатель IV Думы М.В. Родзянко послал царю телеграмму: "Положение серьезное. В столице анархия... Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба..." Телеграмма осталась без ответа. Утром 27 февраля, в понедельник, Родзянко отправил еще одну телеграмму: "Положение ухудшается. Надо принять немедленно меры, ибо завтра будет уже поздно. Настал последний час, когда решается судьба родины и династии"1.
Но революция уже свершилась. Последним толчком стал указ о роспуске Думы, которая приступила к работе только 14 февраля. Указ был пописан 25 февраля, опубликован 27-го2.
Родзянко нашел указ у себя на столе поздно вечером 26-го. Утром 27 февраля совет старейшин, ознакомившись с указом о роспуске Думы, постановил: Государственной Думе не расходиться, всем депутатам оставаться на своих местах. Около часу дня к Думе подошли восставшие войска: Волынский, Преображенский, Литовский, Кексгольмский полки и саперный батальон. Около 14.00 к ним вышли Н.С. Чхеидзе, М.И. Скобелев и А.Ф. Керенский6. Несколько депутатов обратились к войскам с речами, но безрезультатно. Положение спас Керенский, попросивший солдат охранять Думу, если она подвергнется нападению правительственных войск4.
Февральская революция произошла стихийно. Ни одна политическая партия не могла заявить, что свержение самодержавия свершилось под ее руководством. Так же стихийно восставшие массы пошли к Таврическому дворцу, в котором заседала Дума. В ночь на 28 февраля был организован Исполнительный Комитет Государственной Думы, в который вошли представители всех
1 Цит. по: Блок А.А. Последние дни старого режима // Архив русской революции: В 22 т. Т. IV. Берлин 1929. М., 1991. С. 31—33. Телеграммы, которыми обменивались между собой и Ставкой члены правительства, см.: Архив русской революции. Т. III. С. 247—270.
2 Некоторые исследователи считают, что царь, уезжая в Ставку, оставил Указ без даты. Дату поставил председатель кабинета министров Н.Д. Голицын.
3 Русское богатство. 1917. № 2—3. С. 384.
4 См.: Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. М., 1996. С. 182.
фракций, кроме крайне правых и правых националистов. Председателем стал Родзянко, в составе Комитета было еще 12 человек, среди них П.Н. Милюков, А.Ф. Керенский, Н.С. Чхеидзе, В.В. Шульгин и др.
Одновременно был организован и Совет Солдатских и Рабочих депутатов, в котором было около 2000 солдатских и около 700 рабочих депутатов5. Такая огромная организация не могла плодотворно работать, поэтому ее возглавил Исполнительный Комитет Совета, куда вошли представители всех социалистических партий во главе с Н.С. Чхеидзе. А.Ф. Керенский выделил Исполкому комнату № 13 в Таврическом дворце, ставшую впоследствии знаменитой. По сценарию, опробованному в 1905 г., когда накануне Манифеста 17 октября власть в Петербурге принадлежала Совету под руководством Г. С. Хрусталева-Носаря, Исполком Совета и в 1917 г. попытался сразу же взять власть в свои руки. Но расстановка сил в стране изменилась, появилась Дума, завоевавшая известность среди масс населения.
Советом руководили, по выражению "Русского богатства", "анонимы и псевдонимы", т.е. люди, скрывавшиеся под партийными кличками, широким кругам еще неизвестными9. Депутатов Думы, особенно руководителей фракций и часто выступающих ораторов знали в массах. "Сознательно или интуитивно он (восставший народ. — С.М.) предпочел видеть власть в руках Думы, и это был едва ли не лучший из возможных выходов", — писал А. Петрищев во 2-м номере "Русского богатства". Ту же оценку высказывали впоследствии многие участники событий. "То же стихийное движение заставило единственное в России представительное учреждение — Государственную Думу, по духу совершенно консервативную, взять на себя власть"7, — писал в своих воспоминаниях один из сотрудников министерства юстиции, член Петроградского Совета А. Демьянов.
Моментально произошло изменение политического состава Думы. Черная сотня просто исчезла с политического горизонта, объединенное дворянство заявило о поддержке новой власти, лидер Союза 17 октября А. И. Гучков вошел в правительство, активно сотрудничал с новой властью В. Шульгин, возглавлявший фракцию националистов. А.И. Гучков и В.В. Шульгин ездили в Ставку принимать отречение императора. Ко всеобщему удивлению партия народной свободы (кадеты), находившаяся во время первой русской революции на левом фланге среди так
5 Русское богатство. 1917. № 2—3. С. 402.
6 В печати 1917 г., в воспоминаниях, опубликованных за рубежом, псевдонимы обычно расшифровывались. В скобках помещались настоящие фамилии.
7 Архив русской революции. Т. IV. С. 56.
называемых буржуазных партий, в Феврале оказалась на самых правых позициях. Очень активно вела себя левая оппозиция в Думе, в которую входили представители социалистических партий.
Быстро сменившее Думский Комитет Временное правительство поставило во всех учреждениях в провинции и в армии своих комиссаров. То же сделал Совет Рабочих и Солдатских депутатов. На фабрики и в действующую армию разослали своих агитаторов большевики. Началась активная пропагандистская работа в массах, в которой огромную роль играли речи ораторов разного толка, "война брошюр" и листовок и, конечно, газеты и журналы.
Неразбериха первых революционных дней усиливалась из-за информационной блокады, организованной и сверху — правительством (25 февраля было запрещено печатать некоторые речи, произносимые в Думе), — и снизу — восставшими рабочими. В результате начавшейся всеобщей забастовки, как и в октябре 1905 г., был прекращен выход газет в Петербурге. Известный юрист и публицист, соредактор "Речи" И.В. Гессен писал в своих воспоминаниях о "противоестественной забастовке типографий", вызвавшей паралич газет, "образовавшаяся с их исчезновением пустота с лихвой заполнялась разнообразнейшими, конечно, противоречивыми слухами и рассказами"8.
Повторяя опыт 1905 г., Исполком Совета, пользовавшийся влиянием в профсоюзе типографских рабочих, запретил издание в Петербурге всех газет, кроме своих "Известий", созданных буквально через два часа после революционных событий. В остальных городах страны газеты выходили без перерыва. Информировать население столицы о событиях первых послереволюционных дней смогли только журналисты, аккредитованные при Думе. За годы работы представительного органа в России возникла новая для русских журналистов специализация — думский корреспондент. В ложе прессы постоянно работали представители различных периодических изданий, освещая события, происходящие на заседаниях. Об особенностях деятельности думских корреспондентов рассказала в своих воспоминаниях А.В. Тыркова-Вильямс, которая писала о думских делах для газеты "Слово" под псевдонимом Вергежский9. Во II Думе думские журналисты организовали свое Бюро печати, которое ведало распределением мест в ложе прессы. В Таврическом дворце оно имело в своем распоряжении редакционные комнаты с пишущими машинками, телефонами и
8 Гессен И.В. В двух веках. Жизненный отчет // Архив русской революции. М., 1993. Т. 22. С. 355.
9 См.: Тыркова-Вильямс А.В. Воспоминания. То, чего больше не будет. М., 1998. С. 418, 454—455.
рассыльными. В 1917 г. его возглавил Л. Львов (Клячко), репортер, известный своим умением любыми способами добывать информацию в "коридорах власти". Туда входили известные журналисты П.П. Пиленко, И.В. Гессен и др. Исполком Совета разрешил им печатать свои "Известия". Это был бюллетень, выходивший ежедневно на одной полосе, статей не было, только хроника и правительственные сообщения. Печатались бюллетени в различных типографиях. "Известия журналистов" выходили около 5 дней, пока не возобновилось издание газет10.
Уже на одном из первых своих заседений Исполком Совета принял решение о запрете выпуска всех газет до особого разрешения. То есть в первые часы после революции была предринята попытка заменить "явочный порядок" выхода периодических изданий, которого печать добилась в ходе революции 1905 г., разрешительным, против чего боролась 200 лет. ЦК партии кадетов протестовал против такого постановления, и 4 и 5 марта несоциалистические газеты увидели свет. Они вышли в субботу, практически целую неделю столица оставалась без газет.
Не сумев прекратить выход всех "буржуазных" изданий, Совет все же настоял на запрещении черносотенных "Земщины", "Русского знамени", "Голоса Руси" и "Грозы". Д. Заславский рассказывал в 1927 г., что редакции "Земщины" и "Русского знамени" были разгромлены толпой "на общем основании с полицейскими участками и охранкой". То есть толпа громила все учреждения, так или иначе связанные с ненавистным старым режимом, а не специально и целенаправленно именно эти газеты.
Разрешение на выход получили все несоциалистические органы, кроме "Нового времени", но и оно вышло. "Новое время" издавали после смерти "старика" А.С. Суворина его сыновья — Михаил и Борис, которые, по общему мнению, одаренностью своего талантливого отца не отличались. Они приветствовали революцию с шампанским, о чем с осуждением писал в своих воспоминаниях один из самых заметных, но спорных публицистов газеты М.О. Меньшиков. За "Новое время" вступился В. Водовозов в "Дне" и другие издания, и газете разрешили выход с условием отказаться от участия М.О. Меньшикова и В.В. Розанова, много лет сотрудничавшего в "Новом времени". Меньшиков с глубокой обидой писал в своих дневниках об этом требовании, которое братья Суворины вынуждены были выполнить11.
10 См.: Заславский Д. Печать в февральские дни // Журналист. 1927. № 2. С. 11. Автор предварил свою статью замечанием о том, что очерк составлен по личным впечатлениям, "пропуски и неточности возможны и даже вероятны", но его публикация широко цитируется историками.
11 См.: Меньшиков М.О. Материалы к биографии // Российский архив. Т. 7. М., 1993.
На рассвете 2 марта был объявлен состав Временного правительства, 27 апреля оно опубликовало постановление "О печати", где в пункте 1 записано: "Печать и торговля произведениями печати свободны. Применение к ним административных взысканий не допускается 12.
Временное правительство никаких изданий не закрывало. Упразднялись только Главное управление по делам печати со всеми его отделениями, Осведомительное бюро и "Правительственный вестник", вместо которого стал выходить "Вестник Временного правительства". Реорганизации подверглось также Петроградское телеграфное агентство, состоявшее теперь при Временном правительстве. Уже 8 марта была образована специальная комиссия по ликвидации этих учреждений. Возглавил ее И.В. Гессен. Он писал впоследствии в своих воспоминаниях: "Мы образовали ликвидационную комиссию, в которую вошли лучшие юристы-государственники"13. В обязанности комиссии входило создание Бюро для составления обзоров повременной печати. Но еще до его появления подобные Бюро были организованы при Временном правительстве и при А.Ф. Керенском, бывшем тогда министром юстиции. Первое создал Л. Львов (Клячко). Это Бюро размножало на гектографе собранные в стенах Зимнего и Таврического дворцов сведения и рассылало их по редакциям газет, принятых в состав Бюро. "Информация была нивелирована, все получали одни и те же сообщения, неизвестно кем написанные"14, — с негодованием писал И.В. Гессен впоследствии. Сотрудник министерства юстиции А. Демьянов рассказывал в своих воспоминаниях: "Стремление создать популярность новой власти заставило Керенского принять близкое участие в делах печати... Было создано особое бюро печати при министерстве юстиции. Этому бюро было поручено собирать все интересное, что могло иметь какой-либо общественный интерес либо интерес минуты. Составлялись особые бюллетени, которые ежедневно передавались Керенскому. Это бюро имело пропасть работы и немалое число служащих"15.
Совет Рабочих и Солдатских депутатов, пытавшийся запретить все периодические органы столицы, очень быстро обзавелся своими "Известиями". О создании газеты через десять лет во время празднования в 1927 г. 10-летнего юбилея Октября рассказали ее первые редакторы большевики Ю. Стеклов и В.Д. Бонч-Бруевич в статьях, опубликованных в журнале "Журналист".
12 Русская журналистика в документах. М., 2003. С. 293.
13 Архив русской революции. Т. 22. С. 364.
15 Там же. С. 370—371.
15 Архив русской революции. Т. IV. С. 75.
Ю. Стеклов особо подчеркнул, что «дело облегчалось для меня тем, что типография и рабочие для газеты уже имелись. До революции выходила довольна распространенная "Газета-Копейка", обладавшая одной из лучших в те времена в Питере типографий. И вот оказалось, что В.Д. Бонч-Бруевич в первые же часы революции успел каким-то образом захватить в свои руки эту типографию, о чем поспешил сообщить Совету».
О том, как это удалось, рассказал сам Бонч-Бруевич в опубликованной в этом же номере "Журналиста" статье «Борьба печатного слова ("Известия" и "Правда")». Он писал, что решил организовать "Известия Совета..." по образцу тех, в создании которых "в легальных типографиях, занятых нами революционным путем", он участвовал в 1905 г. К этому делу он привлек Н. Иорданского, члена плехановской группы "Единство", редактора журнала "Современный мир". «Собрав отряд солдат, на грузовике поехал я занимать типографию акционерного общества "Копейка" на Лиговке»16.
Захват типографий большевики и представители других "крайних" партий попытались узаконить, но Временное правительство заняло позиции охраны правопорядка и собственности. Захваты были запрещены, и, когда через два месяца анархисты попытались завладеть типографией "Русской воли", для ее освобождения были привлечены войска. Д. Заславский приветствовал захваты, говорил, что в первые же часы революции надо было захватить для рабочих газет лучшие типографии, но "момент был упущен".
Очень своеобразно первые редакторы набирали сотрудников газеты. Стеклов писал, что в Екатерининском зале Таврического дворца "толпилась всякая публика". "Я начал подбирать сотрудников, при этом, разумеется, выбирал исключительно большевиков или тех, кто считался близким к большевикам. Нужно помнить, что в тот момент настоящих литераторов-большевиков под руками почти не было, по крайней мере я таковых не знал". Таким образом, сотрудники подбирались только по партийной принадлежности, в то время как Исполком Совета настаивал, что газета должна быть беспартийной.
Стеклов и Бонч-Бруевич сразу использовали "Известия Совета Рабочих и Солдатских депутатов" для большевистской пропаганды. Бонч-Бруевич, по его собственному рассказу, не советуясь с другими редакторами, "самовольно" напечатал в "Прибавлениях" к № 1, вышедшему в 3 часа дня 28 февраля, "Манифест ЦК РСДРП (большевиков)", да еще отпечатал этот документ дополнительно тиражом в 100 тыс. экз. "...Все улицы были запружены
16 Журналист. 1927. № 2. С. 5, 13.
народом и все жаждали газет", — вспоминал он впоследствии. "Известия" и отдельно отпечатанные экземпляры Манифеста расклеивались на улицах. "Через газетчиков, рабочих и солдат мы даром раздавали повсюду по всем районам"17. Ю. Стеклов также самовольно опубликовал в газете несколько статей в большевистском духе, члены Исполкома "негодовали" по поводу использования большевиками органа Совета для своей пропаганды, но и Стеклов, и Бонч-Бруевич еще полтора месяца состояли в числе редакторов газеты, пока их не заменил пришедший в "Известия" Ф.И. Дан. Члены Исполкома Церетели и Чхеидзе выступили и против того, чтобы Бонч-Бруевич сразу же взял на себя и определенные цензорские функции, поручив рабочим типографии внимательно читать статьи, которые они набирают, и не пропускать те, которые направлены против большевиков18. Нарушения свободы печати происходили повсеместно. "Отовсюду в нашу ликвидационную комиссию, — рассказывал впоследствии И.В. Гессен, — сыпались протесты и жалобы на захват типографий, на запрещение выхода газет, мы бомбардировали комиссаров телеграммами и обычно получали ответ, что недоразумение улажено".
С нарастанием революционных событий положение несоциалистической журналистики становилось все более тяжелым. Во-первых, изменилось соотношение сил в редакциях. Если раньше право решающего голоса принадлежало издателю, редактору, коллективу литературных сотрудников, т.е. интеллигенции, то теперь часто основную роль начали играть рабочие и технические сотрудники. Например, еще до возобновления "Речи", в начале марта, в редакции состоялось дискуссионное собрание, "на этот раз необычайно многочисленное, ибо право голоса получили и репортеры, и корректоры. Новизна проявлялась и в тоне, и в диапазоне речей некоторых ораторов", — рассказывает И.В. Гессен. Во-вторых, сотрудники газет и журналов должны были определить свои позиции в решении главных проблем: о войне и мире, о земле, республике и т.д. Разные позиции приводили к уходу некоторых членов редакционных коллективов. В "Речи" "в пользу республики отреклись с такой непринужденностью, точно монархия была мнимым учреждением". Сложнее было решить вопрос о войне. На это собрание А. Бенуа и М.И. Туган-Баранов-ский пришли с огромными красными бантами и заявили, что они против продолжения империалистической войны. Когда остальные проголосовали за продолжение войны и требование заключе-
17 Там же. № 2. С. 14—15.
18 Там же. № 11. С. 8.
ния демократического мира без аннексий и контрибуций, они вышли из "Речи"19.
Подобные собрания и споры происходили и в других изданиях. Без них не обошлась даже большевистская "Правда". Об этом вспоминал В.Д. Бонч-Бруевич в книге "На боевых постах Февральской и Октябрьской революций". «Споры, особенно в редакции ("Правды". — С.М.) были ожесточенными». Но там побеждал Ленин. "... несравненно страстный полемист ожесточенно отбивался направо и налево, не щадя оппонентов"20.
В других редакциях дело часто кончалось расколом или сменой лидера. Из "Речи" ушел в апреле соредактор газеты, лидер партии кадетов П.Н. Милюков. В "Вестнике Европы" "Внутренние обозрения" писал старейший русский журналист, "совесть русской журналистики" К.К. Арсеньев. (В начале 1917 г. ему исполнилось 80 лет.) В последних номерах журнала в этот беспокойный год его сменил М. Осоргин, достаточно известный и опытный публицист, но его обзоры оказались менее глубокими, пестрели "новой" революционной терминологией, часто непонятной традиционному читателю журнала.
Очень сильно ухудшилось материальное положение газет и журналов, особенно "толстых".
Количество типографий сократилось, во много раз выросла их загрузка, так как они печатали огромное количество брошюр и агитационных листовок. По требованию рабочих был введен восьмичасовой рабочий день и значительно повышена заработная плата, что сокращало производительность и повышало стоимость типографских работ.
На первых страницах сдвоенных, даже строенных номеров крупных толстых журналов, вышедших в апреле, опубликована "Резолюция петроградских журналистов", где читателю объясняли материальные трудности изданий, не имевших своих типографий и вынужденных нести огромные материальные потери, печатая свои издания. Расходы возросли на 300—500%. Если до революции набор одного листа стоил 20 коп., то в апреле—мае цена выросла до 1 руб. 62 коп., печатание листа вместо 8 руб. обходилось в 40 руб.21
Многие менее крупные газеты и журналы вынуждены были закрываться. Гораздо легче было выживать в новых условиях изданиям, у которых имелись свои типографии, таким как "Русские ведомости", "Новое время", "Русское слово" и др.
19 Архив русской революции. Т. 22. С. 360, 371.
20
Бонч-Бруевич В.Д. На боевых постах Февральской и Октябрьской революций. М., 1930. С. 33—34.
21 Вестник Европы. 1917. № 4—6. С. 1.
Приходилось обзаводиться своей типографией тем, кто ранее пользовался услугами других собственников. Так, например, "Речь", которая печаталась в типографии акционерного общества "Слово", была вынуждена приобрести ее в собственность.
Своей типографии не было и у "Правды". Сразу после революционных событий большевики использовали государственную, прекрасно оборудованную типографию "Сельского вестника" — приложения к упраздненному "Правительственному вестнику"22. После того как министерство юстиции начало освобождать незаконно захваченную собственность, большевикам пришлось вернуть типографию. Очень быстро была приобретена другая типография на Кавалергардской улице, дом 40. «Типография эта была приобретена вскоре после выселения большевиков из типографии "Сельского вестника", и на приобретение ее были затрачены суммы, неизвестно кем ассигнованные», — писала газета "День" 25 августа. "Правда" сразу же ответила, утверждая, что деньги были собраны рабочими. Л.Д. Троцкий в своих воспоминаниях писал, что недостающая сумма 75 тыс. была получена в апреле за три дня. Правда, он не уточнил, какова была основная сумма, необходимая для приобретения типографии, и откуда она была взята.
Марк Алданов, исследовавший этот вопрос, писал: "Автору этих строк доподлинно известно, что одна малочисленная политическая партия, которая агитацией почти не занималась и издавала во всей России лишь одну небольшую газету, издержала за 1917 год до 300 тысяч"23. Если вспомнить, что партия большевиков в апреле насчитывала лишь несколько десятков тысяч, собрать среди рабочих в условиях растущей дороговизны суммы, необходимые для издания не одной, а нескольких десятков газет и журналов, было явно затруднительно24.
К моменту свержения самодержавия внутри страны не выходило ни одного органа периодики, издаваемого большевиками. К июлю партия имела 30 газет и 11 журналов, 17 газет выходили ежедневно, 8 — три раза в неделю, 5 — два раза25. А. Авторханов в статье, опубликованной в журнале "Октябрь" за 1991 г., приводит другие цифры: с апреля по 4 июля выходило 69
22
См.: Окороков А.З. Октябрь и крах русской буржуазной прессы. М., 1970. С. 69-70.
23 См.: Алданов М. Картины Октябрьской революции. Исторические портреты. Портреты современников. Загадка Толстого. М., 1999. С. 15—17.
24 См.: Шевцов А.В. Издательская деятельность несоциалистических партий начала XX века. СПб., 1997. С. 23.
25 Окороков А.З. Указ соч. С. 53. Ту же цифру называл в своих воспоминаниях Л. Троцкий.
периодических изданий, в их числе 50 газет и журналов общим тиражом 500 тыс. экз.26 Эти издания стоили дешево, многие рассылались и расклеивались бесплатно. Кроме периодики у большевиков было издательство. В.Д. Бонч-Бруевич и В.М. Ве-личкина «с ведома Владимира Ильича организовали издательство "Жизнь и знание", в котором печатались работы Ленина, которые он тогда сам захотел перепечатать или напечатать вновь»27.
Такая интенсивная издательская деятельность, естественно, привлекла внимание противоборствующих сил. Вопрос о финансировании большевистских газет и журналов встал особенно остро после того, как министр юстиции П.Н. Переверзев сообщил Исполкому Совета о том, что "военной цензурой установлен непрерывный обмен телеграммами политического и денежного характера между германскими агентами и большевистскими лидерами"28. "...советское большинство, — пишет А. Авторханов, — и его лидеры (Чхеидзе, Церетели, Гоц и другие) сделали все, что в их силах, чтобы в печать не попало сообщение министра юстиции". Его опубликовала газета "Живое слово" (22 июня) и "Речь". После этого юнкера разгромили "Правду".
В 1958 г. в Лондоне вышел сборник документов из архива германского министерства иностранных дел, где факт передачи немцами денег на издание большевистских газет подтверждался. Общая сумма, по подсчету профессора Фритца Фишера, составляла 80 млн марок золотом29.
В революционном 1917 г. в Петрограде выходило много газет и журналов, но самыми заметными были несколько изданий. В "Речи", по признанию ее редактора И.В. Гессена, политика вытеснила все остальные отделы, и газета выглядела скучной. "Биржевые ведомости" оставили только утренний выпуск, но сохранили своего читателя. Яркостью, "задорным, боевым характером", по определению Д. Заславского, выделялся "День" А.Н. Потресова, выходивший с подзаголовком: "Орган социалистической мысли". Влиянием пользовалось эсеровское "Дело народа". Количество членов этой партии к тому времени превысило 1 млн человек. Издавалась и "Русская воля". После ареста
27 Октябрь. 1991. № 2. С. 158.
27 Бонч-Бруевич В.Д. На боевых постах Февральской и Октябрьской революций. С. 57.
28 Октябрь. 1991. № 2. С. 161.
29
О "немецких деньгах" см.: Октябрь. 1991. № 2. С. 161—163; Тайны Октябрьского переворота. Ленин и немцы — большевистский заговор. Документы, статьи, воспомининия. М., 2001; Стронгин В.Л. А.Ф. Керенский. Загадки истории. М., 2004. С. 213; Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. М., 1996. С. 287.
бывшего министра внутренних дел, всеми ненавидимого Протопопова, по инициативе которого газета была создана, во главе "Русской воли" стояли Л. Андреев, А. Амфитеатров и В. Бурцев — знаменитый "охотник за шпионами", разоблачивший Е. Азефа. Газета объявила себя "республикански-демократическим органом". Левые эсеры — Р. И. Иванов-Разумник и С.Д. Мстиславский — издавали "Землю и волю", "маленькую, но весьма зубастую газету". Там была опубликована поэма А. Блока "Двенадцать". Органом "бурно колеблющейся" интеллигенции стала большая газета А.М. Горького "Новая жизнь"30.
Д. Заславский в уже цитировавшейся выше статье "Печать в Февральские дни" рассказал и о совершенно забытой ныне, но имевшей своего читателя "Маленькой газете" А.А. Суворина — сына покойного издателя "Нового времени". "Маленькая газета" была не первым изданием бунтовавшего против знаменитого отца сына. Шумно и со скандалами выходили и исчезали "Русь" и "Новая Русь", оставляя после себя огромные долги, которые выплачивал "старик" Суворин. Об Алексее Алексеевиче рассказывали многие его знавшие. "Характер у сына был иной, чем у отца. В нем не было ни отцовской решительности, ни чутья, ни таланта... мысли у него были сумбурные, в политике он был человек невежественный"31. Но в "Маленькой газете" А.А. Суворину удалось создать особый тип уличной газеты, "уличной в полном и не худшем смысле этого слова", — писал Д. Заславский. Главным сотрудником, душой издания стал знаменитый в прошлом цирковой атлет и борец Ваня Лебедев. "Он сумел очень хорошо подойти к читательской галерке, превосходно владел ее языком, оставив в стороне всякую политику, служил маленьким обывательским интересам маленьких людей".
Революция затронула интересы не только "демоса", но и людей с улицы, и "охлоса", хлынувшего на эти улицы. Разговаривать с такой аудиторией русская печать не умела. Газеты, занятые политическими распрями, бурно и не всегда корректно полемизировали между собой. На их страницах ложь и правда так тесно переплетались, что различить их было чрезвычайно трудно, особенно человеку неподготовленному. В периоды революционных потрясений резко возрастает цена слова и устного, и печатного. Февральские дни — время ораторов, которые умели на самых многочисленных и разгоряченных страстями митингах привлечь на свою сторону разных людей как понимавших происходящее, так и совершенно запутавшихся. Но говорить с этим мало знако-
31 Журналист. 1927. № 2. С. 13.
31 Тыркова-Вильяме A.B. Указ. соч. С. 374.
6 ВМУ, журналистика, № 6
мым народом, который присутствовал на этих митингах, умели очень немногие.
«Представители более умеренных или более или менее разумных воззрений, — писал "Вестник Европы" в 7—8-м номерах, — выступавшие в печати и в публичных собраниях, обращались лишь к своей собственной публике, сочувствие которой было им заранее обеспечено»32.
И устная, и печатная агитация основывалась на словах, но не словах-понятиях, а на словах-символах. Одни слова теряли свой смысл, другие воспринимались слушателями и читателями по-своему. «Слово "патриот" опошлено до того, что назвать порядочного человека "патриотом" значит нанести ему кровную обиду, — констатировал печальный факт публицист "Вестника Европы" Л.З. Слонимский». "Народная психика обогатилась новым запасом слов, заимствованных из лексикона западноевропейских социал-демократов... Все заговорили у нас о буржуазии, капитализме, пролетариате, интернационализме, даже диктатуре пролетариата и в сочетаниях этих новых понятий находили разгадку совершающихся событий"33.
Самыми общеупотребительными в печати и в речах ораторов и самыми непонятными для взбаламученной народной массы, охваченной митинговыми страстями, стали слова-символы, слова-лозунги: "диктатура пролетариата", "буржуазия" (в просторечии "буржуи") и "контрреволюция"34.
Диктатура — это никакими законами и правилами не ограниченная, опирающаяся на насилие власть, часто власть одного человека. "Диктатура — это синоним полновластия, а разве может быть полновластной масса, в среде которой неизбежны разногласия, или, может быть, под именем диктатуры пролетариата нужно понимать диктатора, поставленного пролетариатом?" — ответы на эти вопросы пытался найти старейший русский журналист, редактор "Вестника Европы" К.К. Арсеньев. "Как установить рамки хотя бы одного петроградского пролетариата? Как оправдать предоставление ему одному права решения судеб всего народа? Как заставить всех подчиниться воле сравнительно немногих?"35
32 Вестник Европы. 1917. № 7—8. С. 388, 395.
34 Там же. № 9—12. С. 386.
34 О значении слов в революционной агитации в 1917 г. см.: Минаева О.Д. Буржу Азия или через публику. О некоторых особенностях политической лексики "интеллигентских" газет 1917 г. Уч. записки. Вып. 4. Журналистика. М.: Изд-во УРАО, 2004. С. 56—75.
35 Вестник Европы. № 7—8. С. 388.
Эти вопросы возникали у представителей интеллигенции, привыкшей анализировать новые понятия, выдвинутые временем. Бунтующий народ никакими вопросами не задавался: "Даешь диктатуру пролетариата!" — и все проблемы будут автоматически решены. Интеллигенция получила ответы на все свои вопросы после 25 октября.
Социалистическая пропаганда говорила о буржуазном характере русской революции. В.И. Ленин в "Апрельских тезисах" провозгласил лозунг о необходимости перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. Сам лозунг привлек симпатии масс, но что это значит интересовало немногих. А. Кизеветтер, историк, профессор Московского университета, видный член партии кадетов, писал в "Русских ведомостях" 28 июня: «Правда, эта масса усвоила "господские" термины "социалист" и "буржуй", но, пользуясь этими терминами очень бойко и уверенно, вложила в них свое собственное содержание... Буржуй — это крепостник, а социалист — это тот, кто из крестьянина хочет сделать крепкого деревенского буржуя».
Об этом писало и "Русское богатство", рассказывая об организации муниципальной власти на селе. Журнал отмечал, что выборы в муниципальные органы прошли под лозунгом "Долой буржуев!", «...в захолустьях к разряду "буржуев" были относимы все вообще учителя, весь вообще земский и городской "третий элемент", все вообще "ученые" люди». То есть в первую очередь "буржуями оказались представители и городской, и сельской интеллигенции". А. Петрищев с обидой писал, что по определению Московского Совета к буржуазным была отнесена партия народных социалистов, выразителем идей которой был журнал "Русское богатство"36.
Во многих воспоминаниях современников событий революции высказано недоумение людей, которые всю жизнь зарабатывали своим трудом и все же оказались в глазах масс "буржуями". Об этом пишет, например, старший смотритель театрального музея им. Бахрушина В. Михайловский: "Но вот вопрос, кто теперь является буржуем — рабочий, получающий 300 рублей в месяц, или человек умственного труда — 200 рублей, а то и 150 рублей"37.
Приучив массы употреблять непонятные, "революционные" слова, большевики выиграли информационную войну. Уже после переворота 25 октября "Вестник Европы" писал: "Мы видим теперь плоды настойчивой систематической пропаганды извест-
36 Русское богатство. 1917. № 4—6.
37
Михайловский В. Россия на краю // Москва. 1996. № 1. С. 161. После Февральской революции заработная плата рабочих была увеличена.
ных идей, направленных к возбуждению ненависти и вражды против так называемых буржуазных классов и особенно против капиталистов"38. Агитационная работа была организована большевиками повсеместно. Они повсюду рассылали своих агитаторов, не только на фабрики и заводы, но и в армию, в юнкерские школы и т.д. Использование при обращении к массам бесспорных, но трудно выполнимых лозунгов: "Мир — народам", "Хлеб — голодным", "Земля — крестьянам" приводило в партию большевиков новых сторонников. Имея в Феврале 23 тыс. сторонников, к Октябрю большевики насчитывали в своих рядах около 360 тыс.
Еще одно слово-символ всех пугало — "контрреволюция". "Контрреволюция — одно их популярнейших и неопределенней-ших слов по полному отсутствию конкретного и наглядного содержания, и оно тем страшнее, чем темнее его смысл, чем больше простора оно дает воображению"39. Контрреволюцию ждали от царского окружения, от армии, от министров. Ее ждали справа. Всех напугал очень быстро подавленный корниловский мятеж, который был неудачной попыткой противопоставить митинговой стихии разливающейся по стране анархии власть твердой руки.
Передовое русское общество, интеллигенция на протяжении всего XIX в. поддерживали оппозиционные левые взгляды, именно левых считали носителями духа борьбы и революции. «Они до сих пор верят, — писал в своих воспоминаниях А.Ф. Керенский, — в справедливость афоризма Клемансо: "У демократии нет врагов слева"»40.
Опасность контрреволюции слева многие увидели уже после 4 июля, когда большевики впервые попытались взять власть в свои руки. В цитировавшейся выше статье "Контрреволюция", которую опубликовали 14 июля "Русские ведомости", Е. Синегуб писал: "...опасность контрреволюции, которая мерещится запутавшимся политиканам, совсем не там, где она может быть на самом деле. Она придет из глубины самих народных масс. И она будет хуже, чем этот генерал от реакции".
Уставший от войны, запутавшийся в программах и партиях народ, возбужденный бесконечными речами на митингах, перестал понимать, что происходит в России и почти безропотно воспринял новый поворот событий, произошедший 25 октября. Все случилось очень быстро. Утром 26-го жители Петрограда не сразу и заметили, что власть переменилась.
38 Вестник Европы. 1917. № 9—12. С. 386.
39
Русские ведомости 1917. № 12. 14 июля.
40 Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте. С. 381.
Практически вся интеллигенция, вся несоциалистическая печать восприняла октябрьский переворот как предательство завоеваний Февраля 1917 г. Республику, которая была провозглашена 1 сентября, не дожидаясь Учредительного собрания, сменила диктатура, которая очень быстро стала не полновластием одного класса — пролетариата, а властью одной партии, затем диктатурой ее несменяемого лидера. Всеобщее равенство перед законом, провозглашенное в числе других демократических свобод, было заменено революционным подавлением "буржуазии", в состав которой в первую очередь попала не поддерживавшая большевиков интеллигенция. "Русский социализм в его борьбе с буржуазией и буржуазными порядками по существу контрреволюционен"41 — написал П.Б. Струве в "Русской мысли".
Контрреволюционными были по сути и первые шаги пролетарской власти по отношению к печати. Уже 26 ноября закрыто 25 газет. Их редакции и типографии со всем оборудованием захвачены42. "В обеих столицах большевиками и анархистами были заняты типографии всех газет, не исключая и социалистических", — сообщал "Вестник Европы". Так же быстро большевики взяли под свой контроль все запасы бумаги, обрекая небольшевистскую прессу на бумажный голод. В.И. Ленин поручил В.Д. Бонч-Бруевичу посчитать, какой барыш дают объявления наиболее распространенным газетам, таким как "Речь", "День", "Русское слово". (В этом перечне указаны не только "буржуазные" издания, но и социал-демократический "День".) Был подписан декрет, обязывавший всех давать объявления только в правительственные и партийные органы. "Сначала этому декрету буржуазные органы не подчинились, — рассказывал Бонч-Бруевич в 1927 г., — и продолжали печатать объявления у себя. Тогда мы разослали всем редакциям циркуляр с уведомлением, что если еще раз в их газетах будут помещаться объявления, то они будут штрафоваться, а при новом неподчинении закрываться"43.
И.В. Гессен в своих воспоминаниях рассказывал о послеоктябрьском существовании "Речи", которую не закрыли, хотя партия кадетов была запрещена. К декабрю в газете осталось только четверо из прежнего состава, остальные скрывались от
41 Русская мысль. 1917. № 11—12. С. 57.
42 См.: Окороков А.З. Октябрь и крах русской буржуазной прессы. М., 1970. В очень тенденциозной по тону книге А.З. Окорокова приведен большой фактический материал. В конце работы дан список русских газет со сроками их закрытия после Октября 1917 г. С. 347—374.
43 Журналист. 1927. № 11 С. 10.
ареста. Но тираж газеты рос, бывали дни, когда во всем Петрограде выходила только одна газета из оппозиционных новой власти — "Речь". Но наряду с другими оппозиционными изданиями "Речь" неоднократно закрывали, облагали непосильными штрафами. Выходила она под другими названиями: "Век", "Наш век"44. Все то, от чего страдала большевистская "Правда" при самодержавии: приостановки, смена названий, чтобы уйти от цензуры, закрытия, — все это теперь испытывали органы, не поддерживавшие большевиков.
Быстро была унифицирована и вся информация о деятельности новой власти. И опять рассказ Бонч-Бруевича, ставшего управляющим делами Совнаркома. "Совнарком осаждали корреспонденты и русских, и иностранных буржуазных газет с просьбой сообщить о намерениях и целях правительства. В отделе печати при Совнаркоме выделили комнату, на стенах которой были сделаны почтовые ящики, куда опускали особо составленные бюллетени, всевозможные сведения, извещения, дабы представители всех газет могли приходить, открывать свои ящики и получать решительно все, что мы за день успевали положить туда"45.
Захват пролетариатом крупных типографий В.И. Ленин поставил в качестве одной из практических задач советской власти. То есть захваты, запрещенные Временным правительством, стали основой создания новой прессы. "Большевистские газеты и советские издания в первые же послереволюционные дни получают мощные, хорошо оборудованные типографии буржуазных газет, бумажные фабрики, склады с большим запасом бумаги". Типографии захватывали внезапно при помощи отрядов Красной гвардии, чтобы избежать неповиновения. «На собрании коллектива "Нового времени", когда военно-революционный комитет объявил, что типография переходит в руки государства, рабочие заявили, что она принадлежит не Товариществу Суворина, а коллективу рабочих и сотрудников. Когда, наконец, ее захватили, оказалось, что из типографии вывезены все пишущие машинки, сняты телефоны, электрические лампочки, остались лишь столы и стулья»46.
Авторы вышедшей в Саратове в 1996 г. книги о А.Ф. Керенском пишут о том, что скрывавшийся бывший премьер написал в ноябре открытое письмо к гражданам России и переслал его в Петроград. «Не без колебаний лишь 22 ноября письмо опубликовала лишь эсеровская газета "Дело народа"»47. Это утверждение,
44 Архив русской революции. Т. 22. С. 395.
45 Журналист. 1927. № 11. С. 9.
46 Окороков A3. Указ соч. С. 205-207, 211.
47 Басманов М.И., Герасименко T.A, Гусев К.В. А.Ф. Керенский. Саратов, 1996. С. 143.
цель которого как-то дискредитировать Керенского, по меньшей мере неточно. А.З. Окороков, книга которого неоднократно цитировалась выше, использовал материалы Военно-революционного комитета. Вот что рассказал он о публикации письма Керенского: "Комиссар Арбузов узнал, что где-то в казенной типографии печатают воззвание Керенского к населению Петрограда. Арбузов поехал в государственную типографию, взяв с собой вооруженный отряд, оцепил ее и, ворвавшись туда, нашел 29 человек во главе с комиссаром, назначенным Временным правительством, меньшевиком-оборонцем Рыбниковым. Одно воззвание уже печаталось, второе лежало в наборе. Естественно, и печать, и набор были приостановлены"48. Около захваченных типографий ставились караулы, была установлена пропускная система входа и выноса продукции. Понятно, что в таких условиях опубликовать воззвание Керенского было навозможно, и это смогла сделать только газета "Дело народа".
Подобные меры подавления печати вызывали возражения и у большевиков. «Среди большевиков находились также и такие товарищи, — рассказывал Бонч-Бруевич, — которые никак не могли примирить требование нашей старой программы "свободы печати" — требования, провозглашенные в рамках враждебного нам самодержавно-капиталистического строя, с новым требованием Октябрьской жизни, которое можно было сформулировать так: во время революции должна существовать только революционная печать, и всякая иная, враждебная революции, должна быть беспощадно уничтожаема восставшим классом. Внешние противоречия здесь, конечно, были огромные, но только для тех, кто старыми аршинами хотел мерить новые достижения пролета-риата»49.
Бонч-Бруевич не скрывал, что некоторые, не согласные с таким отношением к печати большевики вышли из состава партии.
Таким образом, именно журналистика первой испытала на себе то революционное насилие, которое станет потом нормой советского времени.
В декрете "О печати", подписанном Лениным уже 27 октября 1917 г., отмечалось, что административные меры воздействия на печать, против которых боролась вся русская журналистика на протяжении двух веков своего существования, носят временный характер. Правда, они не были отменены и впоследствии. Но время русской дооктябрьской журналистики кончилось. К 3 августа 1918 г. старая русская печать прекратила свое существование.
Поступила в редакцию
21.06.2005
48 См.: Окороков А.З. Указ. соч. С. 210.
49 Журналист. 1927. № 11. С. 9.
