СОЦИАЛЬНЫЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ РАЗВИТИЯ НАУКИ. ЛИЧНОСТЬ УЧЕНОГО
2004.02.011. ХАГНЕР М. ЧЕРЕП, МОЗГ И МЕМОРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА: О ЦЕРЕБРАЛЬНЫХ БИОГРАФИЯХ УЧЕНЫХ В XIX В. HAGNER M. Sculls, brains and memorial culture: On cerebral biographies of scientists in nineteenth century // Science in context. - Cambridge etc., 2003. -Vol. 16, N1/2. - P.195-218.
Ключевые слова: агиография, гениальность, краниография, Галль.
Автор, немецкий историк науки, анализирует отдельные исследования, посвященные строению черепа и мозга гениев, которые проводились в XIX в., и доказывает, что «эти исследования шли рука об руку с агиографией1 ученых» (с.195).
В 1862 г., через два года после смерти Артура Шопенгауэра (17881860), его друг В. Гвиннер (Gwinner) опубликовал первую биографию великого философа. В книге содержатся два рисунка: первый - это хорошо известный портрет Шопенгауэра; на втором - изображены шесть разных черепов. Самый маленький череп принадлежит кретину, пять других - Канту, Шиллеру, Шопенгауэру, Талейрану и Наполеону. Полагая, что Наполеон и Талейран как люди воли и власти служат примером практического гения, а Кант и Шиллер, олицетворяя разум и воображение, -пример теоретического гения, Гвиннер попытался показать, что место Шопенгауэра, исходя из особенностей его черепа, находится как раз в центре. Подобная отсылка к главному сочинению философа «Мир как воля и представление» не могла быть случайной.
Последняя глава книги Гвиннера так и называется «Его череп». В своем анализе Гвиннер использовал «Atlas der cranioscopie», составленный К.Г. Карусом (Carus) для того, чтобы продемонстрировать различия
1 Агиография - жизнеописание святых. - Прим. реф.
между строением черепа гениев и обыкновенных людей. Согласно Кару-су, лобная область мозга представляет познание и воображение, теменная - эмоции, а затылочная часть и мозжечок - волю. Конечно же, Гвиннер обнаружил, что лобная и затылочная зоны были чрезвычайно развиты у Шопенгауэра, а теменная - нет. В своем заключении он с триумфом объявил о полном соответствии между философским кредо Шопенгауэра и строением его мозга: «Согласно имеющимся неполным данным, человека (Шопенгауэра), который находится передо мной, прежде всего отличают развитые "воля и представления", причем воля явно преобладает» (цит. по: с.196).
Очевидно, что Гвиннера мало интересовало собственно изучение мозга. Он стремился отыскать внешние признаки, которые послужили бы во славу Шопенгауэра. В какой степени эти усилия Гвиннера были связаны с исследованиями мозга в XIX в. и краниологией?
Современники Гвиннера были довольно низкого мнения относительно его краниологических изысканий, и особенно проводимых им параллелей между философской доктриной Шопенгауэра и строением его мозга. Именно в эти годы систематическое изучение мозга знаменитых людей заняло важное место в европейских исследованиях. Но в отличие от Гвиннера эти анатомы и антропологи старательно избегали материалистических выводов, согласно которым гениальность редуцируется до простой функции мозга. Хотя они и верили в однозначное соответствие между способностями человека и строением его мозга, но считали преждевременным указывать локализацию математического или философского таланта.
В своей книге, посвященной Шопенгауэру, Гвиннер призвал «создавать клубы, где могли бы храниться мозг и черепа великих людей» (цит. по: с.215). Несколькими годами позже такие «клубы» действительно стали появляться в Мюнхене, Париже, Стокгольме, Филадельфии, Москве и Берлине. Выдающиеся люди завещали свой мозг анатомам, которые выражали свою признательность тем, что публиковали описания мозга, и таким образом прославляли их обладателей. Так, в 1875 г. члены Французского общества антропологов основали в Париже Societe d'autopsie mutuelle для того, чтобы хранить и изучать мозг выдающихся ученых. Для членов этого Общества завещать свой мозг коллегам было делом чести: тело ученого должно служить науке даже после его смерти. В свою очередь, коллеги отдавали ему почести, публикуя в бюллетене Общества результаты исследования его мозга (с.197).
Автора интересуют те события, которые происходили раньше, в 1800-1860-е годы. Какие стратегии использовали анатомы и антропологи, чтобы подступиться к столь деликатному, как в научном, так и в социальном отношении, вопросу, как исследование мозга известных людей?
Автор выделяет две первоначально независимые линии исследований, которые привели к появлению такого направления, как изучение мозга выдающихся людей. Первая линия - это исследование феномена гениальности в рамках более широкой программы по антропологическому изучению человека, сформулированной в эпоху позднего Просвещения. Вторая - это практика так называемых «церебральных биографий» (примером которой может служить работа Гвиннера), ставших частью мемориальной культуры. Под мемориальной культурой автор имеет в виду те формы и ритуалы, посредством которых ученые отдавали почести своим умершим коллегам и другим выдающимся мыслителям.
Интерес к строению черепа и мозга знаменитых людей датируется концом XVIII в. Он был связан с задачей, которая была поставлена поздним Просвещением по широкому изучению человеческой расы. Предполагалось, что изучение таких крайних человеческих типов, как гении, душевнобольные и преступники, послужит своеобразным «увеличительным стеклом», которое поможет понять человеческую природу в целом. В Германии этот подход получил развитие в связи с формированием физиогномики, экспериментальной психологии и психиатрии.
В 1770-е годы большую известность получила доктрина швейцарского проповедника И.К.Лаватера (Ьауа1ег, 1775). Он доказывал, что «форма, пропорции, твердость или мягкость черепа могут служить надежными признаками силы или слабости характера» (цит. по: с.198). Для него было непредставимым, «что Ньютон или Лейбниц могли бы выглядеть так же, как человек из психиатрической лечебницы» (цит. по: с. 199). Фундаментальная идея Лаватера состояла в том, что существует однозначное соответствие между внутренним (душой) и внешним (лицом). Несмотря на критику современников, физиогномический метод, считает автор, был инкорпорирован науками о человеке. Например, идея Лаватера о связи формы, строения и плотности черепа с нравственными и интеллектуальными качествами человека была перенесена из физиогномики в анатомию мозга. Согласно мнению многих анатомов и натурфилософов последнего десятилетия XVIII в., «мозг стариков, негров и умственно отсталых людей меньше, более сухой, склеротичный, с признаками
атрофии; тогда как мозг гения больше, тяжелее, более мягкий и легко возбудимый» (с. 199). Однако подобные утверждения оставались не более чем гипотезой, поскольку ни один ученый в последнее десятилетие XVIII в. даже и не пытался проводить анатомирование мозга выдающихся людей, что, безусловно, было связано с негласными нравственными запретами.
Важнейшую роль в исследованиях мозга сыграли методы и взгляды австрийского врача Ф.Й.Галля (1758-1828). В начале XIX в. Галль предложил теорию локализации психических функций в коре больших полушарий головного мозга, которую назвал френологией. Согласно этой теории, на основании краниометрических данных можно судить о психических особенностях человека. По мнению Галля, умственные способности, мотивы и эмоции, имея врожденный характер, представляют собой продукт различных «церебральных органов». Так, он полагал, что в лобных долях локализуются когнитивные способности и таланты, в затылочной области размещаются эмоции и инстинкты, в мозжечке - половое влечение.
Понимание Галлем феномена гениальности вытекало из его френологии. В противоположность представлениям своих предшественников, согласно которым «мягкий мозг» - это условие, позволяющее стать гением, он доказывал, что «гениальность не более чем продукт чрезвычайной развитости и повышенной активности определенных церебральных качеств или свойств» (цит. по: с. 200). Из-за подобных высказываний Галля не только часто упрекали в материализме, но возникал вопрос о том, как он намерен обосновывать эту свою доктрину. Начиная с 1790-х годов Галль собирал черепа людей и животных, а также восковые слепки мозга отдельных людей (прежде всего, психически больных, преступников и самоубийц). К концу своей жизни он стал обладателем большой коллекции, но желаемых им черепов истинных гениев, а тем более слепков их мозга в ней не было (с. 200).
В первые годы XIX в. череп и мозг знаменитых людей еще не стали ни частью агиографии, ни легитимным объектом научного исследования. Последователи Галля и другие исследователи мозга исподволь подрывали этот порядок, связывая свои практики с принятыми формами мемориальной культуры.
Сразу после смерти И. Канта в феврале 1804 г. В. Келху (Kelch), молодому анатому из Кенигсбергского университета, было позволено обследовать его череп. В апреле того же года Келх отдал в печать бро-
шюру, где детально изложил свои краниоскопические открытия, связав их с классификацией Галля.
Келх понимал, что может внести свою лепту в прославление гения, обнаружив превосходство в строении его черепа по сравнению с черепами обычных людей. В то же время он пытался избежать впечатления, что хочет объяснить гениальность философа особенностями его мозга; подобная причинная связь может прослеживаться у преступников или психических больных, но не у гениев. Келх взял карту «церебральных органов» Галля и обследовал каждую область на черепе Канта. Келх, как отмечает автор, дал честное и надежное описание, которое было подтверждено 70 лет спустя, когда череп Канта был эсгумирован и изучен с помощью антропометрических методов. В результате он обнаружил заметные шишки в лобной области, тогда как шишки в затылочной части были малоразвитыми, а в базальных частях черепа отсутствовали полностью. Отсюда, согласно теории Галля, следовало, что данный человек обладает развитой памятью, проницательностью и высоким интеллектом, не страдает тщеславием и не очень стремится к славе; половое влечение у него отсутствует полностью. Кант, в самом деле, никогда не был женат; по воспоминаниям друзей, он вообще всерьез никогда не ухаживал за женщинами.
Данные Келха полностью соответствовали сложившимся представлениям и вписывались в агиографию философа. Неудивительно, что брошюра Келха была опубликована тем же издателем, который публиковал не только труды Канта, но и его первую биографию, ставшую канонической. Этот факт свидетельствует о том, что работа Келха также воспринималась как часть канона. Френология с успехом применялась при составлении биографий и ряда других великих людей. Тем не менее вплоть до 1830-х годов мозг гениев оставался недоступным для изучения.
Изучение и коллекционирование черепов великих ученых и художников осуществлялись в ином контексте. Интеллектуалы создали собственную форму секулярного культа, включая такие религиозные элементы, как почитание реликвий. В 1826 г., когда останки И.Ф. Шиллера (1759-1805) переносили в Веймар, его череп не был захоронен, а вместо этого был помещен в библиотеку Великого герцога. Этот символический акт был организован как торжественное событие, на котором присутствовали члены семьи Шиллера и некоторые друзья. Директором библиотеки был не кто иной, как И. Гёте. Увидеть череп поэта Гёте позволял «лишь тем, кто не будет руководствоваться любопытством,
но лишь чувством уважения и пониманием, что этот великий человек сделал для Германии, Европы и для всего цивилизованного мира» (цит. по: с. 205). Через год Герцог Карл Август приказал вернуть череп в фамильный склеп.
Создание неклерикальных пантеонов, где выставлялись черепа и мозг великих людей и куда поклониться им допускались лишь избранные, стали частью мемориальной культуры. Последняя помогала ученым репрезентировать себя в качестве элиты, сравнимой с поэтами, философами, художниками или политиками. Практика коллекционирования черепов и экземпляров мозга в целях их научного, антропологического изучения начала складываться позднее (с.205).
Лишь после 1830 г. очень редкие сообщения о размере и весе мозга выдающихся людей стали появляться в печати. В то же самое время французские анатомы активно публиковали результаты сравнительных исследований строения мозга и черепа женщин, мужчин разных профессий, олигофренов, убийц, а также представителей разных рас. В 1830-е годы теория Галля относительно локализации психических функций в коре больших полушарий головного мозга стала подвергаться серьезной критике. Тем не менее, как подчеркивает автор, френология продолжала оказывать существенное влияние на исследования мозга вплоть до конца XIX в.
Французский психиатр Ж.Б. Паршап (Parchappe) в своем исследовании (1836), посвященном связи между строением мозга и черепа с умственными способностями, одним из первых попытался противопоставить «строгие измерения» френологическим описаниям. Вес мозга - это тот параметр, который легче всего измерить. Поэтому Паршап, хотя и знал об ограниченном значении этого параметра, взвесив мозг 29 обычных людей, получил усредненный показатель - 1323 грамма, который сравнил с весом мозга четырех знаменитостей (Кромвеля, лорда Байрона, французского зоолога Ж. Кювье и французского хирурга Г. Дюпюетрена). В результате он пришел к выводу, что абсолютный вес мозга все-таки имеет определенное влияние на интеллект (с. 206).
Паршап, осознавая неубедительность своего вывода, ввел еще один параметр - «протяженность корковой поверхности» (extension of the cortical surface), которая выражалась числом и глубиной борозд в коре больших полушарий. Он предположил, что «уровень интеллекта соотносится не столько с весом мозга, сколько с массой больших полушарий»
(цит. по: с. 207). Однако, не располагая достаточным материалом, он не имел возможности подтвердить свое предположение.
В последующие годы изучение особенностей мозга знаменитых людей стало занимать маргинальное положение на фоне обширных исследований мозга обычных людей. Это направление существенно отличалось от тех исследований, которые проводились в рамках «церебральных биографий». В первом случае - в работе Паршапа и других - проводились сравнительные измерения мозга большого числа людей, выводились средние показатели и строились таблицы. Во втором случае - в работах Келха, Гвиннера и др. - строение мозга анализировалось, исходя из индивидуальных характеристик его владельца. Такие исследования выдающихся личностей становились частью агиографии, выступая в качестве материального доказательства их интеллектуального превосходства.
В середине XIX в. в исследованиях мозга в Германии произошел своеобразный постфренологический поворот, значение которого трудно переоценить. Впервые эти две стратегии изучения мозга объединились.
В качестве примера автор останавливается на работе Р. Вагнера (Wagner), профессора физиологии в Гёттингенском университете, опубликованной в 1854 г. Вагнер, консерватор и монархист, выступал против революции 1848 г. и материализма, но в то же время был увлечен изучением нейроанатомии и антропологии. Перед Вагнером стояла сложная дилемма. С одной стороны, он считал, что изучение мозга приведет к более глубокому пониманию человеческой психологии, чем вся философия от Платона до И.Ф. Гербарта. С другой стороны, Вагнер с большой яростью нападал на знаменитое заявление психолога-материалиста К. Фохта, что мозг производит мысль так же, как почки вырабатывают урину (с. 210).
В глазах Вагнера материалистическая психофизиология, отрицающая существование бессмертной души, была опасным политическим движением. В то же время он сам занимался областью, которая по определению тяготела к материализму, - исследованиями мозга. Он анатомировал, измерял и взвешивал мозг олигофренов, душевнобольных, преступников, а также выдающихся ученых; в число последних входили, прежде всего, профессора Гёттингенского университета, включая таких математических гениев, как К. Ф. Гаусс (1777-1855) и П. Дирихле (18051859).
В 1850-е годы Вагнер начал проводить систематические исследования мозга ученых и сравнивал их с мозгом обычных людей. Вагнер был
озабочен научной репутацией своего исследования, поскольку вопрос о структуре мозга гениев был осквернен «ложной популяризацией и дилетантским отношением со стороны френологии» (цит. по: с. 211). Для него это было особенно важно, поскольку анатомические предпосылки, из которых он исходил, не сильно отличались от положений Галля. Вагнер считал, во-первых, что мозг выдающихся людей больше и тяжелее (в первую очередь, это касается больших полушарий и лобных долей), чем у обычных людей; во-вторых, что поверхность коры головного мозга у гениев отличается необычайно большим числом извилин.
Проведя измерения 32 экземпляров мозга, имевшихся в его коллекции, а также добавив все данные, приводимые в литературе, Вагнер получил сведения о весе мозга 964 людей. Он убедился, что интеллектуально одаренные люди не обязательно обладают более тяжелым мозгом, чем менее одаренные. По этому параметру, например, мозг Гаусса (1492 грамма) располагался примерно в середине выборки (с. 212). Второй параметр, касавшийся числа извилин, оказался более перспективным. Вагнер различал простой, «эмбриональный» мозг со небольшим количеством извилин и сложный мозг со множеством извилин. Он подчеркивал, что второй тип мозга ему довелось наблюдать только у мужчин, и прежде всего в этом отношении примечателен мозг Гаусса и Дирихле (с. 212).
Вагнер попытался найти те особенности строения мозга, которые специфичны для математического гения. Он пришел к выводу, что для выдающихся математиков характерны: 1) огромное количество извилин в коре больших полушарий головного мозга и особенно в лобных долях; 2) выраженная асимметрия полушарий. Оба феномена легко вписываются в старую модель анализа мозга и не дают возможности описать специфический, математический мозг. Поэтому Вагнер нашел новый, хотя и трудоемкий метод для измерения длины и глубины корковых извилин. Для этого он использовал небольшие листы бумаги, разделенные на квадратики, и покрывал ими всю поверхность коры больших полушарий, включая борозды. С помощью этого метода Вагнер вывел ряд новых параметров: общая длина борозд в лобной области; длина борозд относительно 100 квадратов; длина борозд относительно всей поверхности. Теперь по всем этим параметрам мозг Гаусса становился лидером. Для Вагнера существовала непреодолимая пропасть между Гауссом и простым крестьянином, и это различие необходимо было выразить в антропологических и анатомических категориях.
Вагнер надеялся, что ему, наконец, удалось найти анатомический параметр, «который может быть выражен в цифрах и который связан с психофизиологическими свойствами мозга» (цит. по: с. 213). Но далеко не всегда мозг выдающегося ученого отличался от мозга обычного человека. Так, мозг известного профессора минералогии из Гёттингенского университета Ф.Хаусманна (Hausmann), согласно любому из предложенных Вагнером параметров, оказывался на одном из последних мест. Вагнер не мог этого объяснить, и семья Хаусманна обвинила ученого в том, что он унизил их родственника.
На знаменитом съезде антропологов в 1861 г. в Гёттингене Вагнер выдвинул в качестве аксиомы положение о том, что у людей с более низким уровнем интеллекта, например у женщин и негров, меньше извилин в коре больших полушарий мозга. «Существование мозга с менее выраженными извилинами может объясняться тем, что его развитие остановилось на более ранней эмбриональной стадии (примерно на седьмом или восьмом месяце)» (цит. по: с. 213). В то время это утверждение казалось бесспорным и стало базовым допущением европейских антропологов. Когда знаменитый французский хирург и анатом П.Брока утверждал, что увеличение и усложнение мозга в последние 700 лет шло параллельно с развитием европейской цивилизации начиная с периода Средних веков до XIX в., он выражал весьма распространенную точку зрения. Согласно этой точке зрения, категории и феномены, такие как цивилизация и культура, талант и гений, пол и раса, сумасшествие и преступность, вписаны в строение черепа и мозга и поэтому могут быть прочитаны, как и другие явления в книге природы.
Хотя Вагнер и внес существенный вклад в исследования мозга, его результаты по поиску специфических церебральных особенностей математического гения были весьма скромными. Поэтому можно было ожидать, что это направление исследований не будет иметь продолжения. На самом деле произошло прямо противоположное. Работа Вагнера послужила отправной точкой для изучения мозга огромного числа знаменитых ученых, писателей, художников и политиков в конце XIX в. и в начале XX в.
Т. В. Виноградова